– Да, – поспешил поддержать супругу Владимир Николаевич. – Ремонт тот я на всю жизнь запомнил. А ещё до войны в доме проводились работы по внутренней реконструкции, была сделана перепланировка помещений.

– Тем не менее тайник есть, и он здесь, – не дал договорить профессору Илья. – Почему мы так уверены? Потому что если бы тайник нашли, то всё, что хранилось в нём, значилось в каталогах как возвращённое из прошлого.

Повисшая над столом тишина стала немым свидетелем происходящего на тот момент в головах Исаевых противоборства мнений. Несокрушимая уверенность рушилась на глазах.

– Аргумент обоснованный.

Потянувшись, было к бутылке с коньяком, Владимир Николаевич, глянув в направлении супруги, решил воздержаться.

– И всё же я должен задать вопрос, который не просто интригует, я бы сказал, завораживает непредсказуемостью. Где именно находится тайник?

Элизабет ничего не оставалось, как пожать плечами.

– В завещании об этом не сказано ни слова.

– Хорошо, – заметив в глазах гостей растерянность, профессор решил подойти к проблеме с иной стороны. – Допустим, тайник есть, что маловероятно. Но для того, чтобы его найти, надо быть последовательным.

– Вы это о чём? – не поняла Элизабет.

– О завещании. В частности, о четвёртом условии.

– Четвёртое я приберегла на десерт.

Подняв голову, Элизабет посмотрела испытывающим взглядом сначала на Исаевых, затем на Богданова.

– В завещании сказано: «Всех, кто проживает на момент нахождения тайника в указанной на схеме комнате, надлежит считать наследниками фамильных реликвий рода Соколовых. Относиться к оным с должным уважением, независимо оттого, знали люди о наличии тайника или нет, ибо не осквернили души стремлением к наживе, желание облегчить жизнь не вознесли превыше чести».

Тиканье настенных часов, на которые до этого никто не обращал внимания, стало единственным, кому было позволено нарушить тишину, отчего звук прыгающей по кругу секундной стрелки напоминал удар колокола, пусть символичный, не оглушающий, не заставляющий вздрагивать, но всё же колокола. И было в этом нечто особенное, будто само время, отсчитывая мгновения, предоставляло людям возможность переместиться в сознании в те дни, когда прадед Элизабет, прощаясь с близкими его сердцу вещами, стоя на коленях перед образом Господа, плакал.

Мог ли человек представить себе, что через сто с лишним лет правнучка будет метаться в поисках придуманного им секрета?! Наверное, да! Иначе зачем было затевать то, во что сам прадед верил с трудом!? Не в характере Соколовых было тешить себя надеждами. Куда больше в душах отводилось места любви к детям, почтению родителям, стремлению продлить жизнь рода, ибо в этом состоял смысл жизней всех, кто был причастен к фамилии Соколов.

– И вы это называете десертом? – выйдя из-за стола, профессор, вцепившись руками в спинку стула, покачал головой. – То, милочка, даже не компот. Это что-то вроде восточных сладостей вперемешку с опиумом. На душе сладко, в то время, когда голова кругом.

Наблюдавшая за действиями мужа Екатерина Алексеевна всё то время, пока глава семейства собирался с мыслями, не проронила ни слова. Стоило же тому выговориться, как на голову Владимира Николаевича обрушился шквал возмущений.

– Я тебя, Владимир, не узнаю. До появления Лизы, деньги для тебя не являлись чем-то особенным, и вдруг столь разительная перемена. С чего бы это?

В ответ последовала горькая разбавленная каплей иронии усмешка.

– Ты о чём, Катерина? Я что изменил принципам? Деньги по-прежнему не есть ни для меня, ни для тебя главное. В то же время, надо признать, наступил момент, когда присутствие пресловутых форм обмена, товар – деньги, деньги – товар, могло бы помочь решить целый ряд проблем. Организация экспедиции на крайний Север, приобретение оборудования для лаборатории по исследованию грунта, поднятого со дна Ледовитого океана, не говоря уже об исследованиях самого полюса. И наконец, то, о чём ты постоянно твердишь: «Собачонка, новый телевизор».

Не дожидаясь ответа, Владимир Николаевич развернулся лицом к Элизабет.

– Если вас не затруднит, поясните, пожалуйста, что означает фраза: «Надлежит считать наследниками»

– То, что находящиеся в тайнике золотые монеты должны быть разделены на три части. Одну надлежит передать правительству Петербурга на реставрацию дома. Другую – тем, кто проживает в данной квартире, то есть вам. Третью – церкви.

– Надо же такое удумать, заглянуть в двадцать первый век! Это же какую голову надо иметь, чтобы такое могло уместиться!

– Подожди, Владимир! – произнеся, Екатерина Алексеевна, обратила взор к Элизабет. – Всё это, конечно, здорово! То, что вы ищите тайник и то, что прадед позаботился о фамильных реликвиях. Но на главный вопрос мы ответа так и не получили. В схеме указано расположение места, где может находиться тайник?

– Нет. В завещании указано, что мы сами должны определить. По всей видимости, прадед опасался за сохранность завещания. Только так можно объяснить нежелание указать местонахождение тайника.

Катерина Алексеевна задумалась.

– Наверное, вы правы. Как, впрочем, прав был и ваш прадед. Рисковать не имел права, поэтому не указал точного местонахождения.

– И? – не понимая, к чему клонит супруга, воскликнул Владимир Николаевич.

– Я думаю, разгадка таится в вас.

Екатерина Алексеевна испытывающе глянула на Элизабет.

– Не поняла, – от удивления у француженки приоткрылся рот.

– Проблема в том, что, живя вне России, вы не способны мыслить так, как мыслим мы. По данному поводу даже существует фраза Тютчева «умом Россию не понять». Чтобы вникнуть в душу русского человека, да ещё такого, каким был ваш прадед, необходимо прочувствовать атмосферу того времени, или как принято говорить сегодня – ауру.

Элизабет задумалась.

– Если взять за основу то, что прадед обладал не ординарным характером, то, возможно, что в завещании он закодировал главное.

Достав из сумочки документ, Элизабет протянула тот профессору.

– Копия завещания.

Пробежав глазами, Владимир Николаевич, найдя строки, где прадед француженки обращался к своим потомкам, начал читать вслух: «Обращаясь к тем, кто в столь далёком от меня времени будет носить фамилию Соколов, я прежде всего обращаюсь к правнукам своим – ибо им надлежит сохранить то, что когда-то завещал мне мой отец, ему – его и так до того, кто положил начало роду нашему, обозначив фамилией Соколов.

Мы, живущие раннее, с честью пронесли через жизни свои то, что объединяло нас, скрепляло узами душевного благородства, делало сильным духом, уверенными в данном нам Богом разуме. И всё это, несмотря на расстояния и время, разделяющие одно поколение от другого.

Теперь наступил ваш черёд чтить память тех, кто, преумножая род наш, делал его объединённым благородством поступков, а значит, дающим возможность фамилии переходить из одной будущности в другую. Силы в этом придавала любовь к земле русской, ибо нет святее на земле места, дающего жизнь корням человеческим. А коли так, каждый, кому суждено прикоснуться к святыням рода Соколовых, должен обладать зрелым умом, носить фамилию Соколов, иметь исконно русское имя и говорить на языке предков.

Выполняя волю отца своего, а также тех, кто жил до него, обращаюсь к вам, к тем, кто будет жить после нас: овладеть реликвиями вы сможете тогда, когда доподлинно будете знать, от кого начался род наш и кто прославлял его на протяжении многих столетий.

Да благословит вас Господь!»

Отложив документ, Владимир Николаевич замер в ожидании.

Молчали и все сидящие за столом, думая о том, насколько прозорлив оказался прадед Элизабет, предвидя то, что могло изменить время. Ради того, чтобы сохранить реликвии, тем самым дать возможность состояться продолжению рода, тот предусмотрел даже то, что жизнь может не только разъединить судьбы, но и сделать так, что будет некому взять на себя ответственность за сохранение фамилии в том виде, в котором оное родилось изначально.