Бабы стояли у ворот, покуда мимо не проехали последние ратники, после чего стали потихоньку расходиться. Миланья же еще долго глядела вдаль, будто надеясь еще увидеть хвост дружины, хотя та давно скрылась за поворотом дороги, уходящей через пролесок к скованной льдом реке. Рассеянным жестом она погладила свой живот — еще плоский и не выдававший её положения. Миланья и сама всего лишь несколько дней назад поняла, что находится на сносях. И она ничего не сказала о своем открытии Мусуду.

Не сказала вовсе не потому что хотела утаить от него эту весть! Её супруг, несомненно, будет рад узнать, что в своих летах обзаведется наконец-то потомством! Мусуд, как и весь прочий люд, считал Миланью бесплодной — ведь за годы супружества с Микулой Славичем, а затем в замужестве за Мусудом, она так и не понесла ни разу от мужей своих. Миланья же не разуверяла никого в этом, хотя знала твердо, что может родить — просто для этого еще не пришло время.

Да и как можно было разъяснить это тем, кто был далек от её языческого мира, что есть роковые законы, управляющие жизнью тех, кому суждено было уродиться колдунами да знахарями? Роковой закон, управляющий родом Миланьи, гласил: колдунья из её рода в нужный год сможет родить только раз и только девку, которой так же суждено будет стать колдуньей. Годы шли, а нужный год так и не наступал и порою Миланья начинала думать, что дитя так и не будет ей послано богами — но, вопреки её сомнениям, она все же смогла понести от своего мужа. Это произошло после её переезда в Новугород. Наверное, поэтому Миланью так настойчиво тянуло в эти места, ибо здесь должна была зародиться жизнь в её чреве!..

Но, подарив ей долгожданное бремя под сердцем, боги ниспослали Миланье виденье.

Увидела она не глазами своими, а душой своею, то, что повергло её в ужас! Сперва узрела Миланья лишь весеннюю ночь — еще холодную, слякотную и на диво звездную. А потом ощутила она отчетливо, что пахнет в воздухе оттаявшей после суровой зимы землей и речной водой, уже освободившейся от ледового плена — только вот все эти ароматы перебивает жгучий, ядовитый запах огромного пожара. Потом взору её открылся вид на Новугород — великий, свободолюбивый град полыхал неистовым пламенем во тьме ночной и зарево от этого пожарища затмевало свет звезд. Она слышала громогласный звон колоколов, истошные людские крики и видела смятение на улицах города.

А затем перед её взором встало Рюриково Городище, вотчина новугородских князей. Разглядела Миланья многочисленные тени, подкравшиеся к стенам Городища под прикрытием ночи — тени эти без труда преодолели стены, пользуясь тем, что дозорные столпились в той части крепостной стены, где открывался вид на полыхающий губительным заревом Новугород. Одна за другой тени эти взбирались на стены и, подкравшись к потерявшим бдительность дружинникам, перерезали им глотки, не давая и пикнуть. Избавившись от стражников, тени спустились к воротам и, сняв засовы, распахнули их настежь. И тогда в ворота Городища ворвалась смерть.

Вспыхнули огнем избы внутри Городища, полилась горячая кровь. Теней, несущих смерть, было много — слишком много! — а княжеских воинов мало. Почему княжьих дружинников было столь малое число, Миланья не ведала, но отчетливо разглядела среди защитников Городища мужа своего Мусуда. Тот сражался с нападавшими тенями посреди двора, у крыльца княжьего терема — сражался отчаянно, бросая в бой все свои силы, всю свою ярость.

Миланья чувствовала отчаяние, переполнявшее сердце её супруга: во тьме ночной, окруженный вооруженными до зубов врагами, Мусуд не мог добраться до Александра — он не видел его, не знал, где он и что с ним. Он, пытаясь пробиться к княжьим хоромам, дрался как дикий зверь, сражая наповал своим кривым татарским мечом противников, но на место убитых врагов вставали всё новые и новые тени…

«Олекса!.. Олекса!..» — что есть силы крикнул Мусуд, бешено озираясь вокруг себя.

В голосе его звенел неприкрытый ничем страх. Страх не за себя и не за свой жизнь свою, а за Александра, который был где-то там, за пеленой тьмы и жгучего дыма. Мусуд надеялся услышать отклик Александра на свой призыв и понять, в какой стороне тот, но никто не ответил ему. В следующее мгновение одна из теней подскочила к Мусуду со спины и, молниеносно взмахнула огромным топором, собираясь разрубить его…

От ужаса Миланья лишилась чувств и упала прямо на пол в избе.

Сколько она провалялась в беспамятстве, она и сама не знала — а когда пришла в себя, то долго еще не могла подняться на ноги и всё сидела и лила горькие слёзы. Неужто Мусуду суждено погибнуть в кровопролитном бою, которому должно случиться этой весною?.. Неужто Миланье опять придется потерять того, кого она любила и поклялась называть своим мужем? Нет, не хотела она утратить Мусуда так же, как утратила когда-то своего первого супруга Микулу Славича!

— Не отдам я тебе, матушка Смерть, Мусуда! Не отдам! — шептала Миланья обескровленными губами, раскачиваясь из стороны в сторону. — Не отнимешь ты у меня мужа, а у дочери моей отца!

Тогда она приняла решение: необходимо придумать, как обхитрить злой рок.

Когда в тот вечер Мусуд вернулся домой, Миланья ни словом, ни делом не выдала своего угнетенного состояния духа. Изо всех сил скрывая свою сердечную боль она, как это бывало прежде, ласково встретила супруга, усадила его за стол, хозяйничала у печи, угождала всячески ему. И Миланья ни словом не обмолвилась о том, что отныне носит под сердцем дитя. Рано еще об этом говорить! Сперва нужно сообразить, как увести Мусуда из-под меча, что навис над его головой…

Проведя бессонную ночь подле спящего мужа, Миланья какие только думы не передумала!

Что она могла сделать, чтобы предотвратить грядущую жестокую сечу в стенах Городища? Предупредить княжича Александра или даже отца его, князя Ярослава? Попросить того не оставлять этой весной Рюриково Городище без надлежащей охраны? Да кто ж из них поверит ей! Неужто они послушают какую-то бабу, пусть и слывущую ведьмой? Никто ей не поверит, даже она станет кричать о том, что должно случиться… Нет, единственное верное решение — сделать так, чтобы этой весной Мусуд уехал прочь из Рюрикова Городища!

Но как того добиться?..

Прямо и откровенно поведать мужу о своем видении и упросить того уехать вместе с ней из Новугорода в Переяславль-Залесский? Нет, Мусуд не поверит ей, посмеется только над страхами своей жены. А даже если и поверит, то ни за что не согласится бросить княжича Александра! Он останется подле своего воспитанника вопреки мольбам своей жены, и, когда наступит страшный час резни, окажется в гуще бойни — и примет смерть, пытаясь оборонить Александра от врагов.

Нет, нельзя действовать напрямую! Нужно обманным путем увести Мусуда из Новугорода — так, чтобы он ни сном ни духом не догадывался о грядущем нападении на Рюриково Городище. Но как, как?.. Сказать Мусуду, что она хочет возвратиться в родной дом и там разродиться от бремени — и под таким предлогом упросить мужа отвезти её назад, в Переяславль-Залесский? Тоже не выйдет! Мусуд не согласится даже ради их будущего дитя отлучиться от Александра.

Потом Миланью осенило. Заводить речь о возращении домой нужно отнюдь не с Мусудом, а с господином его Александром. Если княжич согласится отправить её в Переяславль-Залесский в сопровождении мужа, то Мусуд не посмеет воспротивиться повелению свыше. Откажет ли ей Александр? Нет, не откажет, решила Миланья. Догадывалась она, что Александр, хоть и старается во всем походить на батюшку своего, но сердцем еще не зачерствел и таится в этом сердце вина за то, что он в порыве гнева хлестнул Мусуда по лицу! А раз так, постарается Александр хоть как-то угодить Мусуду и его жене. Да, княжий сын выполнит её прихоть!

На короткий миг Миланья задумалась о том, какая судьба ждет её и Мусуда, если княжич Александр погибнет в ту грядущую кровавую ночь. Князь Ярослав не простит своему гриднику гибели сына. Но и это казалось женщине делом вполне решаемым! Ежели станет известно о том, что княжич погиб, то бросят они с Мусудом дом и покинут навсегда Переяславль-Залесский. Обустроиться можно и в любом другом месте, так сочла Миланья.