— Ни один из файнов, или фроглингов, а также эйнов и других людей из нашего рода не умирает, — важно ответил Большой Ранух. — Они все остаются с нами.

Данут чуть было не ляпнул — разве вы бессмертные, но тут до него дошло, что делают файны со своими мертвецами. Они же их просто съедают!

Первой мыслью у парня было запустить стрелу в живот Большого Рануха, выхватить меч, располосовать каннибалов, живущих в этой деревне, а потом поджечь, к Ящеру, все хижины, нарушить вековое «табу». С трудом взяв себя в руки — кто он такой, на самом—то деле, чтобы судить, что хорошо, а что плохо? — воспитанник орков спросил:

— Твои соплеменники возьмут на себя заботу о теле Курбады и о его вещах?

— О теле Курбады должны позаботиться его соплеменники, но мы не станем доставлять его фроглингам. Это необязательно. Все мы все происходим от Великого Могущественного Рануха, нашего праотца, поэтому неважно, кто растворит его в себе, взяв на себя ответственность о его будущей жизни. Мои дети и внуки будут рады, если такой великий охотник, каким был Курбада из рода Фроглингов, останется с ними и их потомками навсегда. Он укрепит наши души, усилит нашу плоть. (Данут чуть не ляпнул — много свежего мяса! — но сдержался). Вещи Курбады ты должен забрать с собой. Файны могут использовать только то, что имеется на нашем болоте. Если хочешь, мои внуки могут отвезти тебя на твердую землю, но ты не должен больше появляться в нашей деревне. Убив фроглинга, нашего сородича, ты стал нашим кровником. Пока мы не можем тебя убить — ты наш гость. Но как только ты покинешь наш остров, любой из нашего рода, должен будет убить тебя.

— Твои внуки, что отвезут меня на твердую землю, попытаются меня убить? — поинтересовался Данут, не ожидая ответа. Но он ошибся. Большой Ранух, приподняв веки, от чего выпуклые глаза сделались еще больше, хмуро сказал:

— Пока мы не возьмем себе тело и душу Курбады, не растворим его плоть, никто не станет мстить.

Два файна — кажется, это были молодые парни, хотя сам Данут был в этом не уверен, перевезли его на твердую землю. Пока лодка двигалась по узким просекам, прорубленным в тростнике — настоящий лабиринт, где не помогут никакие путеводные нити! — потом вышла на чистую воду лесного озера, никто из болотников не проронил ни слова, а плыть пришлось почти день. За это время, как правило, развязываются языки у любых лодочников. Сам Данут попытался разговорить файнов ничего не значащими вопросами о погоде, о рыбе, о прочей чепухе, но оба болотника молчали, словно он пытается узнать у них место тайного капища богини воды. Ну, или покровительницы болота.

Но как только нос челна уткнулся в берег, один из парней, выбрасывая на сушу мешок Курбады и его топор, сказал с угрозой в голосе:

— Скоро мы убьем тебя!

Второй болотник, державший в руках кривое весло, добавил с усмешкой:

— Не уходи далеко, чтобы нам не бить ноги на твердяке. Ты устанешь раньше, чем мы тебя догоним!

Данут, с наслаждением топнув ногой по земле — ничего не проваливается, не хлюпает, не прогибается, ответил:

— Спасибо вам за доставку. А убьете меня, или нет — это только Единый знает.

Наблюдая, как тростниковая лодка исчезает из вида на фоне заходящего солнца — красиво, в другое время залюбовался бы! — видимо, парни спешили «растворить в себе душу и плоть сородича», Данут опять укорил себя. На его месте умный человек просто убил бы этих парней на месте, сократив число вероятных противников. При этом, умный человек потом не испытывал бы угрызений совести, так как знал, что если не он их, то они его! Но Данут не знал, будет ли совесть его грызть, нет ли, потому что он просто не смог бы зарубить человека или другое существо, только потому, что оно может представлять угрозу для его будущего. С другой стороны, парни оказали ему услугу, предупредив о погоне. Ведь он—то воспринял слова Большого Ранха, или Большого Руха, как там его?, лишь как угрозу на будущее. Что ж, спасибо болтливым языкам.

Прикинув, что у него есть, как минимум часов пять, пока файны не организуют погоню (нужно время на «усвоение» Курбады, плюс дорога), Данут решил организовать небольшой костерок, поесть горячего и, наконец—то напиться воды, которую можно пить не опасаясь каких—нибудь «червячков» или глубокого сна. Ночью дождаться появления звезд, чтобы определить, куда же ему идти и, немного поспать. В обще—то, звезды Дануту были нужны для очистки совести. Если человек провел большую часть жизни на море, ориентируясь по солнцу и по звездам, то свое местонахождение на суше сможешь определить с точностью до мили. Он бы и без помощи Курбада нашел путь из Тангейна в селение своих сородичей. Другое дело, что направление и дорога, две разные вещи.

Пока вода закипала, а дневного света было достаточно, парень решил разобрать вещевой мешок своего бывшего проводника. Не то, чтобы он собирался присвоить себе его вещи, но было любопытно, что таскают с собой приспешники норгов.

Но для начала он взял в руки двухлезвийный топор, мысленно взвесил его, присвистнул — лабрис «тянул» не меньше, чем на двадцать фунтов. Еще раз подивился силе покойного Курбады. Такой топор и таскать—то с собой тяжело, а уж управляться в бою, даже двумя руками, тем более. На одной из щек можно было разглядеть рисунок — не то гравировку, не то золочение, почти стершееся со временем — рожу какого—то страшного существа, не то демона, не то ... морду летучей мыши.

Вряд ли топор был выкован для самого Курбады — лабрису не меньше пяти сотен лет, а то и больше — металл был старым, но такого великолепного качества, что выплавить не под силу даже гномам в их огромных промышленных мастерских в Скаллене.

Данут осмотрел лабрис повнимательнее, пытаясь понять — что же его смущает? Металл... Такого металла он никогда раньше не видел. Щелкнув по лезвию пальцем, уловил звук не касания ногтя о железо или сталь, а более нежное и мелодичное, похожее на звон бронзы. Помнится, у одного из соседей, хранился бронзовый нож, сточенный по самую рукоятку. Дядька говорил, что этот нож передается в их роду от поколения к поколению.

Но тот нож отливал красноватым цветом, а этот, напоминал по цвету железо. Батюшки—светы, неужели лабрис выкован из черной бронзы? Данут о ней много слышал, но все, кого он спрашивал, говорили, что это миф. Мол, бронзу делают из сплава олова и меди, оттого она приобретает красноватый, или желтоватый оттенок. А из чего лить черную бронзу?

Если напрячь воображение, можно представить, что этот топор был создан в те далекие времена, когда земли Фаркрайна были заселены оранжевыми демонами, с которыми вели борьбу фолки и орки, тогда еще бывшие единым народом. Кому он изначально принадлежал, ответить уже нельзя. Видимо, какому—то сильному существу — может, герою, а может и демону. Скорее всего, Курбаде его презентовали его друзья (ну, возможно — хозяева) норги. В закромах у морских пиратов могло оказаться все, что угодно.

И что ему делать с лабрисом? Такой топор украсит любую коллекцию трофеев. Может, ему самому стоит начать собирать оружие? Надо подумать. Но лучше подарить топор кому—то из орков, способных управляться с такой тяжестью — например, бывшему наставнику Бучу. Или даже Шумбатару, если тот еще жив.

Только, таскать с собой подобную тяжесть было бы нелепо. Посему, Данут нашел на берегу подходящее место, выкопал ямку и спрятал туда лабрис. Как знать, может быть, когда—нибудь он и вернется на это место, отыщет топор, а потом покажет его сведущим людям. Карагон, с которым они когда—то шли за петролом, говорил, что его покойный дед очень историей интересовался. Наверняка есть и другие люди. Нужно только их поискать.

Стоп! Зачем ломать голову, кого—то искать, если у него есть старый приятель, признанный специалист и эксперт по оружию, профессор Скалленского колледжа, мэтр Байн Периверт. Правда, после гибели студентов от лап йотуна, он сложил с себя звание профессора, собираясь податься в экспедицию, но ведь, когда—нибудь да вернется. А то, что он теперь не профессор, ничего не значит. Звание можно получить и без знаний, а вот знания вместе со званием не уходят.