Свернула на задний двор, чтобы скрыться от толпы. Не хотелось растягивать прощание. Расстегнула плащ, сдёрнула шёлковый платок и вытащила из пучка шпильки, позволив волосам рассыпаться по плечам. Необъяснимое ощущение свободы и легкости заполнило грудь.

Шла медленно, рассматривая неровности тропинки, пока не напоролась взглядом на криво нарисованные мелом классики.

– Боже! Что я делаю? – рассмеялась в голос, бросила на асфальт сумку и вступила в первый квадратик, а остальное ноги сделали сами.

Собственный смех резал слух. Я даже зарумянилась, будто от стыда, когда допрыгала до последней клеточки, ни разу не оступившись. Схватила вещи и поспешила спрятаться в роще от возможных свидетелей моего внезапного ребячества.

Из-за сильно затянувшегося прощания с учениками я опоздала на свой автобус, поэтому пришлось втискиваться в тот, что не заезжает в наш посёлок. Подруге, что часто выручала меня, звонить не хотелось, знала, что она отсыпается после ночного выступления, поэтому деваться было некуда. Благо, проехать нужно было всего три остановки, через которые меня буквально выплюнули под натиском толпы на пыльную обочину трассы.

Я быстро перебежала проезжую часть и спрыгнула в канаву вдоль дороги, мысленно ругая себя за новые замшевые лодочки, что забыла переобуть в школе. Шла медленно, обходила лужи и старалась не шаркать ногами, чтобы не запылить туфли.

В голове метались рваные мысли и планы, как было всегда перед отпуском. Хотелось вывезти Мишку к морю перед школой, покрасить веранду и поменять печь в бане. Понимала, что на всё моих сбережений попросту не хватит, ведь львиная доля уйдёт на сборы первоклашки.

Сердце ойкнуло. Как быстро бежит время! Даже опомниться не успела, как беззубый карапуз превратился в будущего первоклашку. Я и так оттянула время, подарив сыну ещё один год беззаботного детства. Можно было его ещё в прошлом году отдать, но жалко стало. Материнское сердце упрямилось, понимая, что слишком рано.

– Девушка, вас подвезти? – резкий хриплый окрик вырвал меня из тревожных мыслей.

– Нет, спасибо. Я уже пришла, – даже не взглянула в сторону машины, свернула к обочине и начала спускаться к узкой тропинке, по которой можно было добежать до «Яблоневого» напрямки через поле.

Но автомобиль не спешил уезжать. Наоборот, двигатель заглох, а следом хлопнула дверь. Я почему-то напряглась и ускорила шаг, продираясь сквозь ещё сухие стебли кустарника, когда услышала шаги сзади.

Хруст веток становился громче, ближе, отчего по спине побежали мурашки. Вытянула голову, чтобы увидеть родные красные ворота. Близко… совсем близко… Вот уже и Катькин дом с колоннами, и её машина, припаркованная рядом, а значит, я добегу. Но как только я припустила, меня схватили за болтающийся пояс плаща.

– Олька Сладкова любит Королёва…

Тихий шёпот взорвал мои перепонки, словно рупор к ушам поднесли. Я остановилась, молясь, чтобы мне этот хриплый голос почудился.

– Вот я тебя и нашёл, Лялька…

– Вот я тебя и нашёл, Лялька…

Не показалось. Мать твою, мне не показалось! Королёв… Мой Королёв!

Внутри меня все орало, бурлило и клокотало. Хотелось раствориться, исчезнуть, но не стоять здесь, посреди зарослей шиповника. Сжала в руке ветку, но ничего не почувствовала, словно уснула. Не здесь была душой, осталось лишь тело для столкновения с пропастью, мысли мои вспыхнули и рассыпались пеплом.

– А ты все такая же, – теплое дыхание ошпарило мое ухо, коснулось щеки, а аромат чего-то сладкого заполнил нос.

Вдохнула. И это было ошибкой! Роковой ошибкой, потому как легкие обожгло этим пьянящим ароматом, а живот скрутило в узел. Тошнота стала стягивать горло, а глаза пекло от того, что я не моргала. Да что там не моргала, я дышать перестала!

Ветки снова захрустели под тяжестью шагов, а перед глазами появились белые кеды, что тут же провалились в лужу. Взгляд застыл на белой коже, что покрылась уродливыми разводами грязи.

– Совсем не изменилась, – усмехнулся мой преследователь. – Все та же танцующая походка у моей Ляльки…

Шумно вдохнула обжигающий воздух, услышав «моя Лялька», и глаза закрыла, прогоняя через грудь шорох его голоса. Сопротивляйся, Оля! Это прошлое. Не слушай его голос. Не слушай!

– …готов был часами любоваться твоей походкой. Легкая, плавная, без пошлого вихляния задницей, но такая соблазнительная. Даже если ты шла с тяжелым рюкзаком и в кедах – всё равно танцевала. Если девочка моя танцует – всё хорошо, значит, жить можно. Всегда знал, как у тебя дела, ещё до того, как ты скороговоркой вываливала на меня ворох ерунды девчачьей. Знал. Походка Ляльку мою выдавала.

Он сжимал край моего пояса между указательным и средним пальцем руки, затем перехватил и стал накручивать его на кулак. Серая ткань пришла в движение, натягиваясь с каждым оборотом.

Двигался медленно, прекрасно понимая, что я в ловушке и не скрыться мне от него.

– А дай в глазки загляну? – он перестал шептать и по коже поползли мурашки от вибрации его грудного голоса.

Он изменился: стал сухим, хриплым и безжизненным. Не было в нем той энергии, что проникала в меня с каждым рычащим звуком, которые он имел привычку так сладко растягивать. Не прежний мальчишка, давно не тот.

Когда Королёв понял, что я не намерена проявлять признаки жизни, то сам потянулся рукой к лицу. Тёплые, чуть шероховатые пальцы легли на подбородок и начали сжиматься. Дрожали. Не от страха, нет. Чувствовала, что держится, чтобы больно не сделать, бурю сдерживает, но только чтобы обрушить её на меня позже. Момент подбирает. Ближе подбирается.

Не сопротивлялась не потому что не хотела, а потому что не могла. Из меня будто жизнь высосали. Тело стало чужим, бессильным, как ветки шиповника, что скользили по ногам, цепляясь за капроновые чулки.

– Вот так. Хорошая девочка, – твердил он, задирая мою голову. – Ну же, посмотри…

Взгляд заскользил по чёрным джинсам с дырой на коленке, из которой выглядывал край татуировки. По белой футболке, что торчала из-под кожаного бомбера, по мощной шее и упёрся в кадык, что был подернут густой щетиной. Тянул меня до тех пор, пока совсем голову не запрокинул. Во власти его была: опустошенная, безвольная и будто бы голая.

Большего я не выдержу! Закрыла глаза, с силой зажмурившись, чтобы не видеть! Только бы не видеть его! Не могу!

Он был моим персональным адом! Не потому что делал что-то страшное, нет. Наоборот, любила его до неба и обратно. До дрожи в коленях, до мутности рассудка и слез, что порой текли просто так от бесконечного счастья. Но с ним связано то прошлое, о котором вспоминать даже больно. Оно не затянется, не зарубцуется, болеть будет вечно. Фантомная боль, но режет как по живому. Но той любви больше нет. Она сломана. Моя большая сломанная любовь. Именно она сейчас стоит передо мной.

– Открой глаза, Ляля, – снова зашептал он, почти касаясь своими губами моих.

Но я отчаянно замотала головой.

– Открывай, я только посмотрю и уйду.

– Сейчас уходи, Мироша, сейчас уходи…

– Нет! Пока в глаза твои бесстыжие не загляну!

– Что? – веки сами распахнулись, а сдерживаемые слёзы хлынули потоком, замутняя зрение.

Но даже это не помогло скрыть его образ, что был вырезан в моей памяти. Он лишь красивее стал, мужественнее. Синие, как васильковое поле, глаза были чуть прищурены, скулы напряжены, а мягкие пухлые губы растянуты в победной улыбке. Конечно, победил. Всегда получал то, что хочет. И сейчас готов приз забрать.

Смотрела и упивалась. Собирала выпавшие части пазла, что растерялись в прошествии многих лет, впускала в легкие дурман его запаха и нервно кусала губы, пытаясь вернуть себе хоть каплю благоразумия. Но не могла. Обессилела, обмякла. Тело трясло от желания прижаться к его груди и повиснуть на его шее, как раньше.

Слабачка! Тогда ею была и сейчас стою точно также! Таю в его взгляде, подчиняюсь, хотя внутри медленно тает фитиль бомбы, что готова рвануть в любой момент. Он рядом, а я лишь чувствую запах гари, растворяющейся в сладости аромата его кожи. Все путается. Силы тают, а земля уходит из-под ног, подталкивая меня в объятия хаоса.