Князь не забывал о старейшине и его внучке. Как-то за трапезой, князю готовила Ольга из собственных припасов, обратился к Калине:
– Ты, дед, самый лепший и велеумный муж этого села. Мудрее тебя никого нет. То ли не осталось, то ли не было…
– Я уже стар. – Калина догадался, к чему зашел княжеский разговор о нем.
– Пусть так. Службу продолжай, пока молодь подрастет. Ей нужен мудрый совет. Внучка подрастет – тебя заменит. Ее отец хоробро дрался со степняками. На нем, как передал мне Волк, больше всех ран насчитали, даже по сравнению с моими воинами. Дрался до последнего вздоха, до последнего стоял, зарубил ханского командира, добрый был бы воин в моей дружине. А где его жена, что с ней?
– Он ее из полона привез, знатного рода была, чуть ли не княжеского. Бабьей мудростью шибко ведала. Недолго токмо прожила, в родах с Ольгой помучилась и ушла в Навь.
– Круглой сиротой осталась твоя внучка.
– Осталась… – согласился. – Я тоже скоро рядом со снохой и сыном буду.
– Не торопись.
– Не тороплюсь – смерть торопит.
Князь вдруг встрепенулся:
– Паки об учебе подумать. Село помолодело, учить некому. Твою же внучку, чтобы счет знала, письмена читала. Кого-то из Киева отправлю, справим отдельное училище – село ныне людное.
Дед махнул рукой:
– Не до учения. По хозяйству забот невпроворот.
– Напрасно так говоришь: в кутине пока и будем уму-разуму учить. – Помолчал, прежде чем продолжить. – Ольга сноровистая девица. Толковая. Может, вас обоих в Киев? Тебе доживать свой век вдали от прежних забот, внучке новую жизнь зачинать.
– Молодь как оставить? Сам о ней только что сказал…
– И то правда. Ты будто нарасхват. Хотя в своем слове не отказываю: поедешь – возьму с собой. Найдем тебе замену.
– Твоя воля, князь, – моя воля. Оставь меня – от своего погоста уезжать не хочу. Весь остаток моего века здесь. Отчего-то Сварог нашу линию рода не продлил. На мне остановился. Все прежние старейшины вышли из нашего рода. Последним завершаю службу. Лишь одна внучка, как проклюнувшийся отростель. Его бы на другое дерево пересадить, дать начало новой верви нашего рода. За меня хлопочешь, – за внучку похлопочи. Ее с собой возьми. Тяжело ей будет как сироте. Мати умерла, отец убиен. Мне уж тоже недолог век. Приметил на днях статного невольника – заглядывал на мою внучку. Но у нее другая душа, ей нужны перемены, впечатления, постоянно меня дергает, зовет то на рыбалку, то зверя промышлять, раньше всех убежит за грибами. У нас корова, бычок, скотина всякая. Много работы, ей неймется – душа неспокойная. Всем хороша, еси не заблудится. Из-за своего неугомонного норова – может совсем затеряться. Жизнь – она ведь как лес, вроде все одинаково, ан – выхода нет, хоть тресни. Уйдешь, не кумекая откуда и куда, – можешь не найти прежнюю поляну с ее грибницей. Что верно, то верно: ей учение нужно, в лесу-то и без учения можно обратную дорогу найти, криком позвать – чтобы в жизни не блудилась. В Киеве бы к новой жизни сподобить?
Калина испытующе посмотрел на князя.
Игорь одобрительно похлопал старика по плечу и неожиданно объявил:
– Собирай внучку. Завтра отъеду. Возьму с собой. Поедешь, тебя возьму. – И отошел во двор.
Калина остался в недоумении: то ли князь пошутил, хотя на шутника совсем не похож, то ли всерьез решил взять с собой. Так и сообщил внучке:
– Князь возьмет тебя с собой.
Та лишь руками подол юбки отряхнула от остатков сена, которое корове бросила, чтобы на ночь на сухое сено улеглась, и ушла в дом, ни слова не обмолвившись.
Утром в день отъезда князь вышел на крыльцо. Ольга уже занималась своим хозяйством. Подошел к ней, объявил:
– Со мной в Киев поедешь.
Ольга этих слов от князя ожидала. Все равно будто от стыда разрумянилась, только и нашла что сказать:
– Деда?
– Разве не сказал? Тебя благословил, остается молодь уму-разуму учить. Она вся пришлая, со своим уставом. Без мудрого слова старейшины и святителя не обойтись. Ежели передумал, пусть собирается.
Тут уж Ольга не сдержала слез, забежала в избу, подошла к Калине. Тот увидел слезы, обнял:
– Поклажу уже сладил.
– Как же ты?
– Буду тебя ждать.
У него тоже выступили слезы.
– Хозяйство, скотина?
– Мир не без добрых людей. Не оставят одного. Да и знай: у меня радость от того, что будешь пристроена в доблии руки. Князь наш доблий человек.
Игорь возвращался в Киев на конях. Перед тем как тронуться, на крыльце появилась Ольга, за ней дед с небольшим узлом из льняной ткани, в котором уместился весь девичий скарб.
Дружинники подвели лошадь, помогли сесть. Прощались недолго, хотя со слезами – разными слезами: дед не без радости за внучку, внучка – не без жалости к деду. Оба воспринимали происходящее за диво. Хотя, что в том странного: в природную гармонию безымянного села ворвался хозяин этих мест – русский князь, избил чужаков, дал селу достойное имя, внучку как сироту взял с собой.
Одно для себя поняла: на этот раз отправилась не за грибами в лес или карасями на старицу, а в неведанный край с неведанной жизнью. Были потайная радость и тревога, обе делили ее меж собой: то одна примыслится, то другая, не в силах друг дружку одолеть.
Князь был далек от ее переживаний. Он размышлял о тех, о ком тоже следовало позаботиться: дальних закоулках земли своей, живущих без дорог и связи с ним. Этим пользуются хазарские купцы и кочевники, выбирая по окраинам скот, людей, припасы, скарб, оставляя после себя немощных стариков, немолодых баб и малых детей на подрос, чтобы забрать позднее и продать на невольничьих рынках, а вслед за этим – сужается Русь в ее границах.
4
Прибыв в Киев, Игорь поделился своими наблюдениями с Православом, которые завершил словами:
– Земля наша обезлюдела. Собираемая дань идет на князя, его дружину и Киев. Живем от полюдья до полюдья. В промежутки между ними в удобное для них летнее время земли русские обирают хазары и печенеги. За счет чего им держаться единого союза с Киевом? Как только власть великого князя слабеет – о нем забывают, союзные князья, как могут, сами собой выживают. В чем мои мечники и мытари отличаются от разбойников хазар и печенегов?
Волхв согласился:
– Великие князья перед землями в долгу. Еси жить прежним укладом, ничего не изменится. От него надобно отказаться. Лепше скажи: видел ли новую пахоту возле сел?
– Разве что под Киевом и недалече от него. Притереб и выселков не встречал. Даже по рекам селений мало. Людины от шалых воров, бичующих на реках, прячутся в лесах. Едва самому удалось отбиться, а каково миру? Здоровые мужики на пересчет. Многих забрала война с хазарами. Есть села, откуда на войну ушли почти все, мало кто вернулся… Что скрывать: хазары с ромеями сиротят русские села, опустошают земли наши. Князья далеко, села без призора. Ничего не предпринять – русский мужик переведется.
– Первее всего начни с себя. Ничто так не сиротит и не ослабляет Русь, как потеря князя. Потому возьми за правило: жить и княжить долго с пользой для народа, который такого князя ждал и с большой надеждой призвал на служение.
Игорь объяснил, оправдывая себя:
– На моих глазах хазары гнали молодь в рабство: как отстраниться от брани?
– Почему первым переправился на косу и всю сечу провел на линии поединства? Брошенное копье пробило плечевой доспех рядом с незакрытым местом. Небесный покровитель отвел от него копье, сохранил тебе жизнь, но предупредил, чтобы впредь поостерегся. Хоробрый князь – достояние народа, половина удачи в любой сече, вторая половина за дружиной. Не забывай учение новгородских волхвов, сравнивающих наш народ с пчелиным роем – еси его мати погибает, рой ждет та же участь.
Перед сечей на первой линии стоит дружина. Князь и его земля стоят за дружиной во второй линии – на нее и вставай. Она не очерчена, каждый сам ее находит. Сходится с первой линией тогда, когда на плаху положена жизнь народа и земли – тогда вступай в поединство с врагом, ибо иного выбора у князя нет: или победить, или сложить голову.