Не верится, что все это реально, какие наркотики. Где и как я могла их перевозить. Устало сгребаю со стола все необходимое, просто подставляю сумку и сметаю все со стола.

— Раз все так серьезно, я могу взглянуть на ваши удостоверения? — вспоминаю, чему меня учила Ева, когда еще училась.

Усмехнувшись, один за другим показывают мне свои удостоверения. Смотрю на фотографии, оцениваю их. Пожимаю плечами и начинаю одеваться.

— Лена позвони Еве и расскажи, что случилось, — подхожу к ней, и в нос ударяет запах корвалола, его ни с чем не спутаешь, — не переживай, это недоразумение все.

— Куда вы меня везете, моя…, — замолкаю. — Мой адвокат должен знать куда ехать.

Без проблем, один из них называет адрес. Я сама записываю его для Лены. Она такая бледная. Берет из моих рук своими трясущими лист и кивает.

— Я должна поехать с вами или могу на своей машине?

— С нами, у нас с парковкой не очень.

Не понимаю это юмор или так оно и есть. Без возражений прячу ключи от своей машины и иду за ними. На этот день я запланировала много дел, а придется провести его в участке. Обидно, но совсем чуть-чуть, на какие-то эмоции нет сил. Как же хочется просто выспаться.

Садимся в комфортную иномарку. На дорогу у нас уходит не больше получаса. Я молчу, думая, как буду добираться до дома. Мужчины тоже особо не разговаривают, еще немного и я могла бы задремать.

Пока доходим до кабинета нас уже не четверо, а двое. Останавливаемся у кабинета следователя Тарасова, это я прочитала на табличке.

После стука меня пропускают вперед, делаю пару шагов и оказываюсь в просторном кабинете. Не успеваю рассмотреть все, так как натыкаюсь на жесткий взгляд. Мужчина, сидящий за столом, немного страшит своей внешностью, хмурим взглядом и абсолютной неприветливостью.

Он не здоровается ни с кем из нас. Мой провожатый подходит к Тарасову вплотную и начинает что-то рассказывать, не забывая поглядывать на меня. И, кажется, в эту минуту я начинаю понимать, что это никакой не розыгрыш. Следователь хмурится, едва кивает на рассказ второго.

— Проходите, — показывает взглядом на стул еще савдеповских времён, — присаживайтесь.

Снимаю пальто, кладу его на спинку стула, сумку вешаю туда же и наконец сажусь. Мы остались в кабинете одни. Не знаю куда смотреть, так что кладу руки на стол и начинаю рассматривать их.

— Итак, вы знаете в чем вас обвиняют? — не смотря на меня, а изучая какие-то документы спрашивает неожиданно меня.

— Не совсем, — все же смотрю на него, — какое-то недоразумение как я понимаю.

— Это врядле. Машина, которая зарегистрирована на вас попала в аварию, не далеко от турецкой границы, — окладывает документы и смотрит на меня внимательным, жестким взглядом, — сотрудники, доставая пострадавших случайно увидели, наткнулись на пакет с белым порошком, и это, как вы понимаете не мука.

— Подождите, какая авария? —перебиваю его, — Все живы? Как же так, я отправила лучших водителей. С ними все в порядке? — затараторила я.

Я так распереживалась, что кажется забыла, где нахожусь. Подскочила на ноги и подошла к окну, которое было приоткрыто. Глотая свежий морозный воздух, начала думать, как бы связаться с ними. Все выяснить, голова в секунду затрещала обещая взорваться с минуты на минуту.

Такое у меня впервые, да были аварии, но пострадавших не было никогда.

— Все живы. Вы что не услышали, что у вас в машине наши порошок, как выяснилось это наркотик, за который вам Алиса Григорьевна сидеть до пенсии, — чеканит, выделяя каждое слово.

Оборачиваюсь, наконец понимая, в чем меня обвиняют. Сажусь обратно за стол.

— Меня не было в машине, и никакого отношения не имею к вещам, находящимся в машине, — произношу тихо, — я могу позвонить своему адвокату?

— Конечно, вам дать свой телефон? — не без сарказма спросил, приподымая бровь.

Достаю телефон и вижу, что Ева мне звонила пятнадцать раз, значит Лена ей позвонила и она если не здесь, то уже в пути. Но позвонить мне никто не дал.

Далее начинается настоящий допрос. Вопросы сыплются на меня с такой скоростью, что я еле успеваю задуматься над их ответом. Не то, что задать свои.

Дальше хуже, у меня причём в кабинете, мед сестра берет кровь из вены. Я не боюсь врачей, но это кажется очень странным.

Через час я выжита как лимон, мне сложно думать о чем-то кроме пострадавших людей и как я могу иметь отношение ко всему произошедшему. Почему Азаев не позвонил мне, да вообще никто не позвонил и не сообщил. Почему узнаю про это последняя?

— Я не понимаю, как так получается, — все же нахожу секунду тишины и задаю вопрос, — Меня не было в машине. Я все время была тут, в этом городе, никогда не нарушала закон, да у меня даже штрафов нет, а тут такое. Это недоразумение, я даже не знаю, как это можно объяснить.

Тишину нарушают звонки один за другим. Тарасов только слушает и отдает какие-то команды, злится иногда повышая голос.

— Так машина ваша?

Хочу ответить, но меня перебивает очередной звонок. На это раз он серьёзно слушает и кивает не понимая наверно, что по телефону его не видно.

— Моя, тоесть рабочая, у меня такси, — отвечаю, когда он вешает трубку.

— Мы это знаем, — откидывается на спинку своего сутула наблюдая за мной.

— Алиса, — обращается ко мне без отчества, кажется, что сейчас будет какой-то неформальный разговор, — мне тоже кажется, что вы тут не при чем, но улики против вас. Я видел в этом кабинете так много людей, что уже по первым пяти минутами понятно, что за человек сидит передо мной. Вам нужен не юрист, а кто-то посерьезнее, чтобы разрулить это дело, и чтобы следствие сделало все возможное, чтобы вас оправдали. Одни, словом, вас хотят подставить, и это у них получается.

— Да кому это надо.. Это какое-то недоразумение.

— Мне пора. К моему сожалению, Руководитель следственного органа назначил вам меру пресечения в виде заключения под стражу. Надеюсь, не на долго, но сегодня вам придется провести ночь в участке. Вам крупно повезло, вы будете одна, — будто хорошую новость сообщает он мне.

Закрываю лицо руками надеясь, что это дурной сон. Где Ева!

— Мой адвокат не объявился?

— У вас не простой адвокат, — усмехается пока собирает со стола личные вещи, — она оборвала наши телефоны. Но зря. Сегодня вы не увидитесь. Мне очень жаль.

— Но как так? Неужели я не могу поговорить с ней? Мне кажется это незаконно.

— Рабочий день закончен, все встречи завтра. Мы как вы понимаете тоже люди и заслуживаем отдых после рабочего дня.

В кабинет заходит молодой мужчина и просит следовать за ним.

Камера, в которую меня привели меня не удивляет, сегодня уже ничто не может меня удивить. Я так устала, так выжита, что не пытаюсь даже думать о произошедшем. Ложусь на скамейку и накрываюсь своим пальто. Закрываю глаза, чтобы тут же провалится в сон. В котором я свободна, счастлива и безмятежна.

Сквозь сон я слышу, что кто-то заходит в камеру. Но даже не тружусь открыть глаза, они будто слиплись.

Завтра Ева ко всем разберется, и я поеду домой. Единственное что беспокоит, это отец. Надеюсь, Ева позвонит ему и что-нибудь придумает.

Просыпаюсь от чувства, будто кто-то пристально смотрит на меня. Становится холодно, и я открываю глаза. Шея болит нещадно, и спина. Кажется, все мышцы сводит неприятной, тянущей болью. Но я выспалась, и смех и грех как говорится.

— Ты хорошо спишь, в твоем то положении, — от куда-то справа раздается знакомый-чужой голос.

Тру глаза руками пытаясь проснуться, это нехороший знак — слышать голоса, да еще если бы хоть голос разума, а не этот властный, с хрипотцой. Такой, что по всему телу роем ползут мурашки в хаотичном направлении. Разминаю мышцы шеи руками, и наконец встаю. И тут же плюхаюсь назад. Это не глюк, Алексей, каким-то чудом тут, у меня в камере.

— Что ты тут делаешь? — хриплю, тут же прочищая горло.