Настоятель сего пристанища отец Клавдий Ликанф сидел на широкой деревянной скамье, располагавшейся за алтарной частью, и разговаривал с теркан, закутанным в ткани ярких цветов, среди которых преобладали оттенки синего. С первого взгляда было невозможно определить возраст монаха. Иней лет лишь слегка коснулся его волос, а лицо, хотя и было испещрено морщинами, сохраняло молодцеватую свежесть. Однако глаза Клавдия излучали мудрость, несвойственную юности и дарованную лишь человеку, прожившему долгую жизнь. Он был облачён в просторные одеяния нежно-золотистого цвета, а на шее у мужчины висел амулет – символ власти настоятеля в стенах Нар Тирнела.

Его собеседник разительно отличался от монахов Нариктира своим внешним видом, однако роба, в которую он был облачён, подчёркивала его принадлежность к духовному сану. Теркан сжимал в руках искусно выполненный резной посох и внимательно слушал Клавдия. Настоятель мягким голосом продолжал беседу, начатую незадолго до того, как мы с вами познакомились с обитателями монастыря.

– Видишь ли, просьба, с которой я вынужден к тебе обратиться, друг мой, весьма деликатна и не должна быть предана огласке.

– Для того чтобы дать своё согласие, я должен знать о ней больше, настоятель, – учтиво ответил теркан. – Насколько я понял, дело касается дочери лорда Детурна?

Клавдий приложил палец к губам и огляделся. К счастью, поблизости не было ни души, и пожилой монах немного успокоился:

– Деликатность предлагаемого поручения прежде всего подразумевает сокрытие факта пропажи девочки.

– Понимаю вас, – понизил голос теркан. – Прошу прощения, впредь я буду более осторожен.

– Ты славный собеседник, Ородрим! – улыбнулся настоятель. – Благодарю за понимание! Учитывая сложившуюся ситуацию, служители монастыря и бургомистр могут предстать в крайне неприятном свете.

– Настоятель, могу я попросить вас посвятить меня во все обстоятельства пропажи Нинэль? Ведь для дальнейших действий я должен понимать, с чем мне предстоит столкнуться, – справедливо заметил теркан.

Вновь окинув взглядом зал и убедившись, что монахи и прихожане находятся на достаточном удалении, Клавдий поведал Ородриму следующее:

– Полгода назад сэр Лиоссен Детурн из Мериона оставил свою девятилетнюю дочь Нинэль нам на обучение. Мы оказали ему великую честь, взяв её под свою опеку, ибо монахи Нар Тирнела ведут аскетичный образ жизни и редко вступают в подобные отношения с мирянами. На счастье, девочка оказалась настоящим сокровищем: кроткая и скромная, не в пример своим избалованным сверстницам. Довольно скоро я, да и прочие братья тоже, привязались к малышке и обучали её с большой охотой, заботясь о том, чтобы девочка всегда была сыта и весела.

Несмотря на свой возраст, Нинэль часто помогала нам в стенах монастыря, и не было никого, кто мог бы дурно о ней отозваться. Нас частенько навещал бургомистр. Будучи близким другом сэра Детурна, он чувствовал груз ответственности за малышку, оставленную под нашим присмотром. Особенно к девочке привязался молодой послушник Анис. Парню едва исполнилось девятнадцать, и он возился с ребёнком, как с родной сестрой, – продолжал настоятель.

Вдруг тень судороги пробежала по лицу пожилого монаха, и он крепко сжал кулаки.

– Увы, держать в тайне то, что в монастыре проживает маленькая девочка, было весьма непросто, – грустно произнес Клавдий. – Её присутствие выдавала, как минимум, детская одежда, вывешенная для сушки на улице. Не знаю, кто и как прознал о том, что за ребёнок находился в монастыре, но они решили нагреть на этом руки. Вчера Анис поддался на уговоры Нинэль и отправился с ней погулять на опушке леса… – Голос Клавдия заметно дрогнул. – После этой прогулки ни монаха, ни дочери сэра Детурна никто не видел.

Повисшая пауза дала Ородриму время обдумать услышанное. Картина вырисовывалась весьма мрачная.

– Ситуацию усугубляет ещё и то, что сэр Детурн собирается навестить Нинэль в начале следующей недели, – добавил к вышесказанному настоятель.

– Но это же через три дня! – воскликнул теркан.

– Потому-то нам и надо как можно быстрее разобраться с этой проблемой, – удручённо пробормотал Клавдий, вглядываясь в узор плитки на полу. – Но поднимать тревогу и заявлять о пропаже ребёнка во всеуслышание вряд ли будет благоразумным.

– Настоятель, – прервал речь своего собеседника теркан, поняв, к чему тот клонит. – Не волнуйтесь! Я понимаю, что расследование следует оставить в тайне.

– Ородрим, твоя активность в любом случае привлечёт внимание окружающих, поэтому я подумывал о том, чтобы дать им оправдание. Нельзя говорить, чем именно ты будешь заниматься, – покачал головой пожилой служитель.

– У вас есть какой-то план? – смекнул теркан.

Монах кивнул в ответ кивнул:

– Нам надо встретиться с бургомистром и обсудить детали. Полагаю, мы можем рассчитывать на его помощь.

Анкиллирский ветеран мощными глотками осушил большую кружку пива и вытер пенные усы рукавом.

– Недурно! – прокряхтел он, с грохотом поставив кружку на деревянный стол, за которым они с Фрейном устроились на обед.

Пять пенри[18] обеспечили путникам роскошный пир, ставший достойной наградой после длительного перехода. Олаф умял целую миску обжаренных в масле луковых колец, которыми он заедал утку, запечённую с яблоками. Его напарник за обе щёки уплетал свежепойманную речную рыбу, а в его бокале плескалось белое вино.

Утро выдалось не из лёгких. Сразу после того, как товарищи оплатили постой, Олаф настоял на том, чтобы навестить Анну Брокс и сообщить ей о кончине Милевира. Фрейн считал это глупой затеей – лишним поводом привлекать к себе внимание, но анкиллирец был неумолим. За годы службы Олаф выработал свой кодекс чести, и коль уж несчастный бондарь погиб, случайно оказавшись втянутым в эту передрягу, то навестить вдову покойного было делом первостепенной важности.

Как и следовало ожидать, Анна плохо перенесла новости. Как гром среди ясного неба, на пороге её дома объявились два незнакомца. Страшное известие вышибло землю у неё из-под ног, и долгое время от бедной женщины нельзя было добиться ни слова. Фрейн причитал в углу просторных сеней, Олаф молча сидел подле вдовы, положив руку ей на плечо, которое качалось в такт рыданиям. О причинах смерти они не распространялись. Сказали лишь, что Милевир стал жертвой несчастного случая и перед смертью попросил их известить супругу о случившемся. К великому облегчению сурта, к Анне пришла её подруга, которая, услыхав о случившемся, взяла дело в свои руки. Вскипятила чайник, заварила ромашку, выпроводила мужчин на улицу и захлопнула за их спинами дверь. Немного постояв у порога, Олаф тяжело вздохнул и поплёлся по запруженным улицам Нариктира. Фрейн лишь хмыкнул и поспешил следом.

Постоялый двор «Горный Гальюн» пустовал, что неудивительно – в два-то часа дня! За исключением путников в зале сидел лишь один пьяница, который то ли пришел опохмелиться, то ли всё ещё не мог подняться после ночной попойки. Хазель Абрим, тучный владелец заведения в ярком экрентийском наряде и небольшом тюрбане, суетился неподалёку вместе с двумя помощниками. Дневной свет едва пробивался сквозь мутные окна, выходившие на главную улицу. Центральная часть большого зала вмещала пару десятков деревянных столов, рассчитанных на небольшие компании. Длинная барная стойка, протянувшаяся вдоль дальней стены, сопровождалась высокими табуретками. Левое крыло представляло собой большой банкетный зал с тремя рядами длинных деревянных столов и скамей. В этом зале, по вечерам озарённом светом множества свечей, проходили городские торжества, свадьбы и прочие важные мероприятия. Правая часть трактира предназначалась для более комфортного отдыха в глубоких кожаных креслах перед большим камином. Там же находилась крепкая дубовая лестница, ведущая на верхние этажи – к номерам для гостей.

– Надеюсь, обед пришёлся достопочтенным господам по душе? – Хозяин расплылся в широкой и, по мнению анкиллирца, довольно неприятной улыбке. При этом он так низко поклонился в порыве своей услужливости, что длинные ленточки, украшавшие его тюрбан, принялись подметать пол.