– Ага, ага, – кивнула ее подруга. – Иди, думай. Я за это время еще кое чего узнаю, – проворчала она едва слышно.

Наумовна и пошла. И дома, пока готовила обед, думала о том, с чего же все-таки начать. Она даже пару раз укоризненно посмотрела в сторону потолка. Это Филька её подбил на такую несуразную работу, вот пусть теперь и помогает, как хочет.

Мишка приехал только к ужину. Быстро проглотил еду и сбежал к своей мымре. Сердце у Агриппины из-за этого было не на месте. Он еще и сюрприз какой-то ей хотел сделать…

Она же до глубокой ночи сидела над блокнотом и пыталась хоть как-то сопоставить имена и фамилии. Вот одинокие женщины…, а как ты поймешь, что им надо-то? Как осознаешь, какие мужчины им подойдут? Мужчина же не телёнок, которого можно взять за ноздри и отвести к определённой женщине. У него тоже есть чувства и эмоции.

Дверь хлопнула как-то слишком уж эмоционально. Наумовна резко подняла голову от стола, на котором лежали маленькие листочки с именами. Она весь вечер их крутила и так, и этак, пытаясь найти хоть какие-то точки соприкосновения.

На кухню, чуть пошатываясь, вошёл Миша. Не обращая внимания на бабушку, он подошёл к холодильнику, пошарил в нём, чем-то звеня и вытащил бутылку водки, оставшуюся еще с похорон его деда.

– Миш, случилось что? – Нахмурилась Наумовна, наблюдая за внуком.

Тот дёрнул плечом, сорвал с бутылки крышку и принялся пить. Залпом. Прямо из бутылки. За то время, пока Агриппина поднималась с табурета и шла к нему, осилил почти половину. Она резко вырвала у него из рук тару и, повернувшись к раковине, вылила туда остатки алкоголя.

– Ба, ты чего наделала? – Рыкнул Михаил и, пошатнувшись, схватился за стоящий позади него холодильник.

– Это ты чего делаешь? Я понимаю, когда есть повод. Под хорошую закуску, да в приятной компании. Это можно, – она подбоченилась. – А вот так среди ночи, не поужинав да с налёту… Не дело это. Рассказывай, чего случилось!

– Ничего, – буркнул он так, что сразу стало понятно, что случилось что-то очень серьёзное.

– Ежели ничего, то чего это ты запивать придумал? Ты же к крыске своей уезжал, – припомнила Наумовна. – Бросила она тебя что ли? – По тому, как Миша скрипнул зубами, она поняла, что права. Ой! У ее внука всегда наблюдался один очень деструктивный изъян: тот совершенно не умел проигрывать. Никогда. И именно от деда ему досталась эта непростая черта. Для учёного это было несомненным плюсом, но для парня, которого девка бросила, это был повод… для планомерного саморазрушения. Наумовна это точно знала. – Нашел из-за чего переживать, – проворчала она и отодвинув его от холодильника, быстренько нарезала на стол закуску, да вынула из шкафа початую бутылку коньяка (которым раз в пару месяцев баловался ее муж) да две рюмки. – Садись за стол, да нормально расскажи, чего случилось.

– Ничего не случилось, проворчал Михаил, но за стол уселся.

– Вижу я, как ничего не случилось. Ешь давай, – подвинула она ему бутерброд с мясом. – Крыска эта твоя умеет по больному бить. Все эти мымры расписные одинаковые. Так на что надавила-то? – Спросила она, разливая коньяк по рюмкам.

Миша нехотя откусил бутерброд и потянулся за стопкой.

– Беден я для нее слишком, – хмыкнул он, когда одним махом опустошил рюмку. – Решила, что есть мужики и поперспективнее. А самое противное знаешь что?

– Что? – Наумовне было жалко внука, но она и облегчение испытывала от того, что эта мымра больше не будет им вертеть, как бессловесной куклой.

– Она со мной не расставалась, пока не закрутила с сынком владельца сети автосалонов. То есть, сначала закрутила, а потом только мне сказала, – горько закончил он.

– Вот коза! – Выругалась Наумовна. – Ну ничего. В следующий раз умнее будешь. Ты закусывай-закусывай. Нечего один коньяк лопать. В следующий раз нормальная девчонка попадётся и будет у тебя нормальное человеческое счастье.

– Ну уж нет, – мрачно ответил Миша. – Не хочу я такого счастья. Не надо оно мне. Не моё это. Если каждый раз так будет…

– Так ты в следующий раз душой девчонку-то выбирай, а не глазами, – предложила она.

– Не будет следующего раза, ба, – он как-то совсем сник и сгорбился на стуле. – Не хочу я такого. Лучше… денег заработать, да купить ту, что понравится.

Наумовна нехорошо прищурилась.

– А детей тоже от проституток рожать будешь? Не дело это, – покачала она головой, глядя, как он вновь наполняет свою рюмку, в то время как сама пенсионерка едва ли выпила половину своей.

– Не будет у меня детей. Нафиг это всё, – махнул он рукой, намахнул еще одну рюмку, поднялся из-за стола и, пошатываясь, ушел в гостиную, где завалился на диван прямо в одежде.

– Много ты знаешь, – проворчала Агриппина, убирая со стола. – Детей у него не будет. Да еще выпрашивать их будет у нормальной-то жены. Тьфу! Где бы теперь и ему нормальную найти? Филь, ты не знаешь случаем? – Глянула она на потолок. – Ведь спасать парня надо когда-то. – Ответа от потолка не пришло, но ей показалось, что лампочка в люстре вспыхнула чуть ярче обычного. – Вот и я так думаю. Эх, где бы еще знаний да пониманий найти.

Мишка пил уже почти неделю. Работы уволился, к родителям ехать ни в какую не хотел. Просто приходил поздно вечером домой едва живой. Два раза его буквально приносил Филька, живущий сейчас в старенькой прадедовской сталинке. Мишка тоже там часто останавливался, но брат ему тоже пить не давал, что еще больше осложняло ситуацию, потому что Михаил пил в каких-то барах, откуда его приходилось забирать.

Наумовна махнула на это рукой, мысленно пообещав себе, что позвонит сыну буквально через пять дней, если Мишка не прекратит себя жалеть и заливать свое придуманное горе. Но этот незапланированный запой внука сильно отвлёк её и Макаровну от их главного дела, завещанного самим Филиппом Шмелёвым. Агриппина была недовольна таким положением дел, а потому к концу недели решила, что лучше она займется уборкой квартиры, чем будет нервно ждать внука с его очередного загула.

Она посмотрела на время, когда поясница совсем уж разболелась. Да, хлама накопилось в кухонных ящиках прилично. Да и часы показывали почти десять вечера. Она с тоской посмотрела на мусорные пакеты, в которые перекочевали сомнительные продукты. Даже морозилке сегодня досталось, а потому из одного из пакетов торчал хвост рыбы, на которую у Наумовны была аллергия. Это означало лишь то, что пакеты на мусорку предстояло выносить немедленно, иначе к утру в квартире будет стоять невообразимое амбре.

Кое-как поднявшись с колен и закрыв последний ящик, пенсионерка выглянула в окно и поморщилась. Дождь там лил, как из ведра. Наверняка холодный. Зима скоро. Эх, не зря у нее вчера суставы ломило весь день.

Собрав всю свою силу воли в кулак, она отправилась одеваться. Помимо пальто пришлось надеть и дождевик, потому что пакета было два и с зонтом ей пришлось бы идти два раза, а не один.

Подхватив пакеты, она бочком вышла из квартиры и неспеша спустилась вниз. Толкнула дверь подъезда и вздрогнула, увидев на своей любимой скамейке сгорбленную фигуру. Причем, при свете от подъезда человек выглядел очень уж жутко.

Решив, что это не её дело, Наумовна прошла мимо странного мужчины, склонившего голову, и направилась к мусорке. Сгрузила пакеты, стараясь не подставляться под капли дождя лишний раз, и поспешила домой.

Вот только до подъезда она не дошла. Ее взгляд снова зацепился за фигуру и… она вдруг вспомнила, как с точно таким же видом несколько дней назад на её кухне сидел Михаил. Значит и у этого парня какая-то беда.

Она остановилась и пригляделась, пытаясь узнать этого мужчину. Напрягла память и поняла, что перед ней Даниил. Тот самый, которого по рассказам Ильиничны Анька Жилина выгнала из дома пару месяцев назад.

– Добрый вечер, – подала голос Наумовна. Мужчина медленно поднял своё лицо и нахмурился при виде пожилой женщины в желтом дождевике. Она смотрела на него с искренним интересом. – Не мокро тут сидеть? – Агриппина вдруг поняла, что куртка на мужчине расстегнута, а значит, он вымок до костей.