– Не спится? Ты чего тут?

Я растерялась и замялась, но Альфред совершенно не понимал, что бы я могла тут делать в такое время.

– Эй, ты чего? Всё хорошо? – как обычно запереживал он.

– Да, простите. Не подумайте ничего плохого, я лишь хотела проверить Ваши записи касательно посетителей мотеля, – призналась я, сжимая руками кофту. Было стыдно.

– Зачем? – в его голосе слышалось подозрение, а глаза настороженно прищурились, с ожиданием глядя на меня. Да я его понимаю.

Чтобы избежать недопонимание, я кратко рассказала об Эвелин и своих подозрениях. Он слушал меня внимательно, без улыбки на лице и был сосредоточен на каждой фразе, чтобы ничего не упустить. Поразмыслив, он продолжил…

– Ох, ну дела, да ведь можно было сразу рассказать и просто попросить. Я ведь всегда готов помочь.

– Да, я немного загналась по этому поводу, – я так затупила, ведь правда могла попросить.

– Ты уверена, что мне стоит показывать тебе эту информацию? Может быть, лучше оставить это неизвестностью? Знаешь, как говорится, меньше знаешь, крепче спишь.

– Если я не узнаю, я не буду спать крепко.

– Ладно, красавица, твоя взяла, – он потряс в руках блокнот, который я пыталась найти. Он был солиднее, чем который я видела с утра, темно-коричневая обложка была похожа на кожаную, – я как раз нёс его сюда.

Мои глаза уже готовы были вывалиться из орбит. Мне хотелось вырвать этот блокнот из рук и уже самой листать, но Альфред остановился на одной странице и показал мне. Что, если там моя Эвелин? Что делать?

– Нашли? – с надеждой посмотрела я на него, касаясь края обложки.

– Да, вот, шестая снизу на правой странице, – Альфред ткнул пальцем в нужное место.

– Так… «Эвелин Броукшейн», – гора упала с плеч, и я закрыла блокнот, прижавшись щекой к плечу Альфреда, которое очень кстати оказалось в нескольких сантиметрах от моей головы.

– Ну, что? – спросил он и забрал блокнот.

– Это не она. Наверно, было глупо полагать, что это возможно, но я все-таки допускала такую мысль. Извините, с ума схожу, наверное, – я уткнулась лицом в Альфреда и облегчённо улыбнулась.

– И ведь это хорошо! – Альфред приобнял меня, – всё, пошли по комнатам. Уже поздний час и мне помнится, родители утром за тобой спустятся весьма рано. Нужно поспать как можно дольше. Беги давай!

Мы уже второй раз за вечер пожелали друг другу добрых снов, и я направилась к себе с мыслью, что это всё было безумно глупо. Я рада увидеть чужое имя. Конечно же, и эту девушку было очень жалко и я, как и Альфред, надеюсь, что с ней всё было хорошо, а парень от неё отстал. Он отделался шрамом, а она – покалеченной психикой. Что вообще движет такими людьми? Как мужчина, который должен оберегать всех и вся, может поднять руку на кого-то? Уму непостижимо. Пусть подобные люди десятой дорогой обходят меня.

На улице уже совсем похолодало к моменту моего возвращения внутрь. Из-за открытой местности перепады температуры чувствовались намного ярче и пробирали тебя до мозга костей. Зато утром мы все будем изнывать от жгучей жары. Но это будет потом, сейчас же нужно утепляться. Поэтому я с нетерпением ждала встречи со своим колючим пледом, под которым я наверняка начну сразу же чесаться. За то время, пока меня не было, воздух в комнатушке пропитался моими вещами, разложенными вокруг, отчего мне стало намного уютнее, и как только моя голова коснулась подушки, я сразу же вырубилась, не успев даже о чем-то подумать.

К сожалению, сон был слишком короткий для того, чтобы отоспаться как следует. Как и предвещал Альфред, рано утром меня разбудил стук в дверь, – это были родители.

– Ми-и-и-ила-а-а-ая-я-я-я-я! Папа сейчас пойдёт уносить вещи и заводить машину. У тебя пятнадцать минут, – прокричала мне мама через дверь.

Какие пятнадцать минут? Совсем уже. Я не умытая, голодная и не выспавшаяся. Мне нужно как минимум прийти в себя после пробуждения, и лишь на одно это уйдёт всё это время. Глаза были словно в песке и чесались, я чувствовала себя разбитой из-за того, что меня резко выдернули из сновидений. Зачем так торопиться, никто в наш дом не заселится раньше нас.

– Хорошо, мам! – крикнула я в ответ не очень доброжелательным тоном и накрыла голову подушкой. Вот бы кто-нибудь нажал на неё сверху, чтобы прекратить мои страдания.

После пары минут потягиваний на кровати и холодного душа я напялила вчерашнюю одежду и собрала рюкзак. Сразу же пожалела, что не постирала одежду. Я ведь весь день в ней потела. Мерзость. Еще и рюкзак постоянно спадал у меня с плеча, и это дико меня раздражало. За ночь он будто стал тяжелее.

Что ж. Спасибо этому дому, пойдём к другому.

В коридоре по-прежнему стоял тот же запах, но уже менее уловимый. За ночь мы наверняка слились с ним воедино. Сквозь окна в помещение проникал солнечный свет, который подсвечивал все пылинки в воздухе и приветствовал нас, знаменуя начало нового дня. Нового и достаточно жаркого. Без крема моя кожа покрылась чешуйками от такой температуры.

За стойкой пусто, в коридоре тишина. Не хотела уезжать, не попрощавшись с Альфредом. Неужели он спит? Ах, да. Время ведь семь утра. Я подождала пару минут в надежде, что он выйдет, но никто не появился, кроме двух пролетающих мух. Я всунула свой комнатный ключ в нужную ячейку на деревянной полке и направилась к выходу, напоследок еще раз оглядевшись в надежде увидеть выходящего из комнаты Альфреда. Но, увы, этого не произошло.

Вдруг я услышала, как папа яро сигналит из машины, которую он переставил поближе.

– Живее! – недовольно поторопил меня отец.

– Ты зачем шумишь? Люди еще спят! – крикнула я ему, указывая рукой на мотель.

Меня это взбесило, в то время как мама безучастно поправляла свою прическу. Зачем ты её поправляешь, если через десять минут из окна тебя обдует потоком ветра? Железная логика. Я завалилась на заднее сиденье с диким желанием подремать, чтобы моё сознание стало ясным.

– Ты позавтракала? – обернулась ко мне мама.

Мне пришлось приоткрыть один глаз, устало смотря на неё исподлобья. Естественно, я не ела. Не успела.

– Нет, я ничего не ела, – ответила я, и мой живот проурчал эти слова вместе со мной.

Мама полезла в сумку-холодильник и начала перебирать в нём заготовленные дома бутерброды. Протянутый мне сэндвич был с подкопчённым салями, сыром и немного какой-то зеленушки сверху. Всё это зажато между двумя ломтиками чуть потвердевшего серого хлеба. Вот бы оно еще было съедобным.

– Спасибо, – я поправила хаотично разбросанные по хлебу ингредиенты, – а попить случайно не найдется?

Мама будто ждала этот вопрос.

– Естественно найдётся. Какая мама не подготовится к этому? Держи, – она достала из бокового кармана двери бутылочку с яблочным фрешем, – он ведь тебе нравится, верно? Я помню. Твой любимый.

Я улыбнулась ей в ответ и потянулась вперёд за напитком. Сюр. Яблочный фреш был любимым напитком Эвелин, но никак не моим. Мне нравился апельсиновый. У нас дома раньше была соковыжималка, и мама часто делала сок нам с сестрой, но после её смерти перестала. Стараться лишь для одной дочери стало пустой тратой времени. А куда уж ей, такой занятой. Важнее салат взрастить.

Пока наша машина дрожала на каменистой дороге, я с приятной грустью посмотрела вслед «Пустынному оазису». Я долго буду помнить его добродушного хозяина. Прощай, Альфред. После тошнотной тряски удалось заснуть в позе эмбриона практически до конца поездки.

После детища Альфреда мы проехали еще часов шесть, пока не начали прорисовываться очертания Пенбрука. Общая цветовая гамма города была выдержана в современном стиле – оттенки коричневого и оранжевого. Миновав мост, разделяющий трассу от городских дорог, наша машина въехала в окрестности города.

Он состоял из малоэтажных кирпичных строений, этажей пять или шесть, не больше. Местами город утыкан подобиями высотных зданий и, наверняка, это торговые или бизнес центры. Отсутствие вычурных и громадных домов-муравейников пробуждало чувства уюта и комфорта, которые теплом отзывались в моём сердце с каждым новым проеханным метром. Терпеть не могу шумные города, вечные толкучки из людей и пробки на дорогах.