От ужаса предстоящего падения мои волосы встали дыбом! От страха неизбежной смерти я зажмурил глаза.
Но в самый последний момент лошадь над обрывом встала на дыбы и шарахнулась резко вправо, а я, по инерции пролетев вниз с десяток метров, рухнул на склон и покатился по нему, оставляя куски своей кожи на камнях.
С большим трудом я встал на ноги. Все тело кровоточило. Мне было очень обидно. Я чуть не плакал от вопиющей неблагодарности кобылы.
Почему желание принести добро оборачивается горькой несправедливостью?
Потом на вопрос в медпункте: «Это кто вас поцеловал так страстно, оставив ожерелье засоса на всю оставшуюся жизнь?» – я зло отвечал:
– Ишак!
– Зачем же вы так до беспамятности напивались, молодой человек?
– Безответная любовь! «Это мой крест до гроба!» – говорил удрученно я, и все женщины-врачи в сочувствии и восторге свои чепчики на пол бросали.
Признание в любви
Каждую субботу и воскресенье я помогал жителям Бричмуллы мазать свои домики глинистым раствором. Первоначально я помог одинокой матери с сыном. Мне было жалко смотреть, как она мучается, таская на крышу тяжелые ведра с раствором. Женщину звали Абиба. Она была маленькая и хрупкая, как веточка сирени. Ей приходилось внизу изготавливать раствор из цемента и песка. Затем по шаткой сколоченной лестнице поднимать ведра на крышу и размазывать раствор мастерком и кистью. Я ей предложил свою помощь, и мы быстро, часов за пять обмазали ее глиняный домик. Она пыталась всунуть мне какие-то деньги – я отказался. Она даже заплакала. И в знак благодарности поцеловала меня. А ее маленький сын долго обнимал мои ноги и просил не бросать маму. Слух о моей помощи пошел по поселку, и меня стали приглашать обмазывать дома другие одинокие женщины.
Однажды меня попросил помочь провести косметический ремонт своего дома наш рабочий Азамат. Дом был у него большой, но семья преимущественно женская: 12 девочек и 1 маленький мальчик. Мы работали весь день. Руки и ноги отваливались. Ведра у него были большие и увесистые с глиной. Девчонки его бегали вокруг, делали вид, что помогают. Но толку от них было мало. Поэтому всю работу мы сделали практически вдвоем. Дом Азамата в свежем обличье из бело-серой глины стал похож на новый игрушечный теремок. После работы женщины накрыли стол, а Азамат достал 10 маленьких чекушек с водкой.
Я разошелся – меня захвалили. Сидел, как падишах среди наложниц. Все его дочери ухаживали за мной. Мы выпили 5 чекушек. И Азамат повел меня в сад к Акиму. Я старался идти ровно и прямо, но ноги мои почему-то спотыкались на ровном месте. Мы весело смеялись, а местные мальчишки предлагали нам даже тележку. С горем пополам мы дошли до Акима.
Увидев меня на нетвердых ногах, Аким похлопал по плечу:
– Уважаю! Настоящий мужик! Так держать!
Рустам повел меня под абрикосы и уложил в спальник. Остальное я уже не помню. По рассказам односельчан, я бродил по Бричмулле до глубокой ночи и пел студенческие песни:
«Все перекаты да перекаты!
Послать бы их по адресу.
На это место уж нету карты,
Иду вперед по абрису!»
И на весь поселок кричал во все горло:
– Замира! Я люблю тебя!
А потом в центре поселка на глазах ошеломленных зрителей я взобрался на подиум и под микрофон исполнил гимн Бричмулле:
«Сладострастная отрава – золотая Бричмулла,
Где чинара притулилась под скалою, под скалою…
Про тебя жужжит над ухом вечная пчела:
Бричмулла, Бричмуллы, Бричмулле, Бричмуллу, Бричмуллою…»
И даже сорвал аплодисменты под хохот местной молодежи.
После этого случая меня начали приглашать на все свадьбы и праздничные вечера в поселке.
Утром я болел. Лежал поверх спальника и считал абрикосы, падающие стремительно с дерева. Голова кружилась, и очень хотелось пить. Но встречаться с людьми было стыдно. В 12 дня ко мне пришла тетя Маша, жена Акима. Принесла квасу.
– Ну чего скукожился? Стыдно?
– Стыдно, тетя Маша. Я себя чувствую идиотом!
– Поселковые тебя поймут. Вот только зачем ты кричал на весь кишлак, что Замиру любишь?
– Так она мне очень нравится! Я извинюсь!
– Любовь – это благодать божья! Не кричать надо об этом. А молча доказывать! Вон к тебе ее отец идет! Возможно, убивать будет.
Я встрепенулся. Вскочил. Поправил спортивный костюм.
– Привет, Григорий. Ну ты мне поставил задачку.
– Добрый день, дядя Анзор! Я очень извиняюсь… – начал я, запинаясь.
– Прекрати оправдываться. Тебе нравится моя дочь?
– Очень!
– Согласен ее в жены взять? Но учти – она мусульманка.
– Дядя Анзор! Мне еще два года учиться.
– Это не проблема. Подождет два года. У тебя серьезные намерения?
– За два года много воды утечет. Я, честно, не знаю. Сейчас да, а через два года все может быть. Надо чаще общаться. Время изменяет чувства.
– Ладно, жених. Мой дом всегда тебе будет рад.
Приходи. Не стесняйся. Пообщайся с дочкой. Она у нас любимая. Расскажешь про свою семью. Про учебу. Про жизнь студенческую. Про свои планы. Не прощаюсь. Ждем.
У меня отлегло от сердца. Квас и воздух Бричмуллы живительно влияли на мои потрепанные душевные силы. Я помчался к дому Анзора, чтобы извиниться перед Замирой.
Просторный двор ничем не выделялся среди других. Тандыр в центре. Ишак в стойле. Курицы с цыплятами во главе с мудрым петухом. Плодоносный сад. Ковры на веревке сохнут после чистки. Двор тщательно подметен и очищен. Замира, увидев меня, спряталась в саду. Я постучал в окно. Дверь отворила приветливая женщина. Улыбаясь, поздоровалась.
– Здравствуйте! Могу я увидеть Замиру?
– Здравствуй, Гриша! Подожди. Сейчас я ее найду. Замира! Выходи знакомиться. От судьбы не убежишь!
Замира вышла из сада в платке и длинной юбке. Скромно села на край скамейки. Глаза покорно смотрели вниз, а руки перебирали уголки платка на шее.
– Замира, прости меня за вчерашнюю выходку! Я правда хороший! Я больше не буду пить и кричать на весь поселок. Сам не знаю, как у меня вырвалось! Считай, что это была моя ночная серенада. Прости! Я сам переживаю! Не нахожу себе места!
Замира посмотрела на меня с сочувствием. Ее глаза засияли синими зарницами.
– А зачем в мое окно царапался? И обнимался с нашим Шариком. Утверждая, что его и меня заберешь в Сибирь. Ты болтун или у тебя был бред пьяного сумасшедшего?
– Замира, прости. Но все, что я говорил, – это правда!
– Ладно, проехали. Папа мне разрешил с тобой встречаться. Ты ему понравился. Посмотрим, что ты за птица!
– Спасибо! Я буду пай-мальчик! Давай залезем вместе на самую высокую гору. И полетаем над Бричмуллой. Птица летать хочет!
– А ты меня не столкнешь вниз? Мне ведь надо еще институт закончить.
– Замира! Вопрос на засыпку. От каких предков у тебя такие темно-синие глаза? От Шахерезады?
– От бабушки. Видел бы ты ее очаровательный индиго-синий взгляд. Сказка! Наши корни идут от арийцев Александра Македонского.
– Так твоя бабушка имела интимную близость с Александром?
– Дурак! Она была очень добрая и любящая бабушка! Я в нее.
– Значит, мне повезло с родственниками. У нас будут дети-арийцы!
– Поживем – увидим! До скорого!
Я помчался к себе. Тетя Маша вручила мне извещение, что на почте меня ждет телеграмма. Почта располагалась в центре. Я впрыгнул в дверь перед самым закрытием на обед. Мне вручили телеграмму от Любы следующего содержания: «Прости. Не права. Возвращаюсь. Предлагаю начать все с нуля! Люба». Не люблю возвращаться в одну и ту же канаву.
Я упросил дежурную по почте минутку подождать. Не задумываясь, написал ответ: «Поздно пить боржоми, дорогая! Гриша».
