Я не думал, что меня выберут. Я возглавлял железную дорогу в нашей республике, собрал команду, которая могла экстренно проложить временную желдорогу в экстремальных условиях, но я ничего не знал про работающие заводы и с какой стороны за все это дело браться. Представьте себе мое изумление, когда Лазарь Моисеевич выбрал меня в новую группу чуть ли не первым из всех присутствующих. А когда стали обсуждать персоналии, Лазарь Моисеевич вдруг сказал, что я был среди первооткрывателей урана в Китае, проложил временную тренировочную дорогу именно к молибдено-вольфрамовому месторождению в Бурятии, и это говорит ему о том, что я знаком с геологией и поэтому лучше всех смогу дать предполагаемую привязку грядущих заводов на местности, а кроме прочего, по его словам, я везуч, ибо дорогу для тренировки вели неизвестно куда, а привели к огромному месторождению, и точку на карте поставил я, причем все потом удивились, когда все сложилось. Он со смехом сказал, что, может быть, я и вправду Шаман и через меня и впрямь Духи России говорят свою волю. Ибо иначе случай с месторождением тугоплавких минералов объяснить он не в состоянии. Сказано это было со смехом, чтобы я, самый молодой из них, улыбнулся и немного расслабился — и я и вправду расслабился. Так что в команде, которая готовила план перевоза наших заводов из западной части страны за Урал, я отвечал за привязку грядущих заводов на местности с учетом запасов сырья, чтобы их потом снова не пришлось нам куда-то везти, воды, леса, иных природных ресурсов. Например, для многих производств нужен песок, а где его взять средь России? Значит, надо все это в планах учесть...
Нынче все говорят, что в начале войны мы совершили подвиг, перевезя все наши заводы в Сибирь от наступающих немцев. Однако мало кто знает, что нам все это так легко удалось именно потому, что мы за год до этого к такому переносу готовились. Ведь перевозили эти заводы не абы куда, а именно туда, где уже были вода, лес, песок, руда, уголь... Без кропотливой предварительной работы такие дела ведь не делаются.
А еще говорят, что это мы якобы хотели напасть на Германию. Да если бы захотели напасть, мы бы точно заранее все заводы наши на восток увезли — ближе к ресурсам, ведь после того как мы перенесли на восток все наше производство, наш наркомат наконец вздохнул легче, а то ведь от мельтешения поездов от рудников и шахт к заводам на другом конце России — голова кругом шла.
Как бы ни было, мы не успели. То есть планы к майским праздникам 1940 года мы, разумеется, подготовили, но когда я сделал доклад, то мне сказали, что концепция изменилась. К тому времени в разных наркоматах разобрались наконец-то, что именно нам досталось в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике и схватились за голову. Не так чтобы там было много заводов и фабрик, но те, что были, оказались привязаны к местному сырью, а большая часть Польши в те годы отошла Германии. Теперь, дабы не останавливать предприятия, мы вынуждены были создать с Германией нешуточную торговлю через границу, а самое главное — у нас с немцами разная по ширине колея. Пока мы говорим о пассажироперевозках, это не самое страшное, но когда речь заходит о тысячах вагонов с углем, рудой или, скажем, с каменной солью, то все это несколько иначе выглядит. Поэтому нашей группе спустили задание: во-первых, проработать планы снабжения этих заводов на западе отечественным сырьем, исходя из предположения, что нацисты на нас все же могут напасть, а во-вторых, подготовить площадки за Уралом для вывоза этих всех производств, в случае осложнения общемировой обстановки.
Так как работа по привязке старых советских заводов на новые места дислокации была уже нами проделана, то новые планы создать стало проще, тем более что мою «паровозную армию» с Зауральской железной дороги у меня никто не забрал, и уже в августе 1940 года мы провели первый пробный переезд предприятия по производству химудобрений из-под Белостока с Осовецкого укрепрайона, где помещения былого завода понадобились для создания новой полосы укреплений. Переезд прошел хорошо, нам в планы добавили переброску предприятий из Бессарабии, которую мы нынче называем Молдавией, и так как такими переездами лучше заниматься в летнее время, ибо иначе подъездные пути к дороге разбивает распутицей — начало общей передислокации предприятий с вновь принятых территорий назначили на конец июля 1941 года. Лишь к июлю дороги в той же Западной Белоруссии наконец подсыхают уже окончательно — поэтому и возник этот рубеж.
С того самого времени и вплоть до лета 1941 года мы готовились к началу вывоза заводов и фабрик от новой западной границы к нам за Урал, к тому же я муштровал мои «паровозные армии» для того, чтобы больше народу могло в чистом поле с нуля новую железную дорогу выстроить, и опять же обязанности руководить бурятской железной дорогою никто с меня не снимал. Работы было много, время было прекрасное, и жизнь буквально кипела вокруг. Казалось, что больше работать уже невозможно. Казалось...
Когда у нас все уже было готово к июлю, к грядущему вывозу западных заводов на восток нашей страны, Германия напала на нашу страну. Практически все заводы, которые мы приготовили к вывозу, в неделю-другую были врагами захвачены. Нам не хватило по времени буквально пару-другую месяцев, да и враг напал, по слухам, именно потому, что уже видел наши приготовления по отводу промышленности от границы в глубь страны. Если бы мы успели все вывезти, то в летние месяцы 1942 и 1943 годов мы бы изменили дислокацию наших исторических предприятий внутри страны на более выгодную, и тогда все могло быть иначе. Враг не мог этого всего допустить, вот и напал без объявления войны, по-предательски.
Первое время был шок, разумеется, от нас в распоряжение Ставки были выделены все «паровозные армии», которые стали срочно расшивать узкие места на железной дороге, чтобы увеличить транспортный поток к линии фронта, но так как планы по эвакуации были сорваны по причине отсутствия тех, кого предполагалось эвакуировать, то вся наша группа замерла в ожидании. Мы — перевозчики, мы не можем прийти на завод и сказать там: сворачивайтесь, мы будем вас вывозить. Нужна была команда сверху, а иначе это стало бы махновщиной и тем, что началось при Хрущеве. Короче, волюнтаризм.
К счастью, наверху кровавые сопли жевали недолго, и с начала июля нами стал заниматься сам товарищ Николай Михайлович Шверник, который был до этого Председателем Верховного Совета Национальностей, и поэтому был мне знаком больше прочих. Я же был министром путей сообщения в национальной республике и поэтому пересекался с Николаем Михайловичем чаще обычного. Николай Михайлович был тогда назначен председателем Совета по эвакуации, то есть руководил он не только нами, транспортниками, а еще и всеми профильными наркоматами, то есть мог отдать приказы любому заводу или фабрике, чтобы те начинали сворачиваться. Само собой, первым делом Николай Михайлович пожелал ознакомиться с нашими планами по предполагаемой эвакуации. А так как планы эти были у нас постепенными, то и пунктов новой привязки заводов у нас было немного, то все предприятия на новые площадки не влезли бы. И вот тогда Николай Михайлович принял волевое решение и приказал уплотнять существующие заводы на востоке страны, то есть большую часть предприятий повезли не просто в чистое поле, как нами планировалось, а на уже существующую структуру. Особое значение при этом придавалось моей Зауральской железной дороге и Челябинской области, где и был расположен Миасс, вокруг которого я и обживался до этого. Так что в основном уплотнение случилось не в безвоздушном пространстве, а там, где мной уже была развита местная железнодорожная сеть, которая нам до этого мнилась, как временная, а оно — вон как вышло. Кроме этого Николай Михайлович вышел с предложением к Ставке вернуть в его распоряжение «паровозную армию», ибо эвакуация наших заводов ему представлялась более важным делом, чем обслуживание наших отступающих армий. Товарищ Сталин нас просил сделать доклад, и я вместе с прочими подписал обращение Шверника о том, что средства производства для страны в долгой войне гораздо важнее, чем сами армии, и поэтому армии должны любой ценой прикрывать наши поезда, которые повезут на восток средства производства, а не поезда должны помогать воевать нашей армии. Когда я подписывал — каюсь, мне было страшно, враг рвался вперед, а мы, по сути, просили пожертвовать еще парой миллионов наших солдат, чтобы успеть на восток заводы все вывезти.
