Только теперь Миланья уразумела, о чем толковала тогда бабка! Она не могла увидеть всего хитросплетения нитей судьбы, управлявших жизнью княжича, но не сомневалась — если жизнь княжича оборвется, то оборвутся и другие нити судеб, в том числе и ее дочери. Княжич должен выжить — пусть даже ценой жизни Мусуда.

— Прости меня, любый мой! Прости… — пробормотала Миланья сквозь слезы.

— Готово, батя! Всё сделали, как ты повелел. Дай только сигнал, когда начинать надобно.

Эти слова произнес Илька Бык, обратившись к вожаку ушкуйников. Звяга Рудница стоял, прислонившись плечом к березе, и глядел вдаль — туда, где на берегу Волхова еле виднелись стены детинца Новугорода. За спиной вожака, под прикрытием густого леса и бурелома расположилась разбойничья ватага, насчитывавшая почти что сотню человек. Все они, следуя приказу Звяги, сидели затаившись, костров не жгли, по лесу и берегу не разбредались, дабы не привлечь к себе внимания местных жителей. Звяга Рудница перевел взор на небо: солнце уже садилось.

— Когда Новугород вспыхнет — то и будет сигналом, — заговорил он и голос его звучал натужно, с хрипом. После того, как прошлым летом княжеская стрела пронзила ему горло и едва не погубила, вожак мог говорить только прилагая к этому силы. — Немного подождать осталось.

Да, всё было готово! Подначальные Звяге ушкуйники, переодевшись торговцами, смогли проникнуть в Новугород и провезли с собой за крепостные стены бочки, в которых припрятаны были пропитанные смолой щепы и береста. Стоит подпалить такую бочку — как вспыхнет она настолько жарким пламенем, что вмиг займется огнем всё, что окажется поблизости.

По распоряжению Звяги, ушкуйники спрятали бочки вблизи Новугородских житниц, где хранилось зерно для будущих посевов и имелись запасы довольствия на случай осады города. Сами житницы хорошо охранялись и незаметно оставить там запалы не представлялось возможным, однако в Торговой стороне хватало закоулков и тупиков, где можно было без лишнего глаза схоронить бочки. Оставалось дождаться ночи и поджечь запалы, а там немедля загорятся деревянные хоромы, подворья, ограды! Весна в новугородской вольнице была теплой и ветреной — и по замыслу вожака ушкуйников ветер должен был стать союзником в его мести.

«Еще чуть-чуть — и доберусь я до княжича!» — тешил себя мыслью Рудница.

Оправившись от ранения, Звяга решился исполнить свое намерение и поквитаться с сыном Ярослава Всеволодовича. Всю зиму соглядатаи Звяги следили за Александром, пытаясь выискать слабое место в охране княжича. Но брешей в его защите не было: Александр никуда не выезжал без своей бдительной охраны, а само Рюриково Городище, охраняемое тремястами лучших ратников, казалось неприступной крепостью. Ясно было как божий день: пытаться выследить княжича в какой-нибудь поездке — дело долгое и почти наверняка безуспешное, а штурмовать Городище, покуда там обитают несколько сотен дружинников — так вообще путь к верной погибели.

И тогда Звяга придумал хитрость: нужно выманить из Городища основные силы, охраняющие княжича — и, покуда их нет, борзо проникнуть в крепость и перебить тех немногих, кто там остался. Провернуть такое дело было сложно, однако, все-таки возможно. Звяга всё рассчитал! Когда вспыхнет торговая сторона Новугорода, то огонь начнет угрожать городским житницам — и Александр вынужден будет выслать свою дружину в город, чтобы те спасали запасы зерна и жита. Ведь, ежели не спасти их, то вернется страшный голод, только-только отступивший от Новугорода. Конечно, в Рюриковом Городище останется небольшое число ратников да личная охрана княжичей — но с ними-то уж ватага Звяги справится! Главное тут нежданность нападения и скорость — напасть надобно стремительно, исполнить свою месть и столь же быстро отходить, прежде чем вернется в Городище княжеская дружина.

Порешив так, Звяга стал сзывать на дело братьев своих ушкуйников, обещая им щедрую награду за вспомоществование. Далеко не все, кого Рудница призывал, согласились идти за ним. Одно дело жечь и резать простой люд, другое — напасть на княжескую вотчину! Боевая слава князя Ярослава гремела по всей русской земле, дружину его по справедливости боялись, ну а коли тронешь его сына — не избежать тебе лютого отмщения от Ярослава Всеволодовича! Как пить дать, прижмет он свободолюбивых ушкуйников, из-под земли каждого виновного достанет, будет ловить их на реках и озерах и вырезать, как собак! Нет уж, отвечали ушкуйники Звяге, не пойдем супротив князя, опасно это! Однако ж, удалось Руднице всё же насобирать сотню татников, готовых за награду идти хоть против князя, хоть против самого черта.

И вот, близился долгожданный миг сладкой мести! Солнце скрылось за верхушками густого древнего леса и холодные весенние сумерки вместе с молочным туманом поползли по Волхову. На сторожевых башнях новугородских крепостных стен стража зажигала факелы и готовилась нести ночной дозор. Только не ведали защитники Новгорода великого, что на сей раз угроза придет не из-за городских стен, а из самого сердца города!

— Что же ты сделаешь с княжонком-то? — от нечего делать заговорил Илька Бык с главарем.

— Известно, что! На куски разорву, — хмуро отозвался Звяга Рудница и, почувствовав неудобство в горле, потер зарубцевавшуюся рану на шее.

— Ты сам-то его не встречал, а я вот давеча мельком видал княжича в торговой стороне, когда он к ремесленникам заезжал, — продолжал болтать подручный главаря. — Правду говорят про него в народе — уж больно хорош он лицом аки девка какая. В кого он такой уродился?

— Ну уродился и уродился, тебе-то что с того? — хмыкнул Звяга тогда. — Вскорости не станет у него лица этого хорошего!

— Так я к чему говорю, батя? Помнишь ли ты, как мы в персидских берегах бывали да продавали там в неволье пленников? Заправилы тамошние спрашивали нас, можем ли мы добыть для них юнцов с кожей белоснежной и глазами светлыми. А коли еще красавцами писаными будут те юнцы, то втрое больше согласны торговцы нам платить! Помнишь? Сетовали те торговцы, что видных девок множество привозят на рынок, а юнцов-то лицом ладных раз-два и обчелся! И потому спрос на них шибко большой.

— Ну помню, — кивнул вожак ушкуйников. — Дальше-то что?

— Так мож не убивать тебе мальчонку, а прибрать к рукам да и продать в персидские земли? Щедрую награду от персов получишь! Облик у него весьма ладный — за такое лицо тебе целое состояние отвалят!

Удивленно Звяга Рудница уставился на своего подручного. Не ожидал он от туповатого и простого, как чурбан, Ильки услышать столь дельную мысль! И правда, торговцы на невольничьих рынках готовы щедро платить за красносложенных юношей — ибо перепродают они их потом во дворцы богатых дворян и шахов. А Звяга, хоть и презирал всей душой противные природе пороки персидских богатеев, однако ж выгоду свою считать умел!

— Неужто и правда так хорош? — осведомился он, помолчав немного.

— Увидишь сам — диву даваться будешь!

Крепко призадумался Рудница, позабыв ненадолго о неминуемо наступающей ночи.

Если доселе он твердо знал, с какой целью он охотится за княжичем Александром, то теперь в его помыслы закрались сомнения. Ежели княжич взаправду так красив лицом, как утверждает Илька, то почему бы и не поживиться за счет его красы? Теперь в разуме Звяги боролись два стремления: жажда кровавой мести и разбойничья алчность.

Душа у него требовала отмщение за ту стрелу, что едва не убила его на поле брани, а Звяга привык платить своим врагам сполна! Но мысль о щедром вознаграждении, что он мог получить от торговцев живым товаром, охлаждала его желание убить княжича. Теперь нападение на Рюриково Городище виделось ему не просто прихотью, с которой он не получит прибытка, а только лишь растратит накопленное добро — ведь призванным ушкуйникам нужно заплатить за ратоборство! — а делом весьма многообещающим.

После недолгих колебаний в вожаке ушкуйников победила алчность. Подумал он так — есть на свете вещи и похуже смерти! А уж для отпрыска гордого княжьего рода — рабство тем паче позорнее смерти. Каково будет княжичу, привыкшему повелевать подданными, очутиться на месте униженного раба? Это, пожалуй, заставит княжеского выродка еще взмолиться богу о смерти! Вот через то Звяга и отплатит Александру за нанесенную обиду!