Этот безрассудный поступок перевернул мою судьбу. Я почувствовала отклик публики и ощутила, что такое магия театра. Спектакль привлек внимание публики, я привезла его на фестиваль в Эдинбурге, где он получил несколько премий. После чего ко мне подошел представитель театра «Ройал-Корт»[9] и предложил поступить туда актрисой. Передо мной встал выбор: продолжать университетскую карьеру или сделать шаг в неизвестность. И я сделала этот шаг.

Сейчас я бы успокоила юную себя, заверив, что в будущем ей обязательно встретятся родственные души. Но при этом она обретет «свою» среду не раньше тридцати лет. Именно в этом возрасте я стала частью команды Goodness Gracious Me[10]. Запустить это шоу было нелегко, но работа над ним стала настоящим чудом. Нашлись люди, у которых были те же чаяния и тайны, что у меня. Это были представители второго поколения иммигрантов, по-особому осмысливавшие свой статус. То, что было смешно нам, порой не вызывало смеха у окружающих. И вдруг выяснилось, что я не одна такая на свете. Боже, как здорово! Мы понимали друг друга без слов и нырнули в работу над шоу с тем же безрассудством, с каким я предприняла свой первый театральный эксперимент. Было неясно, поймет ли аудитория наш юмор, но мы верили, что нужно быть правдивыми и честными. Реакция была потрясающей, мы получили множество наград и широко гастролировали. Большего триумфа я в своей жизни не переживала.

Мне кажется, стоило бы сообщить молодой себе, что социальные связи и отношения в профессиональной среде гораздо важнее, чем кажется на первый взгляд. Раньше я думала, что сделанная работа сама будет говорить за тебя. Трудясь на проекте, я заводила дружбу с визажисткой, а не с режиссером. Но вскоре поняла, что в нашем обществе продолжают действовать родоплеменные правила: везде берут «своих». Я так до сих пор до конца и не влилась в артистическую среду, но теперь уже слишком поздно что-то предпринимать. Наверное, в молодости мне нужно было разумнее относиться к поддержанию знакомств и связей. Естественным образом у меня это не получалось. Невозможно же прийти к человеку и сказать: «А ну, дайте мне эту чертову работу!» Тогда бы я уподобилась Алану Партриджу[11], заставляющему всех нюхать его сыр. И по сей день, когда я занимаюсь одним проектом, никогда не знаю, что буду делать после его окончания. Но я смирилась с тем, что мой творческий путь всегда будет непредсказуем. Кастинги мне даются с трудом, да и я не всем подхожу. Иногда это очень огорчает, при условии что я очень много трудилась, чтобы чего-то достичь.

Если бы мне в молодости рассказали, как сложится моя жизнь, я бы не поверила. Может, только где-то очень глубоко шевельнулась бы мысль: «Господи, неужели все так? Неужели возможно жить тем, о чем я мечтаю?» С одной стороны, все время боишься на что-то надеяться, с другой – в нашем деле обязательно нужно иметь хоть немного оптимизма и веры в себя.

Ах да, я бы обязательно поведала шестнадцатилетней себе, что однажды кумир моих юных лет Донни Осмонд[12] придет в качестве гостя на шоу, где я изображаю восьмидесятипятилетнюю старушку. Вот от этого сообщения юная девчонка-индианка, наверное, упала бы в обморок! Красавец с плаката на стене наконец-то сидит рядом на диване, а ты подшучиваешь и издеваешься над ним в образе индийской пожилой дамы. Как вам это понравится?

Американский музыкант

24 октября 2011

В шестнадцать лет моя жизнь состояла из репетиций и занятий спортом. В школе я всерьез увлекался бегом на длинные дистанции, а также играл в небольшой группе под названием The Spiders, впоследствии она была переименована в Alice Cooper. В общем, только музыкой и бегом я и жил, а делать уроки времени не было. Как вы знаете, у ребят, играющих на гитарах, обычно есть девушки, и они делают за своих бойфрендов домашнюю работу. Если вы видели фильм «Выходной день Ферриса Бьюллера», то вы меня поймете: я был парнем типа Ферриса – главным клоуном и хулиганом в классе.

Если бы я сейчас встретил себя-подростка, этот парень понравился бы мне. У него была харизма. Я бы сказал ему: «У тебя отличное чутье, всегда следуй ему!» В детстве у меня было много интересных идей, и я старался все реализовать. Как-то я огляделся и пришел к выводу, что никто не использует образ рокера-злодея. И решил, что злобным рокером будет Элис[13]. Мне хотелось отличаться от других, быть радикально иным.

Я думаю, когда ты любишь хороший рок и знаешь, как его исполнять, можешь добиться очень и очень многого. Мы так сильно отличались от всех остальных музыкантов, что они просто были не в состоянии конкурировать с нами. Большинство групп той поры уже перестали существовать, а я все еще играю и записываю альбомы. Всего у меня их двадцать семь. А еще за всю жизнь я провел сорок турне.

Мой отец был пастором, очень верующим человеком. При этом он любил музыку – Фрэнка Синатру[14] и ранний рок-н-ролл. Он никогда не считал, что рок – порождение дьявола. Он говорил, что это просто музыка, так почему же люди пытаются сделать из этого религиозную проблему? Ему нравилось наше творчество, он понимал наше чувство юмора, видел, что я пытаюсь изображать эдакого Капитана Крюка. Мы с отцом никогда не ругались, не кричали друг на друга, но всегда были лучшими друзьями. Правда, он осуждал наш образ жизни: ему не нравилось, что я по рокерской традиции ежедневно выпиваю.

Думаю, тот подросток, которым я был, очень бы удивился, узнав, какой долгой окажется его будущая музыкальная карьера. Помню, когда мы с самым первым составом группы (мне тогда было двадцать два) только выпустили песню School’s Out, кто-то пришел и сказал: «Она заняла первое место в чартах!» Мы переглянулись и разом засмеялись. Это казалось невероятным: команде без году неделя – и вдруг такой успех! Группа школьников, которых все ненавидели, мгновенно заняла первые позиции в рейтинге!

Хотя я всегда был уверен, что стану рок-звездой. У меня не было в этом никаких сомнений. Никто из нас не собирался останавливаться, пока не достигнет желаемого. Бегун на длинные дистанции не привык делать передышки. Ты изначально настраиваешься на гонку и понимаешь, что она не окончена, пока ты не пересек финишную ленточку. Мы все были очень целеустремленными ребятами. Думаю, все дело в том, как мы рассматривали свою музыкальную карьеру. Мик Джаггер[15] однажды сказал, что надеется, что не будет продолжать петь Satisfaction, когда ему будет тридцать. Что ж, ему далеко за шестьдесят, и он все еще исполняет ее.

Я очень спокойно отношусь к тому, что мой путь оказался долгим. Если кто-то пригласит меня стать ведущим церемонии «Грэмми», я с радостью соглашусь. Мне нравится быть на сцене, я рожден для этого. Именно на публике чувствую себя комфортнее всего.

Если бы я мог вернуться к началу, то посоветовал бы юному себе все-таки избегать алкоголя. Я начал пить, будучи уже совершеннолетним, но я не понимал тогда, что могу стать алкоголиком. Большую часть творческой жизни я выпивал, хотя никогда не доходил до «стадии монстра». В подпитии бывал веселым и бодрым, а не деструктивным, жестоким, злобным и тупым. Я чувствовал себя хорошо, как сейчас, за одним исключением – алкоголь убивал меня изнутри.

Мы с женой вместе уже тридцать пять лет. Первые пять, пожалуй, были самыми тяжелыми годами моего пьянства, но, как ни странно, это никак не сказалось на наших отношениях. Однако в какой-то момент я понял, что алкоголь разрушает мое здоровье. И тогда мы пошли лечиться. То был мрачный период жизни, при этом я понимаю, что победа над зависимостью стала важной составляющей моей биографии. То, что я прошел через такое испытание и выиграл схватку, до сих пор служит уроком для меня. Когда алкоголь исчез из моей жизни, она стала, в общем, довольно безоблачной.