Мне не нравится профессор Годфри в таком состоянии. Есть только один человек, которого я хочу так, что он поглощает все мое существо. Никто и никогда не сможет занять это место. Но приятно знать, что кому-то вроде него нравится слушать мои разглагольствования и бредни о жуках.

Приятно иметь друга.

И именно таким он был для меня этим летом. Учитывая, что я единственная из общества одиночек, кто остался в Пондероз Спрингс, я продолжала приезжать в Холлоу Хайтс, даже когда школа закончилась.

Но я понимала, что моим друзьям нужно было выбраться, пусть даже на несколько месяцев. Все они были готовы покинуть это место и все его порочные воспоминания, но они не могли. Не сейчас. Не сейчас, когда один из них все еще здесь и не может уйти.

— Мир попытается сделать это, Лира. Заставить тебя чувствовать себя плохо за то, что ты эмоционально относишься к вещам, которые любишь, попытаться высмеять тебя за это, но не позволяй им. Не позволяй им разрушить то, что ты любишь, — продолжает Коннер, ободряюще улыбаясь мне.

— Это похоже на то, что сказала бы мне моя мама, — говорю я, не задумываясь.

— Она была умной женщиной. Теперь я знаю, откуда у тебя это.

— Она была такой, — бормочу я, наслаждаясь болью, которая распространяется по моей груди, когда я позволяю себе думать о ней.

Чувствуя, что тема для меня болезненная, он быстро приходит в себя, выпрямляет позвоночник и потирает руки.

— Ну что? Ты собираешься добавить последний кусочек? Или мне нужно смотреть в сторону, пока ты заканчиваешь свое гениальное произведение?

Благодарная за переключение, я сосредотачиваю свое внимание на ярко раскрашенном мотыльке на столе. Не то чтобы мне не нравилось говорить о маме. Просто трудно вспоминать о ней, не думая о той ночи, не думая о том, что ожило во мне. Кем я стала.

Вскоре после ее смерти у меня диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство, так что это объясняет постоянные кошмары, воспоминания и страх темноты. Я пережила травмирующее событие. Для меня было нормально испытывать такие вещи, развивать эту психическую борьбу.

Но была одна вещь, которую мне никто не объяснил. Одну вещь, которую никто не знал, а если бы и знал, то не понял бы.

Никто не мог сказать мне, почему смерть затаилась внутри меня.

Скользящая и текущая в щелях моего скелета, существующая в моем кишечнике как орган. Черная жидкость, влитая глубоко в мои вены, отказывалась вымываться. Все, чем я была раньше, все сны — это лишь отдаленные воспоминания.

Теперь я не могу думать о ней, о той ночи, не вспоминая о болезненном импульсе, который она породила. Побуждение, которое жалит мой язык, когда поднимается из моего нутра. Оно заставляет мой рот наполняться водой, а глаза гореть.

Долгое время мне удавалось проглотить это желание, запрятать его в шкаф и спрятать подальше. Но так было до нескольких месяцев назад, когда я провела лезвием по чьему-то горлу и впервые после смерти матери почувствовала кровь на своих руках.

Теперь я знаю, каково это — убить кого-то, и меня пугает, как легко я смогла это сделать, и как легко мне будет сделать это снова.

Я переродилась в нового человека, когда убили мою мать. Скарлетт умерла так же, как и в ту ночь, и Лира заняла ее место. Я стала королевой жуков, чудачкой, девушкой, увлеченной таксидермией, энтомологией и процессом ухода за мертвыми.

Я стала призраком.

Как он и просил.

Горло перехватило от знакомого металлического привкуса, но я быстро проглотила его, сосредоточившись на задаче.

Осторожно я начинаю вынимать маленькие булавки, которые удерживают вощеную бумагу на крыльях мотылька. Я немного расстроилась, что не смогла вырастить этого мотылька; всегда гораздо приятнее, когда участвую во всем процессе. Мне так же нравится наблюдать за их ростом, наблюдать за их манерами, за тем, как они приспосабливаются и, в конце концов, как они умирают.

Это делает пиннинг более интересным и более интимным. Если я наблюдаю, как они растут, живут, существуют, то будет правильно, если я позабочусь о них после их неизбежной смерти.

Как только все булавки вытащены, я удаляю бумагу, использую пинцет, чтобы очень осторожно поднять насекомое вверх и на центральный шест, помещая торакс бабочки на переднюю часть черепа, покрытого теплым, липким суперклеем.

— Не ошибись. — Коннер хмыкает рядом со мной, заставляя меня слегка усмехнуться, пока я держу его устойчиво пару секунд, просто чтобы убедиться, что он закрепился.

Когда я убеждаюсь, что он установлен на место, я отхожу назад, чтобы посмотреть на завершенный проект.

— Как ты думаешь, это слишком много? — спрашиваю я, впиваясь зубами в нижнюю губу, сомневаясь в себе. — Наверное, мне стоило остановиться на одном виде мотыльков, чтобы цветовая гамма была похожей, верно? Может быть, я смогу просто переделать...

— Лира, — предупреждает Коннер. — Перестань сомневаться в себе. Это фантастика. У меня есть искушение купить ее у тебя, чтобы полку над моим камином.

Я смотрю на него, глаза светятся благодарностью. Хотела бы я быть похожей на Брайар или Сэйдж — девушек, уверенных в себе без всяких уверток и дружеских слов тут и там. Однако я выросла в тишине. В одиночестве. В тумане человека, с которым редко разговаривали, не говоря уже о комплиментах.

По-человечески я хотела получить одобрение.

— Жаль, что оно будет украшать мою квартиру.

Мой взгляд метнулся к дверному проему, увидев лицо, которое я ждала увидеть с тех пор, как она ушла в конце семестра.

— Брайар! — говорю я, немного задыхаясь, спрыгивая со стула и быстро шагая в ее сторону. Я не раздумываю дважды, когда обхватываю ее за плечи и притягиваю к себе.

— Ты ведь знаешь, что Сэйдж и парни ненавидят мистера Годфри? — шепчет она, обнимая меня в ответ.

Я вздрагиваю, уже зная это.

— Мы можем обсудить это в другой раз, — бормочу я. — Думала, ты вернешься только на следующей неделе! — Я игриво пихаю ее в спину, изображая злость на ее неожиданное возвращение.

— Мне надоело слушать, как она ворчит, что скучает по тебе, поэтому я привез ее пораньше.

Брайар выбрасывает средний палец вверх через плечо, направляя его на большую теневую фигуру, прислонившуюся к дверной раме. Присутствие Алистера Колдуэлла трудно обнаружить, как темный туман, который вы не видите, но чувствуете. Как только ты понимаешь, что он здесь, его невозможно игнорировать.

Я протягиваю руку через плечо Брайар, подталкивая кулак к нему. Он поднимает свои костяшки и сталкивает их с моими, вскидывая голову в знак приветствия.

— Как Техас? — спрашиваю я его.

Он насмехается. — Чертовски горячо. Это место все еще дерьмовая дыра, королева жуков?

Прозвище, которое долгое время использовалось как оскорбление, превратилось в одно из моих любимых ласковых выражений. Я знаю, что он не хочет меня унизить; это его способ назвать меня другом. Вроде того, наверное. По крайней мере, он больше не хочет, чтобы моя голова висела на костре.

У парней из Холлоу нет других друзей, кроме друг друга. Они — пазл из четырех частей. Где один, там и другие. Никогда не видела такой прочной связи.

Долгое время я завидовала, а теперь я просто восхищаюсь этим.

— Зависит от дня, — отвечаю я, слегка пожимая плечами.

Никогда не признавалась в этом вслух ни Брайар, никому, но мне нравится Пондероз Спрингс, во всяком случае, некоторые его части. Там выросла моя мама. Мне нравятся грозы, которые здесь происходят, и здесь мой дом.

Я могу обойтись без коррупции, скандалов, секс-торговли и убийств. Но есть частички меня, которые любят это место, как бы я ни старалась этого не делать.

Для них все по-другому. Я знаю это.

Этот город не сделал ничего, кроме боли для них. Разрушил их. Превратил их в такие ужасные версии самих себя, что, я уверена, в какой-то момент они сами себя напугали. Для моих друзей здесь ничего не осталось, не тогда, когда Пондероз Спрингс сожрал его целиком.