Раздался жуткий вой, исторгаемый истерзанным существом и никак своей низкой, басовитой тональностью не соответствующий той девичьей внешности, что приняло это создание. Тут же из рассечённых на спине и плечах ран полился яркий свет, через пару секунд уничтоживший последнего из прятавшихся моих врагов и прекративший, наконец, его страдания.

В зале воцарилась тишина. Слышен был лишь еле уловимый, лёгкий свист рассекающих воздух хвостов моей плети, которую я автоматически покручивал рукой.

– Бедная девочка, – прервал молчание грустный голос.

Я повернулся к барышне, застывшей вместе со своей губкой в руке, и всё с теми же, нисколько не уменьшившимися, грязными пятнами на рукавах. Именно моя “старая знакомая” и произнесла последнюю фразу.

– Бедная девочка? Сколько невинных душ погубила эта бедная девочка? Сколько женщин, беззащитных детей? Не просто погубила! Она, впрочем, как и вы все, представшие здесь передо мной, забавлялась с людьми, словно игрушками, проводила над ними свои кровавые ритуалы, убивала просто так, без нужды, без цели. Цель, точнее, была. Возвысить себя над всеми, заставить бояться, дрожать всё человечество. Да что там человечество! Вообще всё живое. Только вот не переоценили ли вы слегка свои силы? Жалкие четырнадцать существ, отвергнутые даже своими сородичами?

– Это ты жалок, Судья, – прошипела замаравшаяся девица и, приоткрыв рот и обнажив свои жуткие клыки, ринулась на меня.

Скорость движения этой разъярённой фурии была просто невероятна. Девица оказалась передо мной мгновенно, просто мгновенно. Но и её смог опередить какой-то юноша в ярко-красных блузе и панталонах, возникший буквально в полуметре от меня, казалось из воздуха. Клыки, также торчащие из его рта, были существенно длиннее и острее, чем у его соплеменницы. А вот шипел он абсолютно так же, как и барышня-неряха. Закрыв глаза, вряд ли и определишь, кто из этих двоих сейчас издаёт звуки.

Меня, конечно, такими приёмчиками не проймёшь. Врасплох не возьмёшь, нисколько не удивишь. А я, к тому же, прекрасно знал, с кем имею дело. И был более чем готов к подобному развитию событий. Удивило, на самом деле, только то, что бросилось сейчас на меня только двое из девяти существ, должных, по идее, вступить в бой.

Ну, что же. Долго недоумевать я не стал. И позволил себе взамен магического воздействия использовать всё то же физическое уничтожение приговорённых мной существ. При помощи всё той же плети семихвостки. Ну, а почему бы и не воспользоваться представившейся возможностью?

Мог бы я, мог и мгновенно предать огню этих двоих существ, упокоив навеки, чего они единственно и достойны. Мог, но предпочёл встретить этих вурдалаков ударами своей плети. Как ни быстры были мои враги, со мной им всё равно не сравниться. И плеть – именно то, чего заслужили эти изверги.

Вновь жуткий вой потряс роскошные апартаменты. И вновь вой этот, как и тела, казнённых мною существ, через минуту поглотило магическое пламя.

Я удовлетворённо кивнул сам себе головой. Вот не зря я в последний момент передумал, отцепил от пояса, выбранный было уже, серебряный клинок и предпочёл браслет-амулет. Не зря. Именно такой, позорной казни от кнута, а не смерти от благородного меча и достойны эти преступники.

– Давай договоримся, Судья. К чему эти крайности? – вновь услышал я голос Жаха. Твёрдый и уверенный голос. Теперь уже не гламурно-капризный, ленивый баритон изнеженного сибарита, не шипяще-раздражённый шёпот убийцы, а именно твёрдый и уверенный голос существа, привыкшего повелевать. Голос, заставляющий внимать себе. Голос, заставляющий исполнять приказы, да-да, именно приказы, говорящего. Заставляющий исполнять приказы всех и каждого, но, уж конечно, не меня.

Я усмехнулся. Надо же! Теперь договоримся. Какая честь для меня. Только вот много ли чести, на самом-то деле, в сговоре с бандитами? С теми, кто не чтит ни право на свободу, ни право на здоровье, ни право на жизнь живых существ. С теми, кто не чтит Закон!

– Я пришёл сюда не договариваться. Я пришёл сюда защитить Закон. Я пришёл сюда судить тех, кто попрал Закон. Я – Судья, и я, оценивая тяжесть ваших деяний, принял решение, я вынес свой приговор. Все, находящиеся в этом зале, виновны. Наказанье – смерть.

Я поднял левую руку на уровень плеча и обратил ладонь навстречу семерым соучастникам творимого ранее произвола, не имеющего абсолютно ничего общего с тем Законом, на страже которого я стою.

Лица тех мужчин и женщин, что расположились напротив меня, и так-то белые, побелели ещё больше. Парочку, юношу и девушку, фривольно до этого раскинувшихся вместе на роскошной бархатной софе, начала бить мелкая, нервная дрожь. До них, похоже, наконец-то дошло, что пришёл час расплаты. Что пришло время платить за все свои подвиги, за все свои деяния. И время это пришло неотвратимо. И платить придётся. Платить сейчас. Прямо сейчас. И сполна.

С “дрожащей” парочки я и начал. Юноша и девушка (не совсем, правда, юноша и не совсем, соответственно, девушка, хотя внешне они так и выглядели) уже всё поняли, всё прочувствовали, всё осознали. Тем лучше. Пусть пока остальные посмотрят, может и до них что дойдёт. Например, зачем же все мы здесь сегодня собрались.

Снова круг рукой, в котором на этот раз оказалась заключена “приглянувшаяся” мне пара. Вновь магическое синее пламя, прощальный жалобный вой, справедливый итог – возмездие, настигшее преступников.

Само собой, спокойно исполнить мне свою работу не дали. Далее опять всё пошло по новому сценарию. По тому, надо уточнить, сценарию, который я, вообще-то, ожидал лицезреть с самого начала. Только вот разбился этот сценарий, по моей задумке, изначально цельный, напряжённый, непредсказуемый (ну, почти непредсказуемый) на два каких-то ущербных, коротких, неинтересных, с очевидным финалом.

Во второй раз за сегодня на меня было совершена атака, так сказать, превосходящих сил противника. И во второй же раз за сегодня эта атака оказалась неполноценной. Разве что только теперь не один отщепенец-предатель оказался среди прочей, сплотившейся братии, а целых двое – молодой человек, который находился дальше всех от меня, и, что крайне удивительно, сам граф Жах.

Молодой человек, как и его предшественник, ровно такой же изменник, ринулся опять-таки к, как ему казалось, спасительному отверстию над дверью. Обратившись предварительно во всё того же нетопыря, понятно. Только вот на что рассчитывал этот дезертир? Что я использую одноразовые заклинания? И теперь, когда заговор использован, можно беспрепятственно покинуть это помещение? Или этот недалёкий вурдалак думал, что его собрат загорелся только потому, что слишком быстро летел? Всего лишь интенсивное трение о воздух возгоранию поспособствовало? И если лететь помедленнее, то ничего такого и не произойдёт, соответственно? Что бы этот предатель ни думал, на что бы ни рассчитывал, вполне предсказуемый финал не заставил себя ждать. Не успев ещё полностью скрыться в круглом проходе, нетопырь, понятно, оказался охваченным ярким белым пламенем, которое с жадностью, за считанные секунды расправилось со своей новой жертвой.

Я, тем временем, неторопливо, с какой-то даже ленцой, отбивался от троих оставшихся своих реальных соперников, главным образом наблюдая при этом за манёврами Жаха. Да и трое моих недругов, всё, что осталось от ранее грозной сплочённой команды, атаковали, скорее, по инерции, как-то обречённо. Уверенность в собственных силах, впрочем, как и надежда жить дальше, и так-то не особо серьёзных размеров при начале атаки, падали у моих противников с каждым мгновеньем, и уже фактически обратились в ноль.

Граф Жах, тем временем, достиг дальнего левого угла комнаты и торопливо возился с каким-то запором на дверках винтажного платяного шкафа, находившегося там. Я уже, само собой, догадался, почему капитан этого тонущего корабля решил раньше своей команды покинуть терпящее катастрофическое крушение судно. Догадался и о том, куда именно ринулся граф. И эта догадка – единственное, что смогло меня, наконец-то, искренне порадовать в этом потайном убежище беспощадных и беспринципных нарушителей Закона.