– Обстановка замечательная, соглашусь. Только вот за каждым экспонатом, оказавшимся здесь, слишком много горя, страданий и крови тех, кто владел ими до вас. Крови и страданий, чаще всего, невинных людей. Впрочем, ровно так же, как и за Вами. Ровно так же, как и за каждым из присутствующих сейчас передо мной в этом зале существ, – ответил я.

– О, как же невежливо с моей стороны, – словно не слыша мой ответ, продолжил разговор всё в том же гламурном духе мой визави. – Я совершенно забыл представиться. Граф Жах, к Вашим услугам.

– Я знаю кто Вы. Знаю, что Вы собой представляете, чем занимаетесь, во что верите и чего хотите добиться. Собственно, именно поэтому я и здесь, – утвердительно кивнув головой, скорее даже самому себе, чем Жаху, проговорил я.

– И мы знаем, кто ты, Судья. Знаем, зачем ты пришёл и чего заслуживаешь, – вмиг изменившимся, злым, глухим голосом сквозь зубы процедил граф и щёлкнул в воздухе пальцами левой руки.

Раздался резкий свист и сверху на меня спикировали четыре отвратительных нетопыря, оскалив хищные пасти и перевоплощаясь по пути в каких-то жутких уродцев-полулюдей, каких-то, что ли, полутварей-недочеловеков. Спикировали сразу после того, как в воздухе раздался щелчок пальцев Жаха, несомненно, и давший команду к началу атаки.

Если быть более точным, то летучих мышей-переростков, бросившихся откуда-то сверху вниз, было всего пять штук. Я, само собой, не мог ошибиться в своих ранних предположениях по поводу того, сколько на самом деле присутствовало “сорванцов” в том зале, где я сейчас находился, и сколько из них затаилось до поры до времени. Только вот, если четверо атакующих выбрали своей целью меня, то пятый стремглав устремился к тому самому отверстию над дверью, которым совсем недавно воспользовался для прохода (точнее, пролёта) неуклюжий дозорный Жаха.

В очередной раз достаточно обидная в-общем-то фраза “В семье не без урода” нашла своё подтверждение, вновь обнажая, выставляя напоказ, тем самым, суровую правду жизни.

Тот самый пятый нетопырь вместо того, чтобы, получив команду, вместе со всеми своими собратьями попытаться расправиться со мной, предпочёл позорное бегство. Показав, таким образом, свою истинную натуру. Показав, что целостность собственной шкуры ему куда важнее, чем те идеи, за которые бьются его сородичи. И здесь не столь значимо, хороши или плохи эти идеи. Важно, что он их до сей поры поддерживал, а теперь взял да и продал, как говорится, ни за грош. А вернее будет сказать – просто предал свою семью.

Однако за всё в жизни приходится платить. Рано или поздно. И это тоже с невероятным успехом смог продемонстрировать нетопырь-предатель, для которого расплата наступила не то, что рано, а просто-таки немедленно.

Само собой, явившись в это логово к тем существам, что позволили себе попрать Закон, я заранее позаботился о том, чтобы никто без моего соизволения не смог покинуть это гнездо негодников, подлежащих суровому наказанию. Самому суровому наказанию.

Надо, несомненно, здесь учесть столь удачное стечение обстоятельств, когда вся, абсолютно вся эта новоявленная разбойничая артель собралась, наконец-то, вместе. Надо не забыть про те муки и напасти, что я (а в особенности мой нос) испытал по пути в это тайное убежище. Надо, в конце концов, понимать, что у меня дел предостаточно, чтобы вновь и вновь возвращаться к какому-то одному. И тогда станет понятно, почему я наложил и на дверь и на отверстие над ней свои замки-печати, не позволяющие преодолеть их без моей, назовём её так, санкции. Наложил ещё в тот момент, когда находился по ту сторону от этого зала, когда ещё не вошёл в него. И наложил, как я и предполагал, и как в итоге и оказалось, совсем не зря.

С другой стороны, где-то и понять нетопыря-предателя было можно. Понять, по крайней мере, то, что у него единственного из всех, собравшихся передо мной в вычурном, помпезном убежище, не было и тени сомнений в том, что оказывать мне любое сопротивление абсолютно бесполезно. Понять его желание жить и понять его уверенность в том, что это желание точно никак не может быть исполнено здесь и сейчас. Понять, конечно, можно, но не простить. И возмездие, предначертанное рано или поздно любому изменнику, сегодня не заставило себя долго ждать.

Нетопырь был опытен, пачкать себя, в отличие от своей непутёвой коллеги, не собирался. Подлетев уже почти вплотную к вожделенному отверстию, он сложил крылья и, по инерции, стрелой устремился к такой манящей свободе. И вспыхнул, словно факел, ярким белым пламенем, не успев скрыться и наполовину в, казалось, спасительном проходе.

Развоплотиться в свой истинный образ нетопырь так, как четыре его сородича, бросившихся сверху на меня в атаку, не сумел, точнее, не успел. Белое пламя очень быстро выполнило свою работу, отправив в небытие первого из четырнадцати преступников, присутствующих в этих апартаментах и приговорённых мной заранее за все свои деяния к смертной казни.

Не знаю, какие эмоции ощущали при виде гибели своего сородича напыщенные нарядные дамы и кавалеры, так и не покинувшие своих мягких диванов, уверен только, что четверо их собратьев, бросившихся на меня, чувств не испытали никаких. По одной простой причине. Им было просто не до своего, оказавшегося в итоге отступником, собрата. Да, и вообще ни до кого. Что, собственно, нисколько не удивительно.

Атака перевоплощающихся в полёте нетопырей была стремительна и, возможно, могла бы иметь какие-то шансы, пусть и не на успех, так хотя бы на реальную возможность нанести мне, по крайней мере, незначительный, поверхностный ущерб. Да и это уже, само собой, можно было бы считать огромной удачей для нападающих. А дальше в дело вступили бы более серьёзные силы и попытались бы развить достигнутые свершения. И этим силам было бы легче, абсолютно точно легче. Если и не физически, так уж, несомненно, морально. Но, не сложилось. Да и не могло сложиться.

Атака перевоплощающихся в полёте нетопырей была стремительна, но я был быстрее. Гораздо быстрее. Не успели толком мои лютые вороги начать движение вниз, как я поднял правую руку вверх и первый, находящийся точно надо мной и самый ближний ко мне недруг вспыхнул синим огнём. Несколько опередив даже своего собрата-предателя, только ещё стремившегося к спасительному, как ему ещё тогда казалось, выходу. Когда же карающее пламя охватило изменника, я уже успел очертить круг левой рукой. В пространстве, ограниченном начертанной мной, невидимой обычному глазу линией, оказалось ещё двое нетопырей. И эта парочка тут же разделила участь своих соплеменников, коих уже настигла заслуженная кара в виде всепоглощающего магического огня, подвластного моей воле.

Сделав шаг назад, я позволил последнему из атакующих меня супостатов опуститься на землю. Этот нетопырь успел перевоплотиться почти полностью. Черты лица его приняли практически человеческий облик. Вполне миловидный, надо признать, облик совсем юной девы. Скорость падения, правда, этого создания была настолько высока, что она толком не успела затормозить и теперь не прямо стояла передо мной, а припала на одно колено, упираясь руками в пол. Словно принося мне какую-то присягу на верность. Или прося пощады. Впрочем, ни того ни другого мне от неё не требовалось, даже если бы это действительно было и так.

Подняться с колен девице, стоящей передо мной я не дал. Или она просто не успела. Как вам угодно будет думать. В правой руке, всё ещё поднятой вверх, у меня уже находилась плеть. Не просто плеть, а плеть семихвостка, сплетённая из, как не трудно догадаться, серебряных нитей.

Браслет, само собой, серебряный, украшавший до сего момента мою правую руку, был на самом деле не просто безделушкой, а именно тем амулетом, что так необходим при серьёзном разговоре, как с различными оборотнями, так и с такими вот вурдалаками. И амулет этот, повинуясь моей воле, в нужный момент мгновенно обратился в плеть, что всеми своими семью хвостами обрушилась на стоящее передо мной существо. Затем обрушилась вновь и вновь, не давая перевоплотившемуся нетопырю подняться с колен.