Корделия решила промолчать. К тому же ее участия, похоже, не требовалось. Рыжий и сам прекрасно справлялся с ведением беседы. Наверное, собеседник ему бы только мешал. Леший тараторил без умолка. И одновременно выставлял на стол принесенные коробочки, из которых, едва он открыл их, умопомрачительно запахло чем-то печеным и пряным.

— …хотя попадаются парни со стальными яйцами. Кстати, о яйцах. Видела наших близнецов? Так они, как яйца. Одинаковые. Поняла шутку? Вот у них яйца стальные. Мать назвала их Тристан и Ланселот. Нет, можешь себе представить? Ужас. И они оставили имена! Сократили, конечно, но лучше бы придумали себе прозвища, — внезапно Леший замолчал и, склонив голову набок, внимательно посмотрел на Корделию. — Ай, тебе, наверное, не до того? Ты же была с Бертом в плену? — когда она ничего не ответила, он цокнул языком. — Я тоже как-то попадался. Пробыл там всего ничего, но… ай, вспоминать не хочу. В общем, еда на столе. Смотри, что у меня для тебя есть! — схватив планшет, — это был все-таки он! — Леший улыбнулся и помахал им в воздухе. — Тут стандартный набор книг, но и их тебе хватит до конца жизни. Есть даже истории для девочек. Сейчас покажу.

— Я разберусь, — выпалила Корделия. Наверное, следовало промолчать, но она не выдержала безумного марафона болтовни. К чему пустые разговоры? Корделия терпеть их не могла. Хотя теперь, похоже, придется привыкать и к этому. Судя по длинному языку Берта, здесь все были такими.

— Тогда пардон, — рассмеялся Леший, вставая с дивана. — Ты это… приходи в себя. Потихонечку. А то Берт расстроится.

— Как он? — не преминула спросить Корделия о человеке, от которого тем или иным образом зависела ее дальнейшая судьба.

— Берт-то? Ай, да что ему сделается. Говорят, приходил в себя. Сейчас, скорее всего, спит. Но ты не бойся, знаю я его, скоро прибежит домой. Как же, тут его такая красавица ждет, он ни за что не упустит своего. Мы с ним это… в одном отряде. Он прибьет меня, если не позабочусь о тебе, — подмигнул Леший. — Но вдруг обидит, ты сразу скажи, уж я-то разберусь с ним!

— Обязательно, — равнодушно согласилась Корделия. Знай Леший ситуацию, уж точно не предлагал бы помощь.

— Что ж, тогда мой долг порядочного мужчины выполнен, — он отсалютовал и направился к двери. — Пока-пока!

— Ага, — только и сумела выдавить она, так и не успев толком вникнуть в поток сознания, лившийся с уст Лешего.

Зажмурившись, Корделия запрокинула голову. Услышав, как за ним закрылась дверь, открыла глаза и еще пару секунд смотрела в потолок.

Потом, выйдя наконец из-за кресла, Корделия подошла к вещам, сложенным на диване. С удовольствием проведя пальцем по гладкому экрану планшета, она обрисовала контур трех круглых кнопок внизу. Пусть маленькая, но радость.

Книга — лучший вариант, чтобы отвлечься. Погрузиться в чужие проблемы, не варясь в собственном соку. Особенно когда ничего не можешь изменить. Но сначала…

Она развернула одежду, принесенную Лешим. Простые черные брюки, две футболки — голубая и серая. Корделия с восхищением погладила их. Мягчайшая новая ткань.

Да, маленькая радость.

****

Берт то приходил в сознание, то проваливался в беспамятство.

Он сотрясался всем телом, его морозило. Перед мысленным взором мелькали обрывки образов — то ли воспоминания, то ли игры воспаленного разума. Даже в бреду Берт точно знал, что прохладные тонкие пальцы у него на шее принадлежали Корделии. Сквозь туман он различил ореол светлых волос и — поразительно четко — большие голубые глаза на бледном лице. Они словно лучились.

Временами Берту казалось, что он встретил свой конец. Что часы для него остановили свой бег.

Как ни странно, страха не было. Ни капли. Только невнятное сожаление о том, чего не случилось. Берт смутно понимал, что что-то упустил в своей жизни. Нечто очень важное и одновременно неуловимое. Какой-то особый смысл, особую цель. Якорь. Упустил и… где теперь его искать? Да и стоит ли?

Окончательно обессилев, Берт закрыл глаза и позволил темноте укачивать его на своих волнах. Она окутывала и утягивала к себе.

Открылась парадная дверь, и в дом вошел отец. Вскочив на ноги, Берт бросился к нему и обнял, прижавшись щекой к его твердому животу.

— Привет, сорванец, — потрепал его по голове Филипп. — Ты почему еще не спишь?

— Тебя ждал, — гордо заявил Берт. — Ты обещал посидеть со мной.

— Да, точно, — отец потер переносицу и отстранился. — Прости, сегодня не получится.

— Пап, ты же обещал! — обида, разочарование.

— Знаю, но я очень занят. Сейчас мне нужно позаниматься с Игнатом и Виктором. Давай в следующий раз, — примирительно улыбнулся Филипп. — Например, завтра? Что скажешь?

— Ты всегда так говоришь! — неверие, грусть. — Но каждый день у тебя опять нет времени!

— Берт, Игнат с Виктором заждались, я и так задержался, — отец развел руками.

— Тогда возьми меня заниматься с вами! — надежда. — Я справлюсь не хуже них.

— Нет, прости. У нас дела, и нужно многое успеть. Ты уже большой и должен понимать, что такое обязанности. Беги, поиграй, а там и мама освободится.

— Пожалуйста! Я буду помогать с твоими делами! Правда-правда!

— К сожалению, не выйдет, — Филипп снова потрепал Берта по волосам. — Но я придумаю, в какое полезное русло направить твою энергию.

— Вот так всегда! Ты никогда не соглашаешься! Игнат, Виктор! — Берт состроил рожицу. — А я?

— У каждого свои обязанности. И каждый из нас должен делать свое дело, — твердо заявил отец.

— Должен, должен, должен. Ты и мой тоже, папа!

— Берт, — в голосе отца сложно было не заметить суровость и укор.

— Тогда я хочу другого папу, который будет только моим!

— Тебе уже шесть лет. Пора усвоить важность чувства долга. Ни один человек не может быть твоим и только твоим. У всех есть своя жизнь, которая не крутится вокруг тебя.

Головокружение. Берт словно летел, то накреняясь, то ухая вниз. Похоже, его несли. По вене заструилось нечто холодное, и его охватил озноб. Но дрожи не было. Лишь лед, поднимавшийся от руки к плечам, пока не дошел до головы, отправив Берта обратно в небытие.

— Мама! — позвал он.

— Тише, Берт, — шикнула София. — Виола только уснула. У нее опять колики.

— Колики? Это как гвоздики? — удивился он.

— Нет, — улыбнулась мать. — У нее болел животик.

— Значит, теперь ты освободилась? Я ждал, — Берт подпрыгнул на месте. — Ты обещала, что мы пойдем собирать яблоки, и я даже корзинку приготовил!

— Нет, милый, для яблок уже поздно. Виола долго засыпала, и очень скоро стемнеет, поэтому отложим прогулки на другой день.

— Может, тогда ты мне почитаешь? — с надеждой спросил Берт, соскучившись по тому, как мать своим мелодичным голосом читала ему истории о приключениях, отважных мужчинах и их подвигах.

— Ох, родной, извини, но я засиделась с Виолой, и сейчас мне нужно помочь Игнату с его ногами. Ты же знаешь, как важно каждый день делать ему массаж. Давай в другой раз, хорошо? — София нежно улыбнулась.

— Хорошо, конечно, — поник Берт, уже усвоив урок.

— Не обижайся, солнышко. Я очень рада, что ты у меня такой взрослый и понимающий, — она погладила его по голове. — Беги, поиграй с ребятами на улице, только не очень долго, — София снова улыбнулась ему и, отвернувшись, поспешила по коридору к спальне Игната.

Как всегда. Ничего нового. Берт чувствовал, словно застрял между старшими братьями и Виолой. Так уж сложилось, что им нужнее, чем ему. Виола совсем маленькая, Игнат… Как там его называли? Инбалит? Нет, инвалид. Виктор учится. Обижаться глупо, эгоистично и неправильно. Что сказал папа?

«Ни один человек не может быть твоим и только твоим. У всех есть своя жизнь, которая не крутится вокруг тебя»

Раз любимые люди не могут быть твоими, тогда зачем нужна семья? Возможно, чтобы радоваться, стоит выстроить жизнь, которая будет крутиться только вокруг тебя? В тот день Берт пришел к выводу, что быть взрослым и понимающим — плохо.