К сожалению пока моё «Торпедо» выкладывалось сейчас максимум на двадцать процентов от своих реальных возможностей. На игроков так же, как и на Боброва, сильно подействовала травля в прессе. А ещё за февраль мы провели в два раза больше матчей, чем, к примеру, сегодняшний наш соперник «Химик» из Воскресенска, и к первым числам марта попали в так называемую функциональную яму. Это когда ноги не бегут, руки не слушаются, да и голова плохо во время игры соображает.

— Собрались! Собрались! — Горланил я со зрительского места на свою скамейку запасных, перекрикивая при этом несколько десятков болельщиков «Химика». — Шайбу отобрали и рвём в контратаку! Не спим!Борисыч, дай Свистухину леща от моего имени, чтоб шайбу не терял в средней зоне! — Крикнул я второму тренеру Чистовскому, а сам подумал, что хорошо бы сегодня «зацепить» ничью, ведь через шесть дней две спаренные игры дома с «Крыльями советов», там-то мы и оформим чемпионство всем врагам назло.

И словно читая мои мысли, команда большими силами в атаку не шла, терпела в обороне и иногда за счёт индивидуального мастерства контратаковала. «Малыш», то есть Боря Александров примерно на десятой минуте вообще вылетел один на один, но голкипер воскресенцев Виктор Афонин хозяев льда спас. Затем снова потянулась маловразумительная игра с обеих сторон, и я волей-неволей окунулся в воспоминания первых мартовских дней этого неспокойного 1972 года.

В среду 1 числа, когда я один, без оставшегося в Москве старшего тренера Всеволода Борова, прилетел в Горький, вечером в мою комнату на спортивную базу «Зелёный город» заявился шаман Волков. Представитель запрещённого в СССР шаманизма был немного пьян и потребовал срочную дуэль на ножах, как Пушкин против Лермонтова.

— Тогда уже давай как Дантес против отставного майора Мартынова, — пробурчал я и успокоил дуэлянта одним чётким ударом в лоб. Затем попрыскал на него живой холодной водичкой и, уже заметив прояснения в глазах, перешёл к очередной беседе на тему: «Как спасти СССР и при этом не загреметь в психушку».

— Сколько тебе было в 1985 году, когда тебя забросило в прошлое? — Спросил я у Волкова.

— Ну, допустим тридцать пять, — криво усмехнулся Михаил Ефремович, прикладывая ко лбу мокрое полотенце.

— То есть 1972 год ты должен помнить хорошо, так? — Ещё один наводящий вопрос задал я. — Я, к примеру, 72 год не помню, мал был тогда. Но я читал, что это лето в СССР будет аномально жарким. А это значит, на страну обрушатся пожары, неурожаи, всю Москву смогом накроет от горящих торфяников. Люди останутся без крова, резко возрастёт смертность от сердечно-сосудистых заболеваний.

— Ну? — Всё так же тупо пронукал шаман.

— Вот тебе козырь, а дальше соображай сам. Писать письма в ЦК про далёкое будущее занятие пустое. А пожары над страной бушевать начнут уже завтра. И не в ЦК надо сигнализировать, а директорам колхозов в Сибири, на Урале, в средней полосе России и на Дальнем Востоке. Они же больше всего пострадают от лесных пожаров.

— Что ж ты раньше-то молчал? — Грустно пробормотал Волков, потирая синяк на лбу. — Сначала нужно было про пожары напомнить, а уже потом драться. Деньги на поезд нужны и на телеграммы тоже. Дашь?

— Куда ж тебя девать шаманидзе? — Пробурчал я, и полез в «закрома», благо денег у меня сейчас было много.

— Гоол! — Дружный крик воскресенских болельщиков резко вывел меня из воспоминаний.

— С передачи Виктора Ликсюткина шайбу забросил Александр Голиков №8. — Сказал диктор по стадиону, а я лишь увидел обнимающихся хоккеистов в жёлтых свитерах.

Затем, бросив взгляд на табло ледового дворца,я пошёл в гостевую раздевалку, так как в первом периоде оставалось играть не больше одной минуты, а сказать своим партнёрам по команде мне хотелось много всякого и разного.

— Зырь, Тафгай идёт, — услышал я шепоток местных ребятишек, которые смотрели хоккей, стоя у борта на выходе с ледового стадиона.

— А, правда, вас дисквалифицировали на целый год? — Спросил самый бойкий паренёк лет двенадцати.

Я сначала, хотел было сделать вид, что ничего не вижу и ничего не слышу, но внезапно мой взгляд упал на худого лопоухого мальчишку с нехарактерной для хоккеиста кукольной внешностью.

— Тебя же зовут Игорь Ларионов? Правильно? — Спросил я паренька.

— А откуда вы знаете? Я пока в высшей лиге не играю, — звонко засмеялся мальчишка, а так же его товарищи.

«Ещё бы мне не знать будущего трёхкратного обладателя Кубка Стэнли, двукратного Олимпийского чемпиона, обладателя Кубка Канады и члена Зала хоккейной славы НХЛ в Торонто», — усмехнулся я про себя и соврал:

— Видел, как ты тренируешься. Берите парни с него пример, голова у Ларионова соображает как у профессора. Я Всеволоду Боброву скажу, чтобы он взял тебя на заметку, на будущее.

— А, правда, что вас наказали из-за того, что вы за тренера заступились? — Не отставал с вопросами самый настырный паренёк.

— Настоящий тренер — это второй отец, а разве можно отказаться от своего отца? — Ответил я вопросом на вопрос и поспешил в раздевалку, ведь первый период уже закончился, и хоккеисты вразнобой промаршировали по резиновой дорожке в подтрибунные помещения. А за спиной я услышал, как парни дразнят Игоря Ларионова, называя того «Профессором», тем самым прозвищем, которое «приклеится» к нему на всю жизнь.

Спустя полтора часа в гостевой раздевалке вся команда тихо и устало переодевалась. К сожалению, парням немного не хватило, чтобы в самой концовке сравнять счёт. Но справедливости ради, на ничью мы сегодня не наиграли. Безнадёжно проигрывая до 56-ой минуты 3 : 0, и лишь усилиями капитана команды Леши Мишина сделав счёт 3 : 2, вырвать ничью на последних секундах-было бы слишком большим подарком судьбы.

— Ничего мужики, ничего, — подбадривал хоккеистов второй тренер команды Игорь Чистовский. — Через шесть дней нормально восстановимся, залечим микротравмы, подготовимся и оформим чемпионство на глазах своих горьковских болельщиков.

— Что ж ты, Иван, не мог потерпеть со своей идиотской выходкой до конца чемпионата? — Вдруг обижено предъявил мне центральный нападающий Саша Федотов. — Какая тебе вообще разница, кто будет главным тренером сборной СССР? Бобров, Чернышёв или Тарасов? Наше дело играть, тренеров — тренировать, а Федерации хоккея решать — кому нас тренировать. Сейчас бы уже золото было наше.

— Чё ты мелишь?! — Резко выкрикнул Боря Александров.

— Подожди! — Остановил я своего юного друга и заступника, пока он не кинулся в драку. — Я отвечу, почему заступился за Всеволода Михалыча тогда 17-го февраля, а не сейчас. Во-первых, мы в тот день разбили ЦСКА и доказали делом, кто в данный момент тренер номер один и команда номер один. Во-вторых, драгоценное время бы элементарно ушло. Был один шанс, чтобы сохранить нашу сборную олимпийского образца и выиграть чемпионат мира в Праге, и я за него зацепился.

— Я бы сказал тебе, чем ты зацепился, — неожиданно в разговор влез Толя Фролов. — Только ты же психованный, кулаками начнёшь размахивать. Нельзя было подставлять нас, команду.

— Да, Иван, ты должен был с нами посоветоваться, — попёр на меня и капитан «Торпедо» Лёша Мишин.

— Где бы вы были, если бы не Бобров, не я и не «зелёные» молоденькие пацаны? — Я сжал кулаки, понимая, что пускать их в ход нельзя, но злость неумолимо начала закипать. — Скучно мне с вами, выиграли кое-что, а кое-кто и золото олимпиады зацепил. Но видать в правду говорят, каждый сверчок знай свой шесток. Ведь ничего вам больше не надо. Теперь можно с лёгким сердцем побухивать. Да? Жизнь удалась!

— Прекрати, Тафгай! — Окрикнул меня второй тренер. — И вы тоже уймитесь, через шесть дней чемпионами станем! Всё отбой!

И вдруг «Малыш» с правой «ввалил» более высокому и крепкому Саше Федотову в челюсть, и Мишин с Фроловым бросились на моего юного гения прорыва. Я соответственно двумя длинными размашистыми ударами, которые просвистели по воздуху, отогнал забияк к противоположной стене. И быть бы нормальному такому кровопролитию, но в дверь совсем не по сценарию вошли заместитель председателя Спорткомитета Виталий Смирнов и начальник управления спортивных игр зимних видов спорта Валентин Сыч. И впервые этих чиновников я сердечно поблагодарил, кончено молча, про себя.