– Караван нуждается в отдыхе. У тебя остановлюсь.
– Найду куда разместить. У нас тихо, спокойно, соловьи поют. Лепшего места не найдешь.
– На той стороне худые люди промышляют. Пойдем с раннего утра.
– Ты козаре?
– Козаре, – в тон ему подтвердил караванщик, не пытаясь поправлять хозяина постоялого двора.
– Почитай мне из святых писаний. Я тоже козаре, принял веру в самом Козар-граде.
Караванщик не переставал удивляться:
– Ты же из славян?
– Рожден от них, принял веру твою. Запомни: козаре, как и ты, – сказал, как обрезал, а для наглядности спустил портки и предъявил наглядные свидетельства.
В их доказательной силе Сечин убедился, хотя сомнения остались, произнес со значением:
– На обратном пути почитаю, пока помоги с загрузкой ладей.
– У нас плата вперед, – предупредил Сотский, – и твердая. За меньшее не перевезем.
– Раньше брали после переправы, кто сколько даст; бывало – нас и без оплаты перевозили.
– То было давно. На перевозе отец сидел. Пользовались его доверчивостью – у него вера такая, доброго о ней сказать не могу: любого легко обмануть и сплюнуть. Для вас же поставлю новый град с высокой оградой. Заведу в нем купцов и ремесленников. Пусть столуются, промышляют, чем смогут, занимаются торгом. За перевоз надобно платить.
Караванщик понимающе покачал головой:
– Не сбудется то, что говоришь. – Нехотя полез в свои дорожные одежды за серебром.
– Я говорю – сбудется.
– На что поспорим?
– Что спорить, без спора ведаю.
– Дочь есть?
– Есть.
– Вот на нее и поспорим.
– У тебя сколько дочерей?
– Три дочери.
– Тогда и на твоих трех дочерей тоже. Предлагаешь спор, тебе и ответ держать. В очередной раз придешь, караван заберу, пока дочерей не приведешь.
– Теперь вижу, что нашей веры. Ты мне свою дочь без спора – за выкуп отдай. Сам-то какой статный! У таких мужей и дочери красавицы.
– Не обидел бог. Она в мати. Со строительством града твоя подмога будет? – Сотский протянул руку за платой, которую караванщик продолжал держать в своей руке.
Не дождавшись ответа, сгреб «подмогу», серебро оказалось в его ладони.
В это время в горницу вбежала дочь, поклонившись незнакомому человеку, объявила отцу:
– Мы с дедом опять в лесу лешего чуяли. Ворлоки вот-вот объявятся. Леший показывается перед их приходом.
– Что за люди? – насторожившись, спросил караванщик.
– Ворлоки – те, что воры, разбойничают, – объяснила скороговоркой.
– Откуда быти им? – огрызнулся Сотский. – Не до них. Полно работы. Да и купеческий караван прибыл. Как бросишь – не время схороняться.
– Вороги без спроса приходят. Дед просит, чтобы выставил дозор, при появлении выводи людей за старицу.
Ольга как вбежала, так и выбежала из горницы.
Караванщик не выдержал:
– Какая красавица!
– В мати.
– Звать?
– Когда родилась, дед назвал Прекрасой! Меж собой зовем Прекраса. Имя дали по мати – Ольга.
– Мне по нраву. Просишь серебро на Козар-град? За дочь отдам пару золотых.
– Каких золотых?
– Хазарских дирхам.
Сотский покачал головой:
– Только в солидах. За твои дирхамы ничего не купить. Доверяю солидам. – В кошеле начальника полона, который Сотский оприходовал на корабле, были не дирхамы, а солиды.
– Выкуп достойный! – убеждал Сечин, успев просчитать свою будущую выгоду, сравнив пару золотых с ценами на девиц на хазарском рынке.
– Только солиды. И не пара, а десяток. Ты для себя или на продажу мою дочь присмотрел?
– Женой будет.
– У тебя же у самого трое?
– Дочери есть, да жены вот не стало.
– Такая красавица стоит дороже, – возразил Сотский. – Дешевле десяти солидов не отдам.
– Для единоверца уменьши цену наполовину, дорога длинная, всякое бывает.
– На нее более потратил. Отдаю даром родную дочь. – Сотский будто обиделся. – Ты бы еще строителей, ремесленников прислал.
– Разве что покойников. Живым здесь делать нечего. – Не поверил ни единому слову перевозчика по поводу града, признав в нем обычного придорожного вымогателя, что встречает на своем пути в разных странах.
– Ничего не понимаешь, хотя и козаре. Место здесь для града. Коли в работных людях отказываешь, дай аще серебра, сам соберу. За перевоз плату брать не буду. Переговори с каганом, для него я свой человек, единоверец, пусть столбит это место под Козар-град.
У перевозчика явно возникли планы закрепить родственные отношения с караванщиком. Последнего, однако, насторожила ссылка на кагана, упоминание о котором в любом месте пребывания запрещалось, будь то Моравия, Германия или Русь, чтобы не навлечь подозрения на купцов как лазутчиков. Оттого пропустил мимо ушей просьбу Сотского, перевел внимание на дочь, восхищаясь ею:
– Красавица! На обратном пути заеду – сторгуемся. У дочери вызнай, люб ей или не люб.
– Зачем вызнавать? Как скажу – так и будет. Или у вас не так?
– Обязательно спроси – в жены покупаю. Познаевши о любви, легче торг вести.
– Почему не спросить – спрошу, раз настаиваешь.
– Спроси, спроси. На обратном пути скажешь. Где твои лодочники? – засуетился караванщик.
– Ты же через ночь собирался идти?
– С той стороны, – уточнил караванщик, отказываясь от отдыха и ночлега у Сотского.
– Придется звать перевозчиков. Прекрасу за ними пошлю. У нее и спросишь: по нраву ей или нет. – Сотский вышел за дочерью во двор, ее во дворе не оказалось. Пришлось самому идти за перевозчиками.
Караванщик вышел вслед за ним, остался во дворе, предупредил своих:
– Оставаться здесь не будем – разбойники на подходе.
Когда перебрались на другой берег, сообщил:
– Девицу видели?
– Видели.
– Дочь содержателя постоялого двора. Можно за хорошие деньги в любой гарем продать.
– Не отдаст.
– Почти сторговались. Отдает в жены. И просит недорого.
Все рассмеялись.
– Удивляюсь, как эти наивные и глупые склавины умудряются занимать такие просторные и богатые земли. Если каган не приберет – приберут ромеи или германцы. Первого встречного ценят больше, чем ближнего. Нашему кагану следует поспешить.
Сотский не догадывался, что встречался с хазарским лазутчиком, доверенным лицом и родственником самого кагана. При очередной встрече с дочерью сказал ей:
– Отдам тебя за караванщика. Уедешь с ним в Козар-град. Примешь веру. Будешь жить в богатстве. Здесь ворлоки бродят, выкрадут и продадут ромеям.
– Ты их веру принял, а спас тебя от чужбины и освободил от рабства князь с дружиной, – с резкостью ответила дочь.
– Знатный козаре сватается – караванщик, всегда при серебре. Отчего нос воротишь? – Объявил: – На обратном пути заедет за тобой.
– У меня своя вера есть, да и грязный какой-то, заросший, бородатый, страшнее лешего. – Дочь не собиралась уступать отцу и никогда не уступала, если решила по-своему.
– Ты его видела, лешего-то?
– Видела – не видела, об этом не говорят, накличем беду, козаре твой уж точно страшнее. Если не веришь – спроси у деда. Он с лешим виделся. Про него сама скажу: в лесу встретишь, пожалеешь, что не леший. Помнишь, как твоя дружина из леса бежала, когда в лесу сучья захропали?
Отец оглянулся:
– Хватит, услышит, сама же говоришь – накличем беду.
– И про козаре, тятя, молчи – накличешь беду! – распорядилась будто хозяйка.
Отец промолчал.
Ольга росла смышленой, бойкой, властной девицей. Любопытной и впечатлительной. Любопытство порождало неугомонность, а впечатлительность – богатое воображение окружающего мира, тех же леших и русалок.
Реки в те времена были не единожды мечены-перемечены из-за переселения кочевых племен. По летописям, будущая княгиня родилась в небольшом селении, свое первоначальное имя получила за красоту. Росла трудолюбивой, бойкой и впечатлительной. Воспитывалась без матери. Приучена к любому труду. Работала на перевозе.
2