Я даже договорилась уже с художницей о цене, которая нас обеих устраивала, как дело испортила ее подружка.
- Смотри, вот здесь, - подошла со спины, - здесь надо порезче, - показала на тот изгиб, на котором, я была рада, художница изначально не стала акцентировать внимание и, надо признать, именно этим легким несходством прежде всего мне и импонировал портрет и вовсе даже не глубиной творческого замысла и не цветовой палитрой, о которой я говорила выше.
Художница кивнула и добавила мазок.
Всего один лишь мазок, но картина в моих глазах была безнадежно испорчена. Такую русалочку, слишком похожую на оригинал, я не хотела видеть у себя дома.
Так неприятие себя помешало мне обзавестись шедевром.
19
Много интересных событий в жизни иногда начинаются с телефонного звонка от незнакомого человека.
Сначала вы спрашиваете незнакомого человека, откуда он, собственно говоря, узнал ваш телефон. Потом... нет, я, конечно, не имею в виду те случаи, когда менеджеры обзванивают потенциальных клиентов. Здесь все более или менее понятно. Потом незнакомый голос обычно сообщает что-то необычное, и это ни что иное как завуалированное приглашение стать частью какой-то истории.
- Извините, - неуверенно начал женский голос, смутно показавшийся мне знакомым. - Я сестра Эли Радченко. Меня зовут Жанна. Ваш телефон... визитку... я нашла в вашей книге. Пару лет назад Эля дала мне почитать вашу книгу, и я так до сих пор ее и не вернула.
Начало разговора заставило меня улыбнуться.
"Жаль, она забросила живопись, стала серьезной бизнес-леди, - вспомнились мне слова Эли. - Ты помнишь магазин "Виолетта"?"
- Наверное, книга вам понравилась, раз до сих пор не вернули, - резонно предположила я.
- Нет. Дело не в этом... - Жанна явно не отличалась особой тактичностью, - а в том, что на обложке записан ваш телефон, и Эля говорила так много хорошего о вас, что я подумала, может быть, хотя бы вы сможете нам помочь.
Я не стала акцентировать внимание на уничижительном "хотя бы", хотя, пожалуй, и следовало бы сделать это, но все-таки важнее было помочь Эле, а не преподать урок вежливости ее сестрице, которая, по слухам, не отличалась особой воспитанностью.
- Случилось... - звонившая громко набрала в легкие побольше воздуха и также громко выдохнула. - Эля... Мы в таком ужасе... Она попала в рабство. Ее держат взаперти в каком-то подвале, и она давно не отвечает на наши звонки... Ее как будто зазомбировали. Мы не узнаем свою сестру.
- В какое рабство? - остановила я монолог Жанны. - Кто и где держит Элю взаперти?
- Я не знаю, но она несколько раз говорила о какой-то двери, в которую можно войти, но нельзя выйти.
- Двери?
Некстати, а может быть, кстати, я вспомнила дверь на картине в доме Эли.
- У нее в доме была картина... На ней была дверь...
- Да при чем здесь картина? - прервала меня Жанна. - Эля попала в рабство, а вы о какой-то картине.
- Да о каком рабстве вы говорите?!
- Да, трудно представить, что в нашем двадцать первом веке такое возможно, но, поверьте, это именно так. В этом замешана какая-то секта, а управляет ей мошенница Ветрова. Да-да, та самая чиновница из администрации, а на самом деле она черный риелтор, нет на нее управы. Куда только не обращались. Я, уж поверьте, и до президента дойду, если надо. У меня и все документы есть. Давайте встретимся с вами, я их все вам покажу.
- А в полиции вы их показывали?
- А то! Говорю же, куда только не обращались. Мы уже не знаем, к кому обращаться. В полицию, прокуратуру - все бесполезно, газеты, телевидение - никто не хочет связываться с Ветровой. Вся надежда на вас. Больше у нас не осталось никаких контактов друзей Эли. Она порвала со всеми.
Эля без друзей - такое и представить было невозможно, так что я на всякий случай даже уточнила та ли сестра и той ли Эли Радченко мне звонит.
- "Виолетта" - это ведь ваш салон?
- Да. Был мой, но уже полгода как его нет. Так вот Эля порвала с родными, друзьями, дети полуголодные и все время повторяет, что мы все в неоплатном долгу перед Ветровой, молиться на нее должны. Вы представляете?
- Не представляю, - никак не укладывалась в голове подобная информация. - Эля... Она же такая общительная. Я видела ее полгода назад, летом, и она не показалась мне похожей на сектантку. Такая же улыбчивая, как всегда, в окружении своих учеников и других детей, которые пришли на праздник. Или тогда она еще не была в секте?
- Была, - с голосе звонившей уже явно сквозило отчаяние, - это продолжается уже несколько лет, но когда она с детьми, она прежняя, солнышко, как ее мама называла. Младшая, самая любимая из трех сестер. Эля-Солнышко. И Эля ее обожала. "Мамусик, говорила, - это всё". А теперь такими словами на нас, каких мы от нее никогда не слышали даже, а недавно говорит, не лезьте не в свое дело, знать вас больше не хочу.
Бывшая владелица "Виолетты" всхлипнула.
- Давайте встретимся, когда и где вам удобно, и я вам все расскажу, покажу документы, - повторила она.
- А чем я могу вам помочь? - недоумевала я.
- Вы не могли бы встретиться с Элей, поговорить с ней, узнать, что происходит? - осторожно, как будто шла босиком по битому стеклу, попросила женщина. - Но пока ей не звоните. Понимаете, самое ужасное, что она не считает себя жертвой, думает, что все делает правильно, отписала Ветровой дом.