Я засыпаю по-настоящему, потому что дальше Алекто трясет меня.
— Тебе нужно поесть, — говорит она, нежно улыбаясь, кивая на еду, разложенную для меня.
Я улыбаюсь, потому что в тот миг забываю, что она — лгунья, и это всегда было хуже всего и с Бри.
Когда я просыпалась утром и брала телефон, чтобы написать ей о странном сне или увидеть, писала ли она мне, а потом видела фотографию моего сада вместе нашей фотографии, и все обрушивалось. Я проверяла в приложениях, что она выкладывала о жизни, частью которой я уже не была. Почему-то она не заблокировала меня, а я — ее. Али — да. Бри… нет.
Лицо Алекто мрачнеет, когда я отклоняюсь от нее.
— Что такое? — говорит она.
— Ты полетишь к Аиду снова? — спрашиваю я. Ничего не могу поделать. — Может, отведешь меня к нему? Пора мне попросить самой. Может, он этого ждет. Может, потому он отказывает. Попробовать стоит, да?
Она долго медлит, и я надеюсь, что она согласится.
— Это разозлит его сильнее, — говорит она. — Ты не знаешь его, как мы.
И трещина в моей груди становится шире. Если бы она сказала «да, я тебя отведу», то это означало бы, что он врал, и я все не так поняла. Это означало бы, что я не дура, что я не поверила не тем снова.
— Давай попробуем, — давлю я. — Он уже злится на меня. Что еще он может сделать?
— Это его царство, — Алекто оглядывается на Мегеру и Тисифону, смотрящих на нас. Они обе не двигаются.
— Но у вас договор, — говорю я. — И вы сказали, что я — одна из вас, значит, он касается и меня, да? — мой голос высокий, и я знаю, что они понимают, что что-то не так, когда Мегера и Тисифона переглядываются. Мой пульс учащается.
— Если ты одна из нас, почему ты хочешь уйти? — спрашивает Мегера.
— Потому что… переживаю за семью.
Она смотрит на меня черными глазами.
— Они придут сюда рано или поздно.
Я не сразу понимаю, что она говорит, словно она думает, что они тоже сорвут цветок и провалятся в Подземный мир, а потом все становится на места, и волоски на моей шее встают дыбом.
— Когда умрут?
— Так со всеми смертными.
Я не могу вынести мысль о папе и Мерри тут. В ужасных саванах, в мире без цвета и текстуры, звука и вкуса. Без птиц, восхищающих Мерри. Без вещиц, которые папа ломает и чинит.
Алекто издает тихий звук, обвивает меня рукой. Я отталкиваю ее.
— Нет, — говорю я.
— Кори?
Я не могу терпеть растерянную боль на ее лице. Это ложь, это все ложь.
Я отодвигаюсь от одеял, беру свечу, спички и запасное одеяние.
— Мне нужно помыться, — говорю я.
— Что случилось с Гонцом? — спрашивает снова Мегера.
— Я сказала, ничего, — отвечаю я, сжимаю веревку и спускаюсь. — Все хорошо.
В пещере я зажигаю свечу, прилепляю ее к камню. Я вытаскиваю монету Аида. Я была права, на другой стороне ключ. Интересно, что будет, если я попрошу его забрать меня сейчас? Если я попрошу его спрятать меня в стенах его замка, пока мы проверяем пределы моей силы, он сделает это? Я начну войну?
Я убираю монету под камень. Нет. Мне нужно разобраться иначе. Так, чтобы никто не пострадал.
Я снимаю одеяние, моюсь, тру кожу ладонями, даю телу высохнуть, а потом надеваю чистое платье. Я расчесываю волосы пальцами. Я не видела свое отражение с тех пор, как попала сюда. Я не знаю, как я выгляжу. Как менада, наверное.
Я не могу прятаться в пещере вечно.
Когда я выбираюсь в свою нишу, он ждут меня, сидя вместе. Тисифона играет со змеями Мегеры, гладит их носы, дает их языкам задевать ее пальцы, и Мегера расчёсывает перья Алекто, приглаживая их. Алекто протягивает ко мне руки, и я замираю, гадая, что будет, если я откажусь. Я сглатываю ком в горле и присоединяюсь к ним.
Я смотрю на трех Фурий и гадаю, когда они перестали пугать меня, и была ли это серьезная ошибка. Я исправила их, очеловечила, дала себе поверить, что мы были просто девушками. Мегера с яростным сердцем и непоколебимым взглядом; Тисифона с чешуей-броней, всегда слушающая. И Алекто, которой я почти открыла душу, которую считала возможной половинкой себя. Я забыла, что на Тройке Кубков были три девушки, а печальная девушка на Тройке Мечей была все еще одна. И Правосудие была одна.
— Мы знаем, что что-то не так, — говорит Алекто, расчесывая мои волосы. — Ты должна сказать нам.
— Не скрывай от нас, — добавляет Тисифона.
Я сглатываю смех, и пальцы Алекто замирают.
— Просто… Гермес говорил о мире смертных, и от этого я стала скучать по дому. По старому дому, — добавляю я.
Мегера издает звук сквозь зубы.
— Я знала, что он расстроил тебя словами. Глупый бог.
Они втроем обзывают его и его родителей, его силу и поведение. Я молчу и киплю, пока они это делают, радуясь, что поняли, что со мной не так.
Смотри, Бри, я научилась врать.
23
МЕРТВАЯ ГОЛОВА
Мое уважение к Гермесу растет на следующий день, когда он возвращается, и Фурии тут же окружают его, бушуя из-за того, что он расстроил меня. Он даже не пытается спорить, все принимает, опустив виновато голову, пока он извиняется, обещая больше так не делать.
В один миг я думаю, что этого мало.
— Может, тебе стоит пойти с нами, — говорит мне Мегера. — Мы сможем присмотреть за тобой в Пританее.
Нет. Мне нужно вернуться в сад. Мне нужно увидеть, что еще я могу сделать.
— Моя голова все еще болит, это не было ложью. И я не хочу устраивать проблемы у вас с Аидом, — говорю я.
— С ним, — говорит Мегера, щурясь.
— Я могу остаться вместо Гонца, — предлагает Алекто, но Мегера мрачно смотрит на нее.
— Думаю, нет.
Алекто опускает голову, сжимает крылья, делая себя маленькой, пока Мегера смотрит на нее. Алекто тихо скулит под жутким взглядом сестры, и мне невольно жаль ее.
Мегера смотрит на Гермеса, потом на меня, ее змеи следуют за движением ее глаз, туда-сюда между нами. Я поднимаю ладонь ко лбу, пытаюсь выглядеть хрупко.
— Ты останешься сегодня тут, отдыхай, — говорит она мне и шипит Гермесу. — Ты не будешь больше ее расстраивать.
— Конечно, нет, — бодро говорит Гермес. — Кори может поспать. Я найду себе дело.
Мегера разглядывает нас.
— Кори пойдет с нами в следующий раз, — говорит она божеству. Потом мне. — Тебе нужно еще многому научиться. И мы тебя научим.
Все сжимается внутри, я могу лишь кивнуть.
Мегера долго смотрит на меня, потом взлетает, Тисифона — за ней.
Я тянусь к Алекто, идущей мимо меня, сжимаю ее ладонь. Я подмигиваю, как делала она, когда Аид пришел сюда впервые. Она печально улыбается мне и улетает.
— Что все это было? — Гермес поворачивается ко мне.
— Пришлось притвориться, что ты расстроил меня, и потому у меня было странное настроение вчера.
— Нет, это я понял. Я про напряжение между ними.
— Алекто дала идею посадить семена, оттуда росток, который ты видел. Мегера поймала нас на этом, не была рада, вырыла их все. Почти все, — исправляюсь я. — Вряд ли она простила ее.
Гермес смеется.
— И потому ты не хотела, чтобы они знали о ростке, ясно. Ты разворошила гнездо пчел.
— Я не хотела.
— И все же… впечатляет. Разделить сестер, очаровать Аида…
— Я не… — начинаю я и замолкаю. Я разворачиваюсь, разглядываю нишу.
— Он еще не здесь, — Гермес радуется, и я не знаю, верю ли ему, поворачиваюсь и разглядываю все части Эребуса, что могу. Когда я убеждаюсь, что мы еще одни, я смотрю на Гермеса, который смотрит на меня, выжидая. — Ты спросила себя, милая Кори, почему же Неменяющийся Царь Неменяющегося мира вдруг заинтересован в садоводстве? Почему он не выгоняет тебя из своего царства?