Владимир смотрел на народ, плотно набившийся в гридню, и вспоминал, как он впервые появился в Новгороде. Отец Святослав, привёз его, чтобы посадить на княжеский стол по просьбе новгородцев. Тогда он впервые, по-настоящему, почувствовал величие Руси во время путешествия из Киева в Новгород. Сколько плыли, кругом был нескончаемый лес, кое-где разрываемый пашнями. К концу лета достигли Ловати. Здесь начиналась Новгородская земля. Новгородцы, встретив княжича, в пояс поклонились мальчику, вышедшему на берег. Отныне и они, и самый берег этот принадлежали ему. В родных пределах и плыть стало гораздо легче: река сама несла лодьи туда, куда нужно было. Вскоре, прижимаясь к берегу, миновали великое озеро Ильмень и вошли в Волхов. У самых истоков могучей реки лежал Новгород, в котором Владимиру предстояло княжить.

Следование обычаям предков, соблюдение традиций, запреты давали человеку ощущение нужности, делало его деятельным и сильным. Князь был объединяющей силой, которой подчинялись все. Его власть примиряла всех, ибо возвышалась над каждым. Именно чувство сирости и обречённости охватывало людей, оставшихся без князя, который объединял роды и направлял. Им нужна была твёрдая рука, которая их направит и рассудит, даст «наряд», то есть порядок. И теперь все сидели молча и ждали, что скажет князь, как рассудит, куда кого направит.

– В Новгороде я оставляю наместником своего сына Вышеслава. Он будет княжить у вас моим именем, – объявил князь о своём решении, – ему я доверяю быть сему походу главою. Скажите, мужи новгородские, люб ли вам князь Вышеслав?

В гриднице ненадолго повисла тишина. Вышеслав, потрясённый не меньше других, шагнул вперёд от порога, десятки глаз устремились к нему. Княжича взволновал такой неожиданный поворот. Для него не было тайной, что Новгородский стол должен достаться ему. Но вот так вдруг… было для него очень неожиданно, он разволновался, даже ладони вспотели!

– Нам люб твой сын, Вышеслав, княже, – заговорил самый родовитый из новгородцев, боярин Световит, но мы сами это не можем решить, надобно вече созывать.

Новгородцы, опомнившись вдруг, быстро просчитали свои выгоды, что Вышеслав это не суровый и властный Добрыня, у которого не забалуешь, а у молодого княжича можно будет получить больше воли и они дружно грянули на всю гридницу:

– Любо! Князю Вышеславу испола-а-а-ать!

С места встал высокий широкоплечий муж, он казался живым воплощением мужественности и силы. На груди блестела серебряная гривна, лоб украшала шёлковая лента с полоской золотой парчи придерживающая густые светлые волосы, спускающиеся до плеч.

– Моя дружина хоть сейчас готова дать клятву верности княжичу Вышеславу, потомку русских и свейских князей и его матери княгине Олове, – сказал громкий, уверенный голос конунга дружины Оловы, Инглинга.

И вся варяжская дружина княгини ударила чашами по столу. В застолье это заменило принятый у них звон оружия, выражающий согласие.

Вышеслав знал, что этот человек, сидящий на таком высоком месте, служит главной опорой его матери. Её дружину Владимир тоже взял в поход. У Вышеслава не сложилось дружеских отношений с Инглингом, но недругами они тоже не были. Вышеславу было приятно впервые в жизни слушать княжескую славу себе. Он поднял голову, расправил плечи, на ланитах его загорелся румянец. Впереди его ждал княжеский стол и первый самостоятельный поход на чудь. Княгиня слышала разговоры, что Владимир собирается посадить её сына на Новгородский стол и приехала с сыном и со своей дружиной посмотреть город. Она не ожидала, что это случится вот так вдруг. Олова, гордо подняв голову, улыбалась, довольная оказанной честью её сыну, а вместе с ним и ей. Наконец-то, она дождалась дня, о котором мечтала, живя в Киеве при муже и без мужа, всеми брошенная и забытая. Теперь она не одна из брошенных жён, а мать князя Новгородского с собственной дружиной, которой командует такой красивый и мужественный конунг, её утешитель долгими бессонными ночами.

Владимир велел Вышеславу готовиться в поход. Князь оставил в распоряжении сына его новгородские войска, смоленские, псковские, варяжскую дружину Инглинга и ладожскую, а с остальными возвращался на защиту Киева и Белгорода.

– Я тебя поздравляю, сынок, теперь ты князь Новгородский! – княгиня счастливо улыбнулась сыну и приложилась поцелуем к его ланитам с ярким румянцем не прошедшего волнения.

– Спасибо, матушка, но это тяжкое бремя, а у меня никакого опыта нет.

– Приспей, твой кормилец, тебе поможет, да и я рядом буду.

– У вас тоже нет опыта, какие вы помощники! – ухмыльнувшись, промолвил княжич.

– Ничего! Вместе мы справимся. Главное судить по Правде, не обижать народ. Вот сбегаешь на чудь и займёшься государственными делами. Соберёшь бояр, узнашь какие нужды в городе, сколь велика казна городская.

– Всё это потом, матушка, а нынче я должен готовиться в поход. А сколь велика казна, надобно узнать немедля, чтоб вооружить полки.

***

Кормилец Вышеслава, Приспей, стал замечать, что его воспитанник сидит подолгу в задумчивости с грустной улыбкой, не занимаясь государственными делами. Полки для похода сколачивает посадник Добрыня, а княжич витает в облаках.

– Князь! Ты ныне государственный муж, надобно делами заняться! Что тебя томит, о чём ты думаешь, сидя на крыльце? Скажи, может, я помогу чем!

– Приспей! Когда отец собирался идти войной на чудь и тут собрались вои с Киева и Белгорода, в то время в Новгороде гостил купец с Ладоги с дочкой…

– Я тебя понял, княжич! Она тебе приглянулась и теперь ты всё время о ней думаешь!

– Думаю, Приспей! Она такая…, а губы…, а глаза сапфировые и такие… Ты не понимаешь, какая невыносимая тоска меня снедает!

– Может сватов послать к её батюшке?

– А что великий князь на это скажет? Я-то готов жениться на купеческой дочери, а у него могут быть другие планы!

– Князь! Тебе надобно наложницу какую-нибудь при себе держать, твоё целомудрие в твои лета до добра не доведёт. Ты вон днями сидишь и мечтаешь, а тебе надобно давно уже взять любую сенную девку и попробовать, пора разговеться. Уверен, тебе понравится, а там и разохотишься! – наставник хохотнул, – это бодрит и кровь разгоняет! Давай я тебе нынче к ночи приведу опытную девку, она тебя всему научит! – иронически хмыкнул Приспей.

– Челядинцы узнают, засмеют!

– Не узнают! Я её припугну. Если хоть слово кому скажет, пойдёт ходить по дну Волхова с камнем на ногах, рыб кормить.

Только в тереме всё затихло, матушка ушла к себе в опочивальню, Вышеслав тоже был в своих покоях и ходил из угла в угол, с волнением ожидая Приспея, обещавшего привести девку. Вышеславу были незнакомы постельные утехи, хотя он много раз слышал, как это обсуждали слуги. Все его чувства были в смятении, заставившем его забыть обо всём, кроме жадного желания. Дверь открылась и в опочивальню вошёл Приспей, а за его спиной, как будто прячась, робко вошла девушка. Она посмотрела на молодого князя и зарделась. Доброжелательный взгляд и мягкая улыбка наводили на мысль о праведнике, в то время как его сильное тело очень напоминало ей святых воителей. Девушка знала, что ни одна женщина ещё не касалась его и не могла устоять перед его мужским обаянием. Она подошла к князю и положила свою ладонь ему на грудь.

– Будь здрав, князь!

– И тебе поздорову, дева!

Он чувствовал аромат её тела всего в нескольких вершках от своего носа и едва удерживался, чтобы не прижать её к себе. Ему хотелось притронуться к её волосам, густой волной, лежащим по спине ниже талии. Он отступил назад, ибо девушка была настоящим искушением. Он не знал, как с ней обращаться, ростом она доставала ему до плеча. Ему казалось, что она настолько хрупка, что боялся прикоснуться. Приспей оставил их наедине, вышел из опочивальни и тихо прикрыл за собой дверь. Сделав глубокий вдох, чувствуя стеснение в груди, Вышеслав подошёл к девушке, обхватил её тонкую талию, она прижалась к нему своей большой крепкой грудью, горячая волна охватила княжича, сердце забилось и ладони вспотели. Лукавая обольстительница сказала: