Я довольно быстро вписалась в ряды столичных модниц – времена были аскетичные, и с моей фигурой, которая в условиях самостоятельного ведения домашнего хозяйства стремительно приближалась к совершенству, порой достаточно было узкой черной юбки, черного свитера и пары хороших туфель. По части одежды я справлялась собственными силами – так в результате приложенных усилий юбка сидела на бедрах как влитая, а свитер придавал недостающий объем груди, бельем и косметикой меня поддерживала мама, а обувью баловал Малышев. Он гордился мной, и с удовольствием таскал с собой везде, где только можно было появиться с женой. В один из таких вечеров мы и оказались в гостях у Ремизовых.
Все произошло совершенно случайно: мы были приглашены в гости к одному из коллег мужа и уже собирались выйти из дома, когда раздался звонок, и в результате недолгих переговоров Малышев объявил, что планы резко изменились, и мы едем на новоселье к каким-то знакомым его приятеля. Я, конечно, сказала, что это безумие – отправляться в гости к совершенно чужим людям, но Олег заявил, что не допустит такой вопиющей несправедливости, чтобы его молодая и красивая жена коротала дома субботний вечер, потому что «очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь». И что слой «выездных» довольно тонок, поэтому все раньше или позже становятся знакомыми знакомых, и, что, в конце концов, это его работа – находить контакт с незнакомыми людьми, и, вообще, он не может отказать себе в удовольствии нанести визит в дом окнами на МИД. Тут я, вопреки здравому смыслу, сдалась, и мы все-таки поехали. Теперь мне кажется, что именно в тот вечер легкое дуновение нашего безрассудства посеяло бурю, разметавшую потом всю нашу жизнь.
Дом, в который мы направлялись, действительно находился в непосредственной близости от Смоленской площади, но заветную высотку из окон видно не было – был виден Бородинский мост, что, на мой взгляд, не умаляло достоинств новой квартиры. Дверь нам открыл высокий симпатичный молодой человек совершенно импортного вида в немыслимо модных очках: «Борис, хозяин этого жилища!». Какая-то тень пробежала по лицу Малышева, мне показалось, что сейчас он скажет: «Извините, мы ошиблись адресом», но тут в прихожую выглянула … Киска! Все, назад дороги не было. Малышев засиял самой обворожительной из своих улыбок: «Какая приятная неожиданность! Мы, оказывается, с детства знакомы с вашей женой! Как тесен мир!». Только полчаса назад он уверял меня, что слой тонок, а теперь ему, оказывается, уже мир тесен, однако выбора у меня не было – надо было поддержать Олега, и, что называется, с распростертыми объятиями: «Лариса, вот это встреча!» я устремилась к домашнему очагу Киски.
Очаг, безусловно, производил впечатление: и сама квартира, и ее обстановка. Дом был новый, с непривычной по тем временам планировкой: квартира однокомнатная, но довольно просторная, с нишей для имитации спальни и большой кухней, пространство которой очень рационально заполняла встроенная мебель. В комнате блистала девственной полировкой и приятно пахла новенькая, абсолютно дефицитная «стенка», а в нише раскинулся необъятный диван с манящей бархатистой обивкой. Приглушенный мягкий свет, сервис-бой со всевозможными напитками, звон хрусталя в руках молодых, приятных, как говорится, «во всех отношениях» гостей, хорошая музыка – нечто подобное я могла видеть только в кино, так что выразить свое искреннее восхищение Ларисе мне труда не составило.
Но, видимо, чего-то не доставало в моих словах, или тон мой Киску не устроил, поэтому с предложением помыть руки она завела меня в ванную. Замурованная наглухо в сверкающий кафель ванна, красивой формы раковина и хромированная сталь смесителя – все это великолепие должно было сразить меня наповал, особенно по сравнению с родительским санитарным блоком в бывшем амбаре-гараже, но я устояла! И вообще, у меня же Малышев! Все остальное не имело значения…
Мы с Ларисой обменялись новостями из Энска, одарили друг друга парой светских комплиментов – ну еще бы, теперь мы обе замужние дамы, и вернулись к гостям. И тут я почувствовала, что атмосфера в гостиной как-то изменилась – приобрела оттенок легкой напряженности. По тому, каким тоном Борис предложил налить мне шампанского, я поняла, что Олег в своем стремлении к шлифовке профессионального мастерства переусердствовал – как говорят актеры, перетянул одеяло на себя. Подойдя к мужу, я тихонько прошептала ему на ухо: «Это не твой дом и не твой праздник, и Киска – не твоя жена!» Он усмехнулся: «Детка, ты никак ревнуешь? Брось!», как-то ловко свернул разговор, и мы пошли танцевать.
Остаток вечера мы с мужем провели вместе, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания ни гостей, ни хозяев, но теперь наша «идиллия» не давала покоя Киске. Когда мы с Малышевым уже собирались уходить, Борис тоже вышел, провожая нас, и попытался закурить, но тут на лестничную площадку выскользнула Лариса в наброшенной на плечи дубленке, и, взяв его под руку, томно произнесла: «Не стоит, дорогой, мне это вредно!» И торжествующе глядя на меня, небрежно уронила: «Я беременна!». Итак, по очкам наша неожиданная встреча закончилась в пользу Киски: 1- 0.
Мы с Олегом медленно шли через Бородинский мост на Киевскую станцию метро. К ночи подморозило, белым пунктиром между черным небом и черной водой сыпал снег. Было скользко, и Малышев крепко держал меня под руку. Он словно не слышал последних Ларисиных слов или просто не обратил на них внимания. Коротко обернувшись назад, он бросил взгляд на дом, в котором осталась уютное гнездышко Ремизовых, и вдруг сказал: «А ты молодец, Детка! Пожалуй, я возьму тебя в разведку! И ну его, это метро, поехали на такси, а то ты совсем замерзнешь!»
В те годы улицы Москвы по ночам были почти пустыми, и скоро мы уже подъехали к нашему дому, но за это короткое время, проведенное на заднем сиденье в теплых объятьях Малышева, я согрелась настолько, что не могла остыть до самого утра. Вдохновленная сообщением Киски, в стремлении «догнать и перегнать» я превзошла самое себя, и заснули мы только под утро. Разбудил меня запах кофе – Олег стоял у кровати с кружкой в руке и хитро улыбался: «Детка, если бы я раньше знал, что мое обещание взять тебя в разведку даст такой результат! Видимо, в душе ты прирожденная разведчица, и я подумываю о присвоении тебе очередного звания …» Он еле успел увернуться от полетевшей в него подушки, и … утренний воскресный кофе мы пили за ужином.
Весной, как-то между делом, Олег сообщил мне, что он виделся с Борисом Ремизовым, и тот сказал, что Лариса родила девочку. Однако я уже ждала свою Катьку, поэтому известие о рождении дочери Ремизовых встретила спокойно и даже радостно – у Наташки теперь есть племянница! Но вот то, что Малышев общается с мужем Киски, мне почему-то совершенно не понравилось. «Ты встречался с Борисом? Зачем?» – искренне удивилась я. «Это по работе» – как обычно, когда он не хотел вдаваться в детали, ответил Олег. Но я продолжала: «Послушай, ты можешь сколько угодно дразнить меня «разведчицей», на самом деле из всех ваших «шпионских» качеств я обладаю всего лишь одним, но очень важным – у меня отличная интуиция. И она подсказывает мне, что лучше нам обоим держаться подальше от этой парочки!». Тогда муж только посмеялся над моей, как он выразился, «немотивированной нервозностью беременной женщины», и больше мы к этому разговору не возвращались.
А вскоре мне стало не до Ремизовых: осенью я родила Катерину, и все силы нашей семьи были мобилизованы на то, чтобы помочь мне окончить институт с ребенком на руках. В роли папы Малышев проявил себя самым неожиданным образом: в наших с ним отношениях нежные чувства никогда не демонстрировались в открытую – все-таки мы знали друг друга с детства, а с дочкой Олег сюсюкал так, что я даже ругалась на него иногда совершенно всерьез, опасаясь, что он избалует ребенка. Он не спускал ее с рук, когда бывал дома, вставал к ней по ночам, как-то умудрялся доставать импортные детские вещи, игрушки, и даже купил для Катьки в валютном магазине непромокаемые трусики, в которые вкладывался марлевый подгузник, – «памперсов» у нас тогда еще не было. Я же толком не знала, где находится наша молочная кухня, и вообще, обеспечение семьи продовольствием полностью легло на плечи мужа.