Он подошел к Ирбис и, взяв за подбородок, повернул ее лицо к себе.

– Я тоже не поверил, когда, проснувшись однажды утром, не нашел в своем доме две самые большие ценности, – он помолчал и, отпустив девушку, добавил, – Чем вышелетит орел, тем сильнее разобьется, сбитый стрелой охотника.

– Нет, нет, – мотая головой, словно пытаясь проснуться от кошмарного сна, повторял Марон.

– Скажи ему, Ирбис, все, что я рассказал, правда? – требовательно заявил Амок.

Девушка отвела глаза и заплакала.

В дверь снова ударили, и одна из петель со звоном вылетела.

– Скажи! – заорал Амок.

Ирбис вздрогнула от неожиданности и тихо сказала:

– Да, все, что ты сказал, правда.

Внутри Марона что-то оборвалось. Тело обмякло. Он перестал сопротивляться. В ушах стоял такой звон, что он не услышал, как третьим ударом выбили дверь в кабинет.

Невидимки отпустили опешившего Феодала и переключились на вбежавших солдат. Не понимающие, что происходит, охранники Марона оказались малоэффективны. В коридоре были слышны звуки борьбы и крики, но у Марона не было сил, чтобы обернуться. Он смотрел на измученную Ирбис.

Пока невидимки отвлекали солдат, Амок скрылся через окно. Позже, даже Драпу не удалось выяснить, как тот покинул замок.

Только когда все стихло, и в кабинет вбежал личный врач Марона, мужчина отвел глаза от сидящей на полу девушки и начал объяснять, что произошло. Но, даже разговаривая с помощниками, Феодал поглядывал на девушку и понимал, что на место прежней одержимости пришло разочарование, граничащее с отвращением.

– Убери ее с глаз моих, – шепнул Драпу Марон.

Девушку увели в подвал, где располагалось несколько одиночных камер. Там она провела ночь. Не имея возможности превратиться в животное, Ирбис свернулась на застеленном подгнившим сеном полу и, стараясь не замечать смрад, задремала. Она сделала всё, что была должна, и теперь может отдохнуть.

В отличие от бывшей зазнобы,Марон заснуть так и не смог. Всю ночь он прокручивал в голове слова Амока и стонал от душевной боли. Временами,охваченый дремой, он видел тощую девушку в грязных лохмотьях. Черные волосы были собраны в колтунистый хвост, руки перепачканы сажей. Бледное лицо выражало презрение, а бесцветные губы искажались в злобной усмешке.

От этой картины мужчина просыпался и снова вспоминал события прошлой ночи. Только теперь он понимал, как был слеп. Завороженный магическими способностями девушки, он не обращал внимание на все остальное.

– Какой же я идиот, – ругал себя Феодал.

Он злился на себя, на Кифала и, конечно, на саму Ирбис. Это было одно из самых горьких разочарований в его жизни. Поэтому, когда небо начало светлеть, он почти ненавидел бывшую возлюбленную.

Как ни странно, злость придала Марону сил. Весь следующий день он был бодр и как никогда продуктивен. Предстояло решить множество вопросов и, разумеется, организовать расследование. Марон понимал, что выследить нападавших не удастся, но обязан был попытаться.

Все это время Ирбис никто не навещал. Она просидела до вечера без питья и еды в смрадном подвале, наивно полагая, что Марон хоть из жалости отпустит ее.

Только утром следующего дня за девушкой пришли солдаты. Истощенная и мучимая жаждой она была слаба. Скижуч вышел из нее, забрав остатки сил. Девушка шла медленно и часто спотыкалась, преодолевая бесконечное количество ступеней. Солдаты поначалу грубо толкали ее, а потом и вовсе волокли по каменному полу. Никто не любил сумасшедшую колдунью, а узнав, кто она на самом деле, и вовсе возненавидели. Девушку протащили по всему замку и выволокли на улицу. Лохматая, перепачканная и пропитавшаясяподвальным смрадом, истощенная Ирбис предстала перед Мароном. Он стоял, презрительно глядя на девушку, и не было в его глазах ни намека на былое восхищение.

– За то, что ты сделала, я заколочу тебя в тот самый ящик, и отправлю обратно на дикие западные земли. Не смей больше осквернять своим присутствием наш Восток, – брезгливо заявил Марон.

– Ты даже не дал мне сказать, – простонала обессиленая Ирбис, – Как-то оправдаться…

Солдаты подхватили девушку под руки и потащили к грубо сколоченной клетке.

– Выслушай меня, Амока ведь ты выслушал, – умоляюще проговорила девушка.

– Я сыт твоей ложью, лицемерка, – отмахнулся Феодал.

– У тебя нет права судить меня! – разозлилась Ирбис, – Думаешь, я не знаю, что это ты опоил Науру и позволил Кифалу овладеть ею. Кто из нас после этого лицемер и обманщик.

– Заткните ей рот! – боясь осуждения, приказал Марон.

Солдаты вывернули девушке руки и начали заталкивать в рот кусок грязного тряпья.

– Я ведь жизнь тебе спасла! – закричала Ирбис.

Марон вспомнил, что именно благодаря жертве девушки, Амок не зарезал его. Внутри что-то больно сжалось. Но он был слишком зол и разочарован, чтобы испытывать благодарность. Лукавый ум сразу подсказал оправдание: «Она наверняка хотела обокрасть и меня».

Кляп загнали так глубоко, что из глаз брызнули слезы, а горло сжалось от приступа рвоты. Девушку грубо швырнули в клетку и закрыли решетку. Марон распорядился, чтобы ящик заколотили поплотней и отвезли на корабль. Больше он Ирбис не видел, а главное, не имел никакого желания на это.

После столкновения с невидимками Амока прошло две недели. Расследование быстро зашло в тупик, выследить нападавших так и не удалось. Марон был загружен накопившимися делами, поэтому упорствовать не стал. На данном этапе было гораздо важнее привести дела в порядок. Из-за его беспечности в Нортизе сформировались партизанские отряды, которые мешали установлению нового порядка на захваченных шахтах. Участились грабежи и убийства посланных солдат.

Драп отбыл в Нортиз и руководил карательными отрядами. Марон с Дайнагоном занимались законами и распределением финансов.

– Как я мог так все запустить, – читая отчеты советника, сокрушался Марон.

Дайнагон тактично молчал. Все знали, насколько расстроен прошлыми событиями правитель, и старались лишний раз не напоминать об Ирбис.

Однако с наступлением ночи Марон долго не мог заснуть, все еще переживая последствия огромного разочарования. Ирбис, Амок и невидимки стали частыми гостями его кошмаров. И несмотря на то, что он усилил охрану замка, ощущение уязвимости все еще преследовало мужчину.

Как-то вечером, после очередного напряженного дня, Марон пришел в свою спальню и, не глядя по сторонам, начал устало раздеваться.

– Фуф, ну и нагнал ты солдат, в коридоре не протолкнуться, – насмешливо сказал до боли знакомый голос.

Марон похолодел и повернулся к окну. Там, на обитом красным бархатом стуле, у приоткрытой створки сидел самодовольный Амок. Увидев врага, Феодал, не раздумывая, бросился к шнурку. Но, к своему ужасу, не нашел.

– Я провел работу над ошибками, – весело заявил незванный гость.

Марон набрал воздуха в грудь, чтобы позвать на помощь, но мощный удар в солнечное сплетение выбил из него весь запас кислорода и остатки сил. Феодал отлетел назад и больно ударился о стену спиной. Нежелая сдаваться, мужчина сделал рывок вперед и попытался схватить невидимого соперника. И ему бы это удалось, не будь невидимка хорошо натренированным бойцом. Мускус Лунги был не единственным преимуществом западных воинов.

– Попытка похвальная, но против техники Ачитвои боевые навыки бесполезны, – засмеялся Амок.

Невидимка увернулся и дал Марону презрительный подзатыльник. Этот жест заставил мужчину сменить страх на гнев. Выброс адреналина принудил организм собраться. Даже боль после удара в солнечное сплетение отошла на второй план. Понимая, что бороться с невидимым врагом бесполезно, Феодал кинулся на Амока. Как он и ожидал, кто-то схватил его сзади. Логика подсказывала, что следующим этапом будет заламывание рук или удушение. Марон присел и с разворота нанес удар в то место, где по его предположению должны быть колени. Расчеты оказались верны, кулак врезался в нечто твердое. Раздался хруст и стон. Феодал опрометью кинулся к двери и даже успел начать кричать, но второй невидимка оглушил его. Он упал на пол как подкошенный. Кончики пальцев успели коснуться дверного полотна.