— А, собственно, почему? — заинтересовалась Пия.

Прежде чем ответить, Кавелли сделал еще один глоток вина.

— Ну, первый Иоанн Двадцать третий остался в истории как необычайно жестокий человек, даже по средневековым меркам. Могущественный злодей, который шел по многочисленным трупам. Он был антипапой[59] и правил в основном из Болоньи, но параллельно с ним называли себя понтификами римский папа — Григорий Двенадцатый и еще один антипапа — Бенедикт Тринадцатый, проживавший в Авиньоне. Пожалуй, это один из самых хаотичных периодов в истории католической церкви. Только в 1414 году на соборе в Констанце духовенство совместными усилиями попыталось навести порядок и привести церковь к единоначалию. Иоанну предъявили обвинения в многочисленных преступлениях. Однако речь шла только о том, чтобы сместить его с должности, а о восстановлении справедливости никто особо не задумывался. Из более чем пятидесяти пунктов обвинения ему предъявили лишь пять. Многочисленные убийства и изнасилования так и остались недоказанными.

— Вот паршивая свинья! Надеюсь, его сожгли?

— Нет, его лишь вынудили отказаться от папского престола и отсидеть в тюрьме три года.

Пия иронично улыбнулась.

— Неплохая сделка, не так ли?

— Очень. К тому же после того как он отбыл заключение, его назначили епископом Фраскати,[60] и его дела пошли еще лучше прежнего.

— С ума сойти!

— Вот именно. Честно говоря, не думаю, что наше дело как-то связано именно с этим Иоанном. Если бы его убили, это, конечно, уже давно заинтересовало бы историков, но… — Кавелли попытался подыскать слова, — но ваш дядя, скорее всего, узнал о чем-то гораздо более значимом.

Девушка кивнула. Все было съедено, новых идей не возникало, поэтому они оба надолго замолчали и впали в задумчивость.

Кавелли зашел на кухню, встал на стул и нащупал сверху на подвесном шкафчике коричневый глиняный горшок. Он нарочно поставил его туда, чтобы прикрыть кусок обоев размером с футбольный мяч, которые покоробило от влаги — протечки регулярно случались тут начиная с декабря и так же регулярно прекращались в феврале. Происходило это, когда свежий прохладный ветер начинал задувать в квартиру через дверь террасы. Кавелли достал горшок и спустился со стула. Девушка наблюдала за ним, прислонившись к дверному косяку. Она ничего не спросила, но глаза блестели от напряженного любопытства. В горшке оказалась связка маленьких и больших ключей, многим из которых было явно больше ста лет. Кавелли вынул их и сдул пыль.

— За последние пятьсот лет в моей семье накопилась целая коллекция самых разных ключей, — усмехнулся он. — И мы, конечно, не вернем ни одного из них.

— И это значит, что вы можете отпереть здесь любую дверь, какую пожелаете? — восхитилась Пия.

— Не всякую, к сожалению. В принципе, это не имеет значения, у меня все равно есть доступ везде и повсюду, но так гораздо интереснее. Тем не менее я стараюсь не слишком часто использовать свое преимущество. — Он стал внимательно рассматривать ключи один за другим. — Какой же из них от Башни ветров? Уже не помню, придется подбирать.

Они вышли из дома и довольно быстро добрались до вытянутого четырехэтажного здания.

— Здесь расположены ватиканские музеи, — пояснил Кавелли. — Мы обойдем снаружи, поскольку иначе нам понадобится целая вечность, чтобы миновать все коридоры.

Кавелли и Пия прошли через маленькую металлическую незапертую дверь и свернули направо, в короткий коридор.

— Минуточку подождите, пожалуйста. — Он остановился и легонько придержал девушку за руку.

— Что случилось?

— Охрана. — Кавелли указал на камеру, прикрепленную к стене в центре коридора.

Он приветливо помахал рукой в камеру, а Пия одарила невидимого стража лучезарной улыбкой. Они прошли до конца коридора, где за дверным проемом вела вверх каменная винтовая лестница. Вокруг царила полнейшая темнота.

— Здесь нет освещения, а я, к сожалению, об этом не подумал, — сокрушался Кавелли. — В вашем телефоне есть фонарик?

— Естественно, — девушка вытащила из сумочки смартфон и включила фонарик.

Медленно она последовала за своим спутником вверх по лестнице, пока они не оказались перед еще одной дверью. Кавелли попытался подобрать ключ, на четвертой попытке дверь открылась, и они вошли в высокую квадратную комнату.

— Прошу любить и жаловать: Башня ветров.

Пия с восторгом огляделась по сторонам. Комната больше походила на храм, чем на обсерваторию. Ее стены были украшены великолепными фресками на библейские сюжеты, связанные с противостоянием силам природы, на полу начертаны линии, служившие, по-видимому, для астрономических расчетов.

— Здесь все совсем не так, как я себе представляла, совершенно не похоже на обсерваторию.

— Это Salla della Meridiana,[61] — пояснил Кавелли. — Вот «Шторм на Галилейском озере», — он указал на фреску на стене. — Силы природы здесь изображены в виде богов. Видите дырку во рту у Южного ветра?

Девушка подошла поближе, чтобы как следует все рассмотреть.

— Через это отверстие в полдень луч солнца всегда падает на эту линию меридиана на полу и образует световую точку, что позволяет научно доказать… — он задумчиво нахмурил лоб. — Это позволяет что-то там доказать, а доказанное, в свою очередь, является причиной того, что сегодня у нас именно эта дата, а не дата, которая будет через десять дней. Дело в том, что в 1582 году папа Григорий Тринадцатый распорядился вычеркнуть из календаря десять дней, чтобы произошло совпадение с астрономическими реалиями. Календарь за множество веков просто перестал им соответствовать.

— Как часы, которые убегают вперед?

— Очень похоже на то.

— И это вычислили именно в этой комнате?

— Так и есть.

— Как интересно! Жаль только, что здесь больше нет телескопа. Насколько они тогда были совершенны? Астрономы в то время могли разглядеть что-либо на Луне?

— Понятия не имею, — пожал плечами Кавелли. — Знаю только, что на Луне находится рукописное послание папы Павла Шестого.

— И как оно туда попало?

— Я полагаю, его туда доставил Нил Армстронг.

— Вот и отлично, пусть оно там и остается, — презрительно фыркнула Пия.

— Почему?

— Ну что он мог там написать? Что он и вся его церковь беспрестанно молятся о мире на земле и процветании людей? Обычная болтовня.

Кавелли поднял руку, словно протестуя против ее несправедливых слов.

— Павел Шестой был намного более неординарной личностью, чем принято считать. Кстати, он действительно говорил что-то такое о мире, и звучало это совсем не так плохо. Подождите-ка, как же там было? «Человечество должно положить конец войне, или война положит конец человечеству».

— Ха! — девушка посмотрела на него торжествующе. — Так я и знала! Вам известно далеко не все на свете, и стоит коснуться сферы, чуть выходящей за рамки вашей компетенции, как я тут же ловлю вас на ошибке.

— Что вы имеете в виду?

— Я изучаю американскую историю и точно знаю, что это цитата вовсе не папы Павла, а чрезвычайно известное высказывание Джона Фицджеральда Кеннеди.

Кавелли удивленно нахмурился.

— Да? А я вот совершенно уверен, что эта фраза принадлежат Павлу Шестому.

— Ну хорошо, значит, они оба это сказали, — пожала плечами Пия.

— Они ведь жили одновременно, один, наверное, просто позаимствовал ее у другого, — предположил Кавелли.

— Поскольку и папа, и президент — известные личности, то, если поискать в старых газетных архивах, безусловно, можно выяснить, кто первый это сказал. — Девушка на мгновение задумалась. — Не удивлюсь, если окажется, что это именно Кеннеди украл высказывание. Вы, наверное, слышали о его знаменитой книге «Профили мужества»?

Кавелли кивнул.