А дело было так. В партии было тогда неспокойно. Очень многие в те дни боялись усиления Троцкого, так как он был тогда наркомвоенмор и под его началом были все вооруженные силы молодой Советской России, а как говаривал товарищ Мао, винтовка рождает власть. Любые войска в стране в те годы поступали в распоряжение товарища Троцкого, и это страшило его же товарищей, ибо Троцкий был человек увлекающийся. Именно поэтому в те годы отряды ВЧК и народной милиции были подчинены тому же Феликсу Эдмундовичу, так как он не дружил со Львом Давидовичем и его кагалом, но сам Дзержинский был уже весьма болен и все в ЦК думали, кто его сменит как глава вооруженных сил — альтернативных в случае Красной Армии. При этом и речи не могло быть о том, чтобы создавать альтернативную армию, ибо такая вещь вела бы к расколу и новой гражданской войне уже между красными. А Сталин был тогда дружен и с Зиновьевым, и с Каменевым и поэтому, когда неведомые дикие монголы присягнули на Верность Иосифу Виссарионовичу, те же Зиновьев с Каменевым дали ему добро командовать этими «национальными силами» просто для того, чтобы создать некий противовес товарищу Троцкому. В те дни никто и не думал, во что это все может вылиться. А еще во всем этом был и такой момент, что русским такие полки создать было нельзя, ибо Троцкий был по крови сами знаете кто, и он весьма опасался, что русские его сместят именно по национальному признаку. Бурят-монголов же в нашем правительстве тогда не было, и ему показалось, что будучи «инородцами» мы будем скорей за такого как он «инородца», а не против. Опять же помогли и национальные халаты — дэгэлы, в которых на встречу с Дзержинским и Сталиным прибыли тогда наши родовичи. В наших краях есть обычай, что гость в знак уважения к хозяину обязан вытереть руку о грудь своего парадного халата, мол, ему было так вкусно, что не жаль и парадного наряда жиром выпачкать. Прибавьте к этому обычай в наших краях — есть руками, помогая себе только ножом. Праздничным лакомством у нас считают лапшу бухлер с жирной бараниной, а почетному гостю обычно предлагают полакомиться вареною головой барана — мозги барана даже жирней, чем курдюк, если честно. И вот все это съедают руками, а руки вытирают о грудь своего халата, так что можно представить, как он после пяти-шести торжественных ужинов выглядит. А теперь предположим, что собрались главы родов, у которых этих торжественных обедов было в жизни за тысячу, пришли они на торжество Клятвы в верности перед новым Хозяином, причем собрались дать эту Клятву, как в былые годы, Русскому Царю, то есть пожизненно, так что халаты они надели на себя самые, по их мнению, лучшие. Но при этом боюсь, что с этих халатов разве что жир не капал! И вот в таком виде наши родовичи пришли на поклон к товарищу Сталину. В революцию Москва видела множество ходоков, но боюсь, что даже по меркам тех лет наши главы родов выглядели на той встрече, скажем так, живописно. Поймите правильно, если бы к Сталину пришло сто офицеров в хорошей форме да с германскою выправкой, все враги Хозяина сразу бы насторожились, а тут явились какие-то дикари из кочевий, поэтому это было расценено, как определенное клоунство. Так что само появление «национальных частей» под командованием Сталина прошло незаметно, но без присмотра оно не осталось. Тем более что при подготовке России к новой японской кампании царское правительство создало арсеналы и военные городки именно в наших краях — на узле железных дорог и в то же время в глубине России, чтобы у нас было пространство для маневра против Японии. Теперь, если там оказывались «национальные силы» под командованием Сталина, возникала опасность появления большого укрепрайона, в котором засели бы части не Красной армии.

Поэтому в те дни было принято два решения: во-первых, наши «васильковые» части все выводились в разные стороны из Бурятии: кто-то в Монголию — помогать бороться с китайцами, кто-то в Синьцзян — воевать с уйгурами Туркестана, которыми командовали британцы, а кто-то отправился в Среднюю Азию — подавлять тамошнее басмачество. Вплоть до середины тридцатых все наши «васильковые», которые со временем стали полками НКВД, были разбросаны практически по всей Азии и занимались там щекотливыми операциями, в которых русских солдат было бы использовать несподручно. Ибо, одно дело, когда в Азии воюют синеглазые, русые, да в русской форме, а другое — когда на тебя налетает толпа раскосых с саблями, в халатах иль ватниках, ибо отличить «васильковых» от тех же магометан — юэчжей или же басмачей, было практически невозможно. А задачи у нас в те годы порой были разные. Опять же — постоянные боевые действия против то японских, то британских ставленников приводило к смычке наших отрядов с людьми из политического отдела разведки нашего тайного ведомства, а привычка к совместной работе со временем привела к тому, что полки наши стали называться полками ОГПУ, а после НКВД. Сталин этому не препятствовал, так как мы сохраняли ему личную клятву Верности.

С другой стороны, постепенное подчинение «васильковых» силам ОГПУ было связано с тем, что называться «национальными силами» нам очень быстро стало весьма несподручно. В те дни всех тогдашних бурятских вожаков, ставших известными в революцию, приглашали в Москву, с ними разговаривали и Троцкий, и Зиновьев, и Каменев, в общем, все тогдашние вожди, кроме Сталина. А после всех этих бесед была создана Бурят-Монгольская АССР, которой в те годы подчинялась большая часть нынешней Иркутской области в виде Усть-Ордынского нацрайона и Читинской — в виде района Агинского. При этом Бурят-Монголия соединялась на карте с той же Усть-Ордой через Байкал и остров Ольхон. Делалось это все нарочно и из-за того, что раз троцкисты не смогли помешать тому, что у Сталина появились свои вооруженные силы, то нужно было их хоть как-то «изговнять» по аналогии, мол, если в Бурятии что-то творится, то и бурят-монгольские полки Сталина по сути такие же. Для этого в бурятские вожаки были выбраны самые обычные араты, которым Троцкий с Зиновьевым говорили, что надо развивать национальную культуру и самосознание, а самый страшный вред для бурят от великорусского шовинизма. Этим закладывались возможные бомбы под «национальные отряды» под командою Сталина. Если бы троцкистские ставленники в Бурятии принялись много говорить о Великой Бурятии, то тогда Сталин стал бы в глазах всех виноват, что «бурят-монголы бунтуют», а он якобы их войсками командует. Вот поэтому Сталин и перевел все наши части под начало ОГПУ при первой возможности и от всех этих аратских проделок в Бурятии всяко открещивался. А в Бурятии в те годы начался ад кромешный и «погоня за ведьмами». Всех «социально чуждых» арестовывали и сажали в тюрьму, так что в двадцатые годы почти все родовичи-мужчины служили в «васильковых» частях, а женщины оттуда уехали, и тогда в республике процвело махровейшее аратство. Этим и объясняются ужасы, которые начались после этого. Я думаю, что случилось так только лишь потому, что кухарка не должна управлять государством, а когда ей поручают это нарочно, то те, кто ее туда посадил, заведомо враги народа, ибо они «ведают что творят» и чем такие вещи обычно кончаются.

В те годы я был еще маленьким и только школу заканчивал. Дед как раз тогда умер, и мы с сестрою и братьями получились в те дни круглые сироты. Но мир не без добрых людей. Уцелевшие в войну сродники помогли: вывезли нас из республики, вырастили, и поступил я в Сибирский технологический институт. Позже его стали называть Томский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта. 

Зовите меня Моника, Моника Еремеевна. Нет, конечно, при рождении меня звали иначе. Крещена я Матреной, а все близкие звали меня просто Моня. А Моникой я стала случайно. Сижу как-то на допросе, оформляю документ на подследственного, и тут входит ко мне коллега и с порога во весь голос: