Огни ада могут быть подобны звёздам. Одного прикосновения достаточно, чтобы утянуть в пучину целый свет. Оглядываясь назад и пытаясь найти виноватых, воочию предстаёт картина неминуемых потоков судьбы; для одних – прекрасная орхидея, для других – кипучая смола. И кто прежде предстаёт в ответе за то прекрасное и ужасное, мимолётное и сопровождающее до самого конца наших дней? Кто этот тайный архитектор всех жизней, и твоей в частности? Впрочем, самые страшные вопросы погребены обыденной действительностью настолько глубоко, что без настойчивости и копания их отрыть и осознать не удастся. Зачастую нет лопаты, чтобы добраться до туда, или она поломана. Да и стоит ли искать золото, если оно окажется пиритом? Ответ ближе, чем кажется. Его все знают…

Асмодей      

Разум ищет, и только сердце находит.

Жорж Санд

Вот настал и конец выступления. Последний аккорд прозвучал над головами слушателей. Скоро в ответ послышались бурные аплодисменты. На сцене был вокально-инструментальный ансамбль «Севилья», альтернативные названия которого могли быть «Малага», или «Гранада», или ещё какое-нибудь испанское слово, которое так по нраву руководительнице коллектива. Их выступление было приурочено к грядущему Дню учителя. Сегодня педагогов собрали в актовом зале для выказывания благодарностей и вручения наград за трудовые заслуги. Чтобы этот процесс был хоть чем-то большим, в сравнении с обычным педсоветом, было решено разбавить его немногочисленными творческими номерами, коими могла похвастаться школа.

Выступление закончилось, и участники постепенно исчезли со сцены со своими инструментами за кулисы, а оттуда перешли в помещение, где готовились к выступлению оставшиеся коллективы. Окна были закрыты. Духота. На улице было тепло, хотя клёны за гимназией уже дышали октябрём.

Среди прочих в помещении можно было отыскать тонкую и бледную руководительницу ансамбля «Севилья» Раису Ивановну, носившую солнечные очки как обруч для волос. Она встретила своих подопечных и начала одаривать их похвалой:

– Вы, конечно, ребята, молодцы. Хорошо, что среди слушателей нет музыкантов. Темп загнали. В четвёртой цифре всё равно сыграли по-своему. Под конец разваливаться стали. Бас вообще пропал. Куда так вас понесло? – она осмотрела детей и добавила: – Ладно, всё равно молодцы. Сыграли как есть, в этом году только две репетиции было, на лучшее трудно было бы рассчитывать.

Басист недовольно стал оправдываться:

– Да я не виноват, что так темп загнали. С нашего ударника спросите.

Максим успел за этот небольшой промежуток времени раздобыть себе яблоко, которое пока что оставалось целым. Он понимал, за что его упрекают, и ответил:

– Я-то что? Я держал темп. Это Сергей разгонять стал. Чтобы не разойтись совсем, пришлось поднажать.

Гитарист отстранённо наигрывал на уже обесточенной электрогитаре какие-то свои аккорды. Неохотно он прервался и ответил:

– Ничего не знаю. В прошлом году быстрее играли.

Обсуждение быстро сошло на нет. Карина, игравшая на синтезаторе, никак не могла зачехлить инструмент. Собачка на молнии заела и никак не хотела сдвинуться с места. Это заметила Раиса Ивановна, она подошла к учащейся и спросила:

– Что, опять не застёгивается?

Карина смущённо ответила:

– Да.

Руководительница ансамбля взяла чехол и каким-то грамотным приложением силы сумела устранить неисправность.

– Вот так, держи.

Карина подержала инструмент две секунды, сделала грустное лицо, а потом протянула Раисе Ивановне назад:

– Это же ваш. Я переезжаю скоро. Больше я выступить с вами не смогу. Забирайте.

– Ах, да, ты же уезжаешь. Кто же теперь играть на клавишах будет? – Раиса Ивановна прижимала одной рукой к себе чехол, а другую положила на плечо Карине: – Участвуешь в «Севильи» с самого создания – целых четыре года. Ты много раз выступала с коллективом. Уже нельзя сказать, что для школы ты ничего не сделала. Твой труд был не напрасным. Не знаю, понадобиться ли тебе твоё умение на новом месте, но здесь ты пригодилась. Спасибо что ходила на репетиции. Мы не забудем, что ты играла с нами. Если бы я не забыла об этом, то купила бы на прощанье тортик, но если хочешь, можем зайти ко мне в кабинет на чай.

Карина несмело покачала головой и вежливо отказалась от предложения. Остальные в разной степени готовности уже покидали гимназию. Ударник и гитарист уже успели выйти на школьный двор. Максим выкинул надоевший огрызок в урну и сказал:

– Везёт некоторым, уезжают жить за границу, подальше от этого совка.

Сергей нёс за плечами гитару, а руки спрятал в карманы длинного чёрного пальто. Он решил не комментировать услышанное.

– Скучать ты точно не будешь? – зачем-то спросил Максим.

– Ты знаешь ответ.

– А с ансамблем без Карины что будет?

– И без неё обойдётся.

– Как без клавиш?

Сергей всё время держал на лице угрюмую гримасу. Часто он говорил с пренебрежением и как будто цедил речь сквозь зубы. Его манера разговора действовала абсолютному большинству людей на нервы. Брякнул:

– Найдётся замена.

– Может помочь Раиске найти кого-нибудь?

– Делай что хочешь, но мне подсобить не предлагай.

Максим ожидал такой ответ. Решил подколоть:

– Ты всегда такой злобный?

– Не капай на мозги.

До остановки дошли молча, там и разминулись. Максим Войницкий поехал на своей «шестёрке» домой, а Сергей Колязин свернул с главной улицы во дворы, достал из пачки сигарету и, поработав зажигалкой, задымил.

Мысли собрались в кучу и устремились куда-то высоко. Сегодня он не был в состоянии грузить себя постоянными истошными вёдрами помоев, которые день ото дня копились и сливались куда-то вовнутрь.

Одинокий ворон ходил по бордюру в поисках съестного. Редкие жёлтые листья валялись по тротуару без всякого порядка. Унылые кусты при жилых домах не радовали глаз своей кривой формой, об искусстве топиара1 в этом захолустье не могло идти и речи.

“Раньше было лучше. – заметил про себя Колязин. – Что ни говори, навряд ли что-то станет осмысленней. К чему все идут? К чему иду я? Вот дрянь. Почему не могу нормально скурить сигарету? Обязательно надо эту труху молоть.”

Это было так давно, но воспоминания всё ещё тверды. В память врезаются наиболее значимые и эмоциональные события. Хотя иногда запоминается и какая-нибудь ерунда без дай причины, которая не несла абсолютно никакой значимой и смысловой нагрузки. Но это было именно знаменательным днём.

– А ты там со мной будешь? – спросил свою маму маленький Серёжа.

Алёна Витальевна Колязина, родительница его, вела мальчика за ручку и тихонечко, как в своём обыкновении, говорила:

– Да, зайчик мой, сегодня мы вместе будем.

– А потом?

– А потом сам будешь ходить, большой же уже.

Они остановились перед входными вратами, Алёна Витальевна достала из своей простенькой сумочки лёгкий тюлевый платок и обвязала им свою голову, скрыв под его покровом свои волосы. Мама и мальчик перекрестились и вошли внутрь. Серёжа бывал здесь раньше, но мельком как-то и редко, ему здесь было неуютно. Прошли церковный садик, благоухающий россыпью колокольчиков и каких-то фиолетовых цветочков, название которых знают одни лишь дачники, и затем переступили через порог вовнутрь.

– Пойдём, купим свечку. – сказала шёпотом мама Серёжи.

Мальчик молча стоял и посматривал на календари. Разглядывал выходные и постные дни, читал названия церковных праздников. Мама обмолвилась тёплыми словами с тётей, отпускающей свечи, а после, вместе с сыном отправилась в приход. Здесь было тихо, но в левой части храма можно было услышать детские голоса. На лавочках возле деревянной двери сидели дети разного возраста. Кто был постарше, кто помладше. Практически все одни – без родителей, сами. Серёжа отчего-то боялся. Алёна Витальевна подошла к единственной среди детей взрослой и спросила: