— Я говорю тебе одно, а ты слышишь совершенно другое, — Розгальд пронзил её ледяным взглядом. — Ты бы смогла биться, когда у тебя за спиной голодная стая волков? Пойми, в сражении часто случаются перевесы то в одну, то в другую сторону, а орки думают только о кратковременных переменах. Так что, если всё пойдёт совсем худо, то они переметнутся в лагерь врага. И никакие гарантии с их стороны не предотвратят этого. Оказавшись с ними по одну сторону, мы, несмотря на превосходящую численность, всё равно будем слабее. И это при условии, если допустить их преданность.

— Прости, я сглупила, — она поднялась со скамьи и подошла к нему.

— Я бы не сказал, что ты глупа, Тисса. Просто ты никогда не была на поле сражения. И потому ты не понимаешь, как важно воинам верить в тех, кто рядом с ними. Это и дает силу. Если в разгар битвы переживать о доверии между союзниками, то это не сыграет никому на пользу, кроме Узгулуна.

Тисса приложила ладонь мужа к своей щеке и ощутила её холод. Розгальд же стоял неподвижно, опустив глаза. После королева перехватила его руку, зажав ту между пальцами.

— Ты говорил с обер-гофмейстером по поводу финансов?

— Да, — хрипло ответил супруг. — Я приказал, чтобы люди из его комитета тщательно следили за ростом зарплат. Нужно регулирование. В такие времена нельзя допускать взлёта в одном месте. Рабочие нужны везде. А их и без того не хватает. Смертность чудовищная. Также попросил пустить по крупным городам патрули. Всех, кто может трудиться, но ничего не делает, будут в обязательном порядке устраивать в пустующие мастерские и обучать. Важно максимально сохранить экономическое и материальное равновесие.

— Наступили первые дни зимы. Из летописей наших предков мы знаем, что в холода чума слабеет.

— Да. Но весной есть большая вероятность того, что всё вспыхнет с новой силой, если не с большей. Её нападения невозможно предсказать.

— Я обменяла вчера многие драгоценности, которые у меня были, на зерно, мясо, эль и фрукты с последнего торгового корабля из Рельма. Даже рубиновое колье и серьги, которые ты мне подарил при первой встрече. И попросила слуг раздать продукты самым бедным семьям. А их так много, что всё это выглядело, будто песчинка в пустыне. Ты не сердишься на меня, что я с тобой не посоветовалась? Просто не хотелось тревожить тебя лишний раз.

— Ты правильно поступила, — он крепко пожал её пальцы. — Это ведь твои украшения. Ты вправе ими распоряжаться, как пожелаешь. Мне тут не на что обижаться. Это было бы глупо с моей стороны и низко. Во всяком случае, ты повела себя как настоящая жена правителя. В трудные годы необходимо показать жителям, что мы делаем всё возможное. Люди должны видеть и понимать, что они не одиноки. Твой благородный поступок не всем помог, но зато некоторые семьи сейчас не умерли с голода.

Розгальд заметил, что взгляд у жены стал каким-то мечтательным. Как будто она была уже не здесь.

— А помнишь, как ты нанял певца, чтобы тот исполнил серенаду от твоего лица, играя на виоле под моим окном? — её губы дрогнули.

— Да… Помню. Я ещё совершил ошибку, так как твои родители находились в отъезде. А гувернантки не было дома. И ты находилась абсолютно одна в мансарде. Поставил тебя в крайне неловкое положение. Без позволения отца и матери оказала мне знак внимания. В тот момент ты, видимо, очень разнервничалась и, вся покрасневшая, швырнула из окна целый букет белых роз с такой силой, что мне прилетело им в лицо, словно жёстким веником.

Тисса склонила голову и улыбнулась.

— Всё так. Я жутко волновалась… Не стоило бросать в тебя букет. Хватило бы и одного цветка. Но это хорошо ещё, что я не вместе с вазой кинула.

Король не удержался и рассмеялся. Супруга подхватила его смех. Она впервые с обращения Розгальда видела в нём такие живые эмоции.

— Скажи честно! Ты специально дождался, когда я останусь одна?

— Да. Мне хотелось узнать правду. На самом ли деле я понравился именно тебе, а не твоей семье.

— Я так и думала. Ты потом спас меня, не сказав родителям о брошенном букете в их отсутствие. Девушкам нельзя оказывать своего внимания кому-либо без благословения.

— Если бы я им об этом сообщил, то твой отец прогнал бы меня. Но я, конечно же, в тот момент думал и о тебе.

Миледи подняла на него томный и выразительный взгляд. Она медленно поднесла пальцы мужа ко рту и принялась их целовать и посасывать. Правитель Дормана отскочил от неё, словно ошпаренный.

— Тисса, прости, но мне пора возвращаться к делам, — с этими словами тот быстрым шагом направился прочь.

Королева осталась стоять на месте. Некогда её естественный румянец сошёл с кожи. Она пошатнулась, но вовремя оперлась о мраморные плиты по краям фонтана. Его Высочество присела на них.

Сердце Тиссы придавило тяжёлым камнем. Ей трудно было дышать. Женщина понимала, что это поражение. Что их отношения разрушены страхами мужа насчёт её безопасности. Но миледи не хотела верить в такое безумие.

Она приложила руку к своему животу и понемногу начала приходить в себя. Отбросив всё отчаяние, королева сжала руку в кулак, твёрдо решив биться за любовь ради их ребенка. Тисса не представляла, как они будут растить наследника в напряженной обстановке между ними. Она не вынесет этого. Дитя короля и королевы должно воспитываться в благополучии и заботе. Ему же или ей потом стоять у власти.

— Ну уж нет. Ты меня так не оставишь, — высказалась вслух.

Миледи поднялась и поспешно принялась догонять Розгальда. Супруга намеревалась доказать ему важность их любви. Объяснить мужу, что его опасения только всё усугубляют. Но когда она домчалась до покоев, то дворецкий сообщил, что Его Величество направился в госпиталь, чтобы торжественно встретить правительницу Саркена при её выздоровлении. Тисса осознавала, что придётся отложить самый главный разговор, которого она так боялась.

Король же в сопровождении нескольких советников прибыл к лечебнице. Ему, как правителю, полагалось показать народу, что даже в тягостный период стоит сохранять своё лицо. В руках он держал плоскую шкатулку из синего атласа. В той находилась почётная золотая медаль с лентой, выдающаяся за самые великие поступки. В последний раз такую награду вручали дяде Розгальда за неимоверную храбрость в одном из сражений против варваров.

Он вышел из белой кареты и остановился. По серым ступеням спускалась Ханна. Так как нос её был отрублен, место то прикрывалось хлопковой коричневой повязкой. Она очень удивилась такому вниманию к её персоне. Зрачки женщины на мгновение с любопытством расширились, но потом всё стало как прежде. Ханна уверенной и гордой походкой направилась к Розгальду, опираясь ладонями на рукоятку своего боевого топора, висевшего на поясе.

— Что всё это значит, Ваше Величество? — спокойным тоном спросила аливитянка.

— Как ваше здоровье? — вместо ответа король сам задал вопрос.

— Замечательно! А всё благодаря вашим чудесным лекарям и ведьмам-целительницам!

— Я рад, — кивнул Розгальд. — Ханна, мне бы очень сильно хотелось вручить вам самую ценную награду, которая существует в Дормане. Примите эту медаль как знак признательности моего народа. О вашей отваге при осаде уже ходят славные легенды. А мы ценим и уважаем таких союзников, как аливитянки, — вокруг него пристроились улыбающиеся советники. Король прикрепил ее Ханне на платье возле левого плеча.

Воительнице пожали руку приближённые короля. А горожане, столпившиеся рядом, аплодировали. Для них традиции были небольшим лучом света в ужасе, творящемся сейчас повсюду. Розгальд пригласил Ханну в свою карету. Там они оказались вдвоём. Она сидела напротив него, не совсем понимая, чего ожидать дальше. И решила заговорить первой.

— До меня дошли слухи, что вы ищете поддержки для новой войны против Узгулуна. И полагаю, что вы хотели бы спросить то же самое у нас.

— Всё верно, Ханна.

— Что ж. Если повелитель хаоса вернётся, то мы в деле. Нужно подписать какое-то соглашение?