Ржевский отрицательно покачал головой, а затем сказал:

– Знаете, как называется мой одеколон? – он склонился к ее лицу. Его дыхание легким перышком пробежалось по ее коже, отчего Наденьке вдруг стало невыносимо жарко.

– Как? – она облизала губы и покраснела под его соблазняющим взглядом.

– «Truth»*.

– О, правда? – Надя недоверчиво вскинула брови.

– Абсолютная…"

***

От мокрой травы саднило ладони.

«Господи, о чем я думаю!» – пронеслось в голове Чарушиной.

Ливень перешел в обильную морось. Надя промокла до нижнего белья и теперь стучала зубами от нервного озноба и холода. Она медленно брела вдоль заросшего кустами кювета все дальше от автомобиля и прислушивалась в надежде не пропустить стон или, хотя бы, дыхание сбитого пешехода. Но кроме шумящей листвы и поскрипываний деревьев, которые росли прямо за кустами, других звуков не было. Воспоминания покинули ее, и Наде стало совсем страшно и одиноко.

– Эй! – повторила она, обхватив себя за плечи. – Пожалуйста, дайте мне какой-нибудь знак! Боже мой… Почему вы молчите?! Вы… вы умерли?!

Надя всхлипнула. Крупная дрожь прошила ее тело с головы до ног.

«Хотела бросить работу? После того что ты натворила, тебя вообще больше никуда не возьмут! Еще и в тюрьму посадят… Сколько там было на спидометре?! А камеры?? Вдруг здесь есть камеры?!» – Воображение рисовало одну картину ужаснее другой.

– Ой, мамочки… – Наденька застонала и в бессилии огляделась.

Затем, истерично подвывая и скуля, полезла в кювет, моментально набрав полные кроссовки воды. Мокрые ветки хлестали ее по лицу, когда она шарила в потемках под кустами, попутно пытаясь вспомнить, сколько метров проехала после удара. Окончательно одурев от «радужных» перспектив, Надя, цепляясь за мокрую траву, вылезла обратно на дорогу.

С трудом переставляя ноги, она вернулась к машине и достала из сумки телефон. Пальцы не слушались, связь была плохая, и когда в трубке прозвучал гудок, она замерла в неудобной позе, чтобы не потерять его.

– Дядя То… ой, Томас Георгиевич! Это я, Надя! – она вытерла глаза рукавом. – У меня такое случилось… Что? Нет, я за городом… В Кукушкино… То есть я стою на дороге одна, и дождь еще… Нет, что вы! Абсолютно трезвая… Я, – Надя перевела дыхание, пытаясь сообразить, как сказать о том, что с ней произошло. Не придумав ничего лучшего, тоненько проблеяла: – Я, кажется, человека сбила!.. Томас Георгиевич, что мне дела-а-ать? – и зашлась в рыданиях.

Разумеется, она прекрасно знала, что нужно делать в таких случаях. Но когда ты консультируешь или готовишь дело для суда, выстраивая защиту и ставя интересы своего клиента превыше собственных рассуждений и принципов, меньше всего думаешь, что подобное может случится с тобой. И если касательно своего подзащитного Наденька со всей страстью бы вещала о состоянии аффекта от измены и о тяжелом моральном состоянии, то к себе подобного применить не получалось. В конце концов после встречи в торговом центре прошло почти три дня, и все это время Надя с перерывами на еду, сон и слезы занималась подготовкой документов по делу, которое вела. Она написала проникновенную речь, способную разжалобить самое жестокое сердце, и готовилась вырвать зубами полагающуюся сумму для несчастной клиентки и ее сына.

Но сокрытие доходов – это не дорожное происшествие, где пострадал человек… А если он умер? Бремя убийцы теперь будет преследовать ее всю жизнь, и ничего страшнее этого Чарушина не могла себе представить.

– Хорошо, Томас Георгиевич! Я останусь здесь, – обреченно произнесла Надя. – Кого пришлете? Капитана Кораблева? О… – она была близка к обмороку. – Да, конечно, я никуда не уеду… Куда я теперь?..

Truth* – правда (англ.яз.) "Truth" – туалетная вода.

Твой дядя самых честных правил,

В его копилке связи, такт.

Проблем не будет. Все исправит

Любимый дядя – адвокат…

Скукожившись на водительском кресле и зажмурившись, Наденька молилась, чтобы никто не проехал мимо и не остановился рядом. Но дорога была пустынной. Пенсионеры, проводившие время на своих фазендах, возвращались засветло или оставались ночевать на дачах. С одной стороны, это радовало, а с другой – сидеть в кромешной темноте, когда аварийные огни выхватывают непонятные тени, было до чертиков жутко.

Приближение чужой машины Наденька почувствовала сквозь нервно подергивающиеся веки. Вздрогнув, она разлепила глаза, но не смогла даже пошевелиться, заледенев в одной позе. Автомобиль остановился, из него вышел человек. От вида темной фигуры в снопе яркого света Надю замутило.

Когда он постучал в окошко, она дернулась и переместила одеревеневшее тело, заскрипев всеми известными науке костями и суставами. Затем опустила стекло.

– Гражданка Чарушина? – словно издалека донесся до нее мужской голос.

Надя испуганно вздрогнула от сухого официального вопроса и мелко затрясла головой.

– Вы как сами? Травмы, ушибы есть? – голос стал заметно мягче.

– Нет. Я даже не поняла, как это произошло… – давясь вязкой слюной, сипло произнесла Надя.

Незнакомец обошел ее «форд» и подергал пассажирскую дверь. Наденьке пришлось развернуться, чтобы открыть ее. Кровь быстрее побежала по венам, ударила в голову, и Надя едва не упала на сидение в тот момент, когда мужчина готов был залезть внутрь.

– Ну-ну, аккуратнее, – он обхватил ее за плечи, чтобы удержать на весу. – Рассказывайте, что и как.

– А вы… – Надя потерла глаза, разглядывая молодого парня в темной болоньевой ветровке и светлой водолазке. У него было приятная белозубая улыбка и короткий ежик рыжих волос.

– Меня зовут Денис Кораблев. Томас Георгиевич должен был вам сказать обо мне.

– Денис Кораблев? Это что, шутка?

– Да какие шутки? – нахмурился он. – Вы о чем?

– Извините, – прошелестела Надя и торопливо продолжила: – В общем, я ехала из Кукушкино.

– Во сколько вы выехали?

– Около половины девятого. Скоро должен вернуться мой… муж из командировки, и я хотела…

– Понятно, – Кораблев сверился с наручными часами. – Томасу Георгиевичу вы позвонили полчаса назад. Дорога до города у меня заняла двадцать минут. От Кукушкина вы ехали еще минут десять.

– Я на переезде стояла, – шмыгнула носом Надя.

– Понятно, – снова повторил он. – Где произошел наезд?

Надя подняла руку и указала за спину. Кораблев проследил за ее движением.

– А тело? – спросил он.

Наденька сглотнула и растерянно пожала плечами.

– Не понял? – молодой человек склонился, чтобы поймать ее бегающий взгляд.

– Я его не нашла, – прошептала Надя и закусила дрожавшую нижнюю губу.

– А вы, судя по всему, искали, – подытожил Кораблев, разглядывая испачканную в грязи и листьях Надину одежду.

– Конечно искала. Но вокруг так темно, что я ничего не смогла разглядеть. Наверное, от удара его отбросило дальше… – представив эту картину, Наденька закатила глаза и откинулась на спинку кресла.

– Тихо, тихо. Держите себя в руках, – посоветовал Кораблев. – Сейчас я вернусь.

Он дошел до своей машины и выудил что-то из недр багажника.

Уже через минуту Надя поняла, что это был большой фонарь, свет от которого моментально выхватил довольно большой участок дороги. Кораблев шел медленно, освещая дорожное покрытие, а потом присел на корточки. Наденька поняла это, когда сместилась его тень. Вероятно, он нашел то самое место, где Надя ударила незадачливого пешехода, и машина, вильнув, покатилась на тормозах.

Кораблев скрылся в зарослях. Надино сердце заколотилось с удвоенной силой в ожидании развязки. Чарушина не сомневалась, что капитан найдет труп, и совсем скоро ей придется держать ответ перед ним, перед общественностью, и перед Богом… Получается, что Ржевский со всеми его похождениями и предательствами не идет ни в какое сравнение со своей невестой, Наденькой Чарушиной, совершившей жуткое, хоть и не предумышленное, преступление…