На следующем этаже на него посмотрели сугубо. Давин задерживаться не стал и отправился дальше. Всё-таки отдел наружного наблюдения. Тут ребята серьёзные, прошедшие военную службу. Многие отсюда попадают в Охранную службу.

Давин поднялся выше. Гулкая тишина, как в музее. Подошёл к огромной двери, хотел было постучать. Поднял руку, потом отошёл вправо. Постучал. Ещё раз. Не стреляют, вот и хорошо. Открыл дверь.

Телеграмма. «Рейхсканцлеру Германской Империи Теобальду фон Бетман-Гольвегу. Министерству иностранных дел надлежит постоянно ставить меня в известность по известному делу. Вильгельм II».

Телеграмма. «Министру иностранных дел Артуру Циммерману. Нет никаких препятствий проезду русских революционеров по территории Германии. Готовы обеспечить специальный поезд и необходимую охрану. Генеральный Штаб».

Машина была старой – хорошо, что заводится. Из-за руля вышел водитель, мужчина лет сорока, с короткой причёской и усами. Взял чемоданы Ульяновых и сложил их в багажник. Тронулись.

– Вы поедете на специальном поезде. Машинист, кочегар, охрана, в общем, все в этом поезде наши люди, – Гепп сидел на переднем сиденье авто, обернувшись к Ульяновым – поезд будет опломбирован на всём протяжении пути.

– Зачем?

– Это формальность для соблюдения законов. Германия находится в состоянии войны с Россией. И если Вы будете контактировать с кем-то из немцев, то Вас арестуют по прибытии в Россию. Ни на въезде в Германию, ни на выезде у Вас не будут проверять документы. Вас не будут беспокоить ни таможенники, ни военные, ни проводники. Поезд будет иметь статус экстерриториальности. Формально русские эмигранты возвращаются в Россию. Германия в ответ просит разрешить вернуться на родину гражданам Германии и Австро-Венгрии.

– А пиво? В Германии славное пиво и раки, – Ульянов улыбнулся и пожал плечами – чем-то всю дорогу нужно же заниматься. Не речь же мне учить.

– Будут Вам и пиво, и раки. Вот, кстати, Ваша речь по прибытии на Финский вокзал. Там Вам будет организована яркая встреча. Освободитель крестьян, защитник рабочих и простого народа. Вождь пролетариата, так сказать.

– Что-то часто Вы упоминаете вождя. Вы думаете, в России живут дикие племена?

Гепп не ответил. Тем временем прибыли на вокзал. На перроне, за линией местной полиции стояли люди. Настроены они были явно враждебно. Ульянов взял за руку жену и, сгорбившись чуть больше обычного, быстрым шагом пошёл к составу. За ними, широким шагом маршировал Гепп.

Кто-то крикнул:

– Шпик! Провокатор!

Полетело яйцо, второе. Кто-то запел «Интернационал». Зазвучали маты и оскорбления пассажиров. Кто-то запел: «Боже, царя храни». В общем, хаос. Дверь вагона была открыта. Заскочили. Гепп поздоровался с людьми в вагоне, быстро огляделся – Вот ваше купе. Вы едете вдвоём. В соседнем купе Сафаровы, дальше Арманд, Равич, Карл Радек и Зиновьев. С остальными Вы познакомитесь в пути.

– А разве Вы не с нами? – Надежда удивилась – И почему на перроне люди?

– Люди наши. Во-первых, нужно осветить Ваш выезд с разных сторон. Во-вторых, обеспечить Вашу безопасность на вокзале. И да, я с Вами не еду. Я должен приготовить Вашу встречу в Петербурге. И выполнить пару мелких задач. – Гепп неопределённо махнул рукой – И последнее, теперь Вас всегда будут называть Ленин.

– Это прозвище мне знакомо давно. Что ж, Ленин, так Ленин. А кем, в таком случае, будете Вы?

Гепп улыбнулся и откланялся – До встречи в Петрограде.

На лавочке под разбитым фонарём сидел неприметный мужчина. В котелке, с газетой – обычный, ожидающий поезда гражданин. Гепп прошёл мимо шагов на двадцать, посмотрел на вокзальные часы, задумался и вернулся к лавочке. Сел, глядя на отходящий поезд.

– Как всё прошло?

Немецкий военный атташе в Бёрне майор Буссо фон Бисмарк, а это был именно он, перелистнул газету и уткнулся в неё поглубже – Всё в порядке. Было две перестрелки. Русский агент направлен по ложному следу и убит.

Гепп достал карманные часы – 15.10. Посмотрел в небо, подмигнул. Если есть бог, то он будет в восторге. Величайшая в история операция влияния встала на рельсы. Гепп прикоснулся к плечу Бисмарка – Спасибо – и отправился к авто. Он шёл размеренно, чувствуя все свои мышцы, ощущая себя атлантом, сдвинувшим Вехи Истории и повернувшим реки вспять. Плюхнулся на переднее сиденье.

– Парвус был прав – водитель улыбался – прусские штыки и русские кулаки это мощный союз. Подумать только, 23 машинописных листа, четыре миллиона марок и один перекупленный эмигрант уничтожат империю русских навсегда.

– Маховик запущен, господин майор, – Гепп достал из портфеля коньяк и два бокала – за немецкую разведку. За политику революционизации.

Два майора немецкой разведки, Вальтер Николаи и Фредо Гепп сидели в старом авто посреди Цюриха. Они пили коньяк и обсуждали свои последующие шаги. А запущенный ими поезд, как огромный снаряд летел в сторону России.

– Мы так и будем ехать и жить? Как в клетке? – Надежда смотрела на мужа, который разделывал рака под пиво. Она, с одной стороны, чувствовала себя пешкой на большом шахматном поле. С другой стороны, понимала, какие выпали им возможности. И эти возможности нужно было выжать до конца.

– Надь, я обещал тебе настоящий кофе. Вот кофе и вот шоколад – Ленин отхлебнул пива – на первой же остановке, несмотря на запрет, мы выйдем на перрон и я поговорю с немецкими рабочими о важности пролетариата в современном мире.

– Коль, ты скорее за пивом пойдёшь, чем с рабочими разговаривать. Я о другом. Если всё получится, она перекрестилась, мы должны будем вести себя очень жёстко. Иначе мы будем в клетке всю жизнь.

– Германцы всё сделают, не волнуйся, – Ленин стал вытирать руки от кусочков рака – мы лишь ширма этого театра. Мы будем на сцене, но всю работу сделают другие.

Икнул, стал расстёгивать штаны, – Надь, может это?..

За стенкой громко засмеялись. Радек всю дорогу травил анекдоты и весёлые истории из жизни. Дорога оказалась долгой. Сначала до Засница. Потом на пароме в Швецию. Затем Финляндия.

Надежде казалось, что в этом вагоне лишь она трезва по-настоящему. И Радек. Ленин с Зиновьевым на каждой остановке выходили за пивом и раками. К тому же пытаясь пропагандировать за мир, что им не очень удавалось. Ленин после каждой остановки лез с объятиями. И вообще. Вся делегация была в каком-то странном угаре. Никто не говорил о революции, о своих действиях в Петрограде, о войне. Все веселились, обнимались, болтали о пустом, пили и курили в тамбурах.

Радек, худой немец в очках, от выпивки отказывался, ссылаясь на здоровье. Все разговоры внимательно слушал. И на каждой станции бегал на вокзал за табаком – так он объяснял свои отлучки. То, что он на кого-то работает, было видно сразу. Но на кого? Явно не на немецкий Генштаб, там люди серьёзнее.

Ладно, надо брать вожжи в свои руки. Как только высадились в Швеции, Радек побежал на вокзал, Ленин с Зиновьевым к местному ларьку, а Надежда к местным полицейским на перроне. Она сунула купюры одному в руку и, указав на Карла Радека, тихо сказала – Революшен.

Швецию и Финляндию проехали без происшествий. В Финляндии пересели на российский поезд. За двадцать лет их отсутствия в Российской империи ничего не поменялось. Всё те же старые локомотивы, обшарпанные вагоны третьего класса и русские солдаты. До Петрограда оставалось всего ничего.

Кабинет с высокими потолками, несколько абажуров. На стене большой портрет Николая II, в углу камин. Массивный стол стремя креслами вокруг. За столом, в мятом пиджаке сидел Глобачёв, начальник Петроградского Охранного Отделения. Было видно, что он только что проснулся. На столе лежал револьвер с взведённым курком, рядом пачка патронов.

– Чёртовы революционеры покоя не дают, – пояснил он, увидев удивлённого Давина – доброе утро, господин капитан.