Отец. Мать. Братья и сестра. Друзья. Работа. Красавицы.

Воспоминания не вызвали ничего, кроме сочувствия к тем, кому предстоит оплакивать потерю. Но ничего не поделаешь, такова жизнь. Они справятся. Им будет, на кого опереться, кем заменить его.

В отличие от Корделии. Берт забрал ее из дома и стал единственным, кого она здесь знала.

«Если хоть волосок упадет с ее головы, я вырвусь из самого ада, чтобы убивать тебя долго и мучительно».

Судя по ощущениям, именно в ад Берт теперь и спускался, где для него уже разогрели именной котел. Если преисподняя существовала, стоило заранее придумать объяснение для сатаны, почему Корделия осталась одна в стае волков. Как ни странно, Берту стало до невозможности тоскливо и жалко ее.

Постойте-ка.

Раз она полностью зависела от него, значит, и принадлежала ему. Выстраданный военный трофей, оплаченный кровью. Берт победил на арене, выжил. Всем известно, что лучшим гладиаторам полагаются призы и женщины. В полубреду вывод показался ему более чем логичным. Эгоистичный зверь в его душе радостно заурчал.

Мысль начала укореняться, пуская корни в затуманенном сознании.

Неизвестно, до чего еще дошел бы Берт, если бы снова не провалился во тьму.

****

Прошло много времени. По крайней мере, так показалось Берту. Вновь очнувшись, он понял, что не может пошевелиться. Зато теперь ему удалось разлепить веки. Видение было расплывчатым. Почувствовав ладони на лбу, Берт потянулся к ним. Но они были неправильными и теплыми, когда он жаждал прохлады.

Наконец-то зрение немного сфокусировалось, и Берт увидел то, чего так хотел — ореол светлых волос.

— Корделия, — слабо простонал он.

— Корделия? — раздался знакомый голос, но не тот. Другой.

Присмотревшись внимательней, Берт понял, что волосы были золотистыми, длинными.

— Мама… — понял он.

— Мальчик мой, — на этот раз к его лбу прикоснулись мягкие губы. — Я так испугалась, — выдохнула она, и Берт почувствовал аромат мелиссы, такой знакомый и родной. Успокаивающий. Убаюкивающий.

Однако что-то мешало Берту продолжить сюрреалистичное путешествие по волнам беспамятства. Что-то было не так. Какая-то мысль пыталась достучаться до сознания и билась, словно жилка на виске, никак не дававшая покоя. Нервный тик разума.

— Куколка? — снова попробовал Берт.

— Да что ж такое, — со смехом вздохнула София. — Отдыхай, Берт. Все будет хорошо, — прошептала она и принялась гладить его по волосам.

— Что со мной? — выдавил он.

— Все будет хорошо, — повторила мать и ненадолго замолкла. — Тебе поставили заплатку.

Берт снова застонал. Заплатка — как простыми словами называли медицинский сшиватель — спасала людей, но также калечила их, поэтому применяли ее только в полевых условиях или в экстренных случаях, когда счет шел на минуты.

Люди — поразительные существа. В начале Третьей мировой вместо того, чтобы придумать лечение своего синдрома скорпиона, они изобретали новые и новые средства, помогавшие солдатам воевать дольше, быть сильнее и скорее возвращаться в строй после ранений. Вот только недоработали. Не успели. Подобие медицинского клея стягивало края раны, надорванные вены, мышцы, связки — что угодно — затем навсегда оставаясь в плоти инородным предметом, удерживавшим ее, но также и деформировавшим. Все знали, что шансы полностью восстановиться после столь кардинальных мер были практически нулевыми.

— Поспи, милый, — увещевала София.

На этот раз Берт не мог противиться. Ему казалось, что его уносит прибоем.

— Как он? — издалека донесся голос отца, искаженный ускользающим сознанием.

— Дай ему время. Через несколько часов придет в себя. Филипп, иди домой. Тоже поспи, — прошептала мать.

— Но я должен… — начал спорить отец.

— Потом, — стальным тоном возразила она.

— Я здесь подо…

Берт провалился в темноту.

Глава 13. Последствия решений

— Ты не имел никакого права заключать сделки, — Филипп устало потер виски.

— А как еще мне было выбраться оттуда? Ты видишь другие варианты? Я вот нет, — выгнул брови Берт. — Как погляжу, ты не особо рад, что я спасся.

— Прости. Конечно, я рад, — Филипп ободряюще потрепал его по плечу. — Просто думаю о том, что теперь делать.

— Для начала я предлагаю разузнать все у Корделии…

— Ты уже и планы в отношении нее строишь? Тебе же тяжелее будет, когда она окажется в тюрьме. Я ничего не предпринимал, ожидая твоего пробуждения, чтобы прояснить ситуацию. Прояснил. Дальше тянуть нет смысла.

— То есть как в тюрьме? Но мы со стариком…

— Сынок, нет никаких вас. Что я и имел в виду, говоря о сделках. Никаких. Мать. Их. Договоренностей. Ты сделал то, что должен был. Советую воспринимать свои слова как меры, необходимые для выживания.

— И как ты себе это представляешь? — саркастично рассмеялся Берт. — Придешь в мой дом, заломишь женщине руки, отведешь ее в тюрьму, бросишь за решетку?

Филипп снова потер виски и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди.

— Не совсем, но в целом… да.

— Конвой не забудь. Да ты ее хоть видел?

— Берт, речь не о том. Нельзя просто так взять и привезти домой черт-те кого.

— Ладно, предположим. И что ты предлагаешь?

— Ситуация беспрецедентна. Думаю, Игнат…

— К черту Игната! — взвился Берт, прекрасно зная о методах своего брата и его предпочтениях. Дело было уже не в личной неприязни. Он просто не мог отдать женщину на растерзание главному дознавателю, чья кровожадность успела стать легендарной. — Ты ведь в курсе, что мой дражайший братец делает с заключенными в своем изоляторе? Виновна Корделия или нет, она просто не переживет его допроса. Игнат-то не дрогнет, ну а ты? — прищурился Берт.

— Безопасность превыше всего, — стиснул зубы великий лидер. — Протоколы существуют не просто так. Мы поступим согласно ним.

Годами Филипп вместе со всей локацией закрывал глаза на то, как именно Игнат добывал информацию. Да и Берт, что греха таить, никогда не интересовался деталями. Отщепенцы сами выбрали свой путь, и он не жалел врагов, чья жизнь оборвалась в лапах главного дознавателя. Так что же изменилось теперь? Берт не только дал слово Грину, но еще и не мог представить Корделию — куколку — в крови и слезах, изувеченную или даже… мертвую.

— Не позволю! — выпалил он в продолжение своих мыслей. — Только через мой труп. Отец, ты меня знаешь… — Берт угрожающе недоговорил.

— Стоп. Не заводись, — примирительно поднял Филипп руки, прочитав в глазах сына назревающий бунт, необузданный и беспощадный. — Мы во всем разберемся.

— Старик говорил…

— Берт, Берт, Берт, — спешно перебил отец. — Включи голову. Почему ты веришь ему?

— Я считаю, что он был искренен, — пожал Берт плечами.

— Но почему? Потому что тебе так кажется? — вздохнул Филипп. — Приведи мне весомые аргументы.

— Он погиб во имя своей цели.

— Господи… как? Как я умудрился вырастить такого наивного ребенка? Подумай еще раз. Неужели тебе не приходило в голову, что перед тобой просто разыграли спектакль? И сейчас этот старик попивает виски и смеется над тем, как ловко тебя обдурил?

— Но Корделия…

— Хватит! — начал раздражаться Филипп. — Хватит, — уже тише повторил он. — Прекрати делать выводы, основываясь на словах и поведении этих людей. Мысли масштабнее. Может, поэтому тебя и схватили? Потому что ты самый младший, импульсивный и наивный, уж прости. И ты — мой сын. Тебе проще других повлиять на меня. Но я не позволю.

— Просто ты не видел, как Корделия разозлилась, обнаружив, что я выволок ее из той дыры, — ухмыльнулся Берт.

— Женщины — хорошие актрисы. Если бы ты потрудился поближе узнать хоть одну из них, понял бы сам, — покачал головой Филипп. — У них нет больших кулаков, зато есть слезы и прочие прелести.

— А мама в курсе? — язвительно поинтересовался Берт. — Она бы стукнула тебя и поплакала, залечивая твои синяки. Так что я не согласен.