— Мы принесем больше вкусной еды, когда вернемся, — говорит она. — И наши подвиги, чтобы вдохновить тебя. Я буду скучать, — тихо добавляет она. — Милая мягкая сестра.
Три Фурии тепло смотрят на меня, прыгают из ниши и улетают, оставляя меня с Гермесом. Он идет по воздуху ко мне.
— Так ты не рассказал им.
— Я обещал, — говорит он.
— Что Мегера имела в виду, сказав, что тебя предупредили? — спрашиваю я.
Его лицо становится забавным.
— Просто, если я попытаюсь увести тебя из Подземного мира, их месть будет быстрой и беспощадной, — он делает паузу, проводит языком по зубам. Он смотрит на точку за мной и говорит. — Видимо, они еще не били хлыстами по божественной плоти, но они хотят узнать результат. И хоть я — не та жертва, каких они предпочитают, они не против, чтобы мой ихор окропил Луг Асфоделя.
Я потрясённо моргаю.
— Ого.
— Да, — он смотрит на меня. — Яркая картина, с деталями.
Мы утихаем, и я стараюсь не представлять это.
Потом меня осеняет.
— Аид сказал им не выводить меня снова?
Его идеальное лицо озаряет хитрая улыбка.
— Почему не спросить у него? — Гермес кивает за меня.
Я поворачиваюсь, и все мое тело вспыхивает.
Аид стоит за мной идеально прямо и неподвижно, его ладони и тени близко к бокам. Бровь приподнята, но лицо гладкое, фасад покоя, который он так любит. Он снова в смертной одежде: черные штаны, черная рубашка, застегнутая на все пуговицы, туфли, волосы убраны с бесстрастного лица. Рядом с Гермесом он похож на божество меньше, выглядит как парень с континента, наряженный для прогулки с друзьями.
Я в ужасе, сильнее осознаю, что мой наряд грязный. Я грязная. Я хочу, чтобы земля проглотила меня.
Он говорит раньше меня:
— Что случилось? — голос Аида резкий. — Твоя рука.
Он смотрит на шрамы от удара молнии. Следы выцвели из красного до серебра. Я привыкла к ним.
— О… это старое, — говорю я, удивленно обводя линии. Они выглядят как корни и ветки дерева. Мне даже нравится этот след по такой причине.
Он обеспокоен.
— Болит?
— Нет. Уже нет, — я смотрю на свою руку снова. — Как я и сказала, это старое. Помнишь день с молнией? Когда я была на холме?
Его горло двигается, и он кивает.
— Тогда это случилось, — говорю я.
Аид хмурится так сильно, что его густые брови почти встречаются, но когда он говорит, его вежливый голос вернулся:
— Как ты, в остальном?
Ладно. В это можно играть вдвоем.
— Я очень хорошо, спасибо, — говорю я со слабой улыбкой. — Просто чудесно. А ты? Ты в порядке?
Его рот подрагивает, будто он знает, что я делаю.
— Я в порядке. Рад, что и ты тоже.
— Отлично.
Я ощущаю румянец, смотрю на Гермеса, который сияет от веселья, его кожа источает серебристый мягкий свет, пока он улыбается так широко, что его ямочки становятся впадинами.
— Фурии знают об этом? — спрашиваю я у него.
— Нет, — отвечает Аид, но я не поворачиваюсь, переживаю из-за румянца на лице. — Все хорошо, это будет один раз, и им не нужно знать, что я был тут.
— Почему ты тут? — я все еще не могу смотреть на него.
— Из-за ростка.
Во мне горит возмущение.
— Ты обещал! — я хмуро гляжу на Гермеса.
Он поднимает руки с улыбкой.
— Я обещал не говорить сестрам, и я не сказал. И я не говорил своему дяде.
— Это мое царство, — говорит Аид. Он звучит ближе. — Ничто в нем не происходит без моего ведома. Ничто, — повторяет он.
Я поворачиваюсь. Он оказывается за мной, между нами меньше расстояния руки. Я избегаю его взгляда, говоря:
— Я не знаю, как это произошло.
— Я хочу, чтобы ты попробовала снова.
— Я же сказала, я не знаю, как это произошло, — возражаю я, хотя сама этого хочу. Я смотрю на землю. — Я даже не уверена, что это была я.
— Моей уверенности хватит на двоих, — его голос смягчается, но, когда я поднимаю взгляд, Аид смотрит серьезно. — Гермес останется тут, пока нас нет. Если сестры вернутся, он предупредит меня, и я верну тебя, они и не узнают, что ты уходила.
— Нет, — я хватаюсь за шанс. — Я сделаю это. Хотя бы попробую. Но только поклянись, что потом ты вернешь меня домой. Прошу. Я не хочу возвращаться сюда. Мне нужно домой. Если сделаешь это сегодня, обещаю, что постараюсь изо всех сил.
— Я… — он делает паузу, потом кивает. — Обещаю, — говорит он. — Сегодня. Как только мы закончим, — он медлит, потом протягивает руку.
Когда я понимаю, что он не пытается взять меня за руку, а хочет закрепить сделку, он уже опускает свою, и я нечаянно тяну его к себе, хватая его за пальцы. Гермес не скрывает смех, и мы с Аидом хмуро смотрим на него.
— Хорошо, — я отпускаю Аида и подавляю желание вытереть ладонь об одежду. — Идём.
Аид останавливает попытку скрестить руки, неудачно изображает, что протягивал ко мне локоть. Гермес фыркает, и когда я смотрю на него, он подмигивает.
— Веселись, — говорит он.
Меня мутит, кожа горит. Я обвиваю руку Аида как можно свободнее. Мир тут же переворачивается.
Когда он замирает, я врезаюсь в бога рядом со мной, и он придерживает меня другой рукой, на миг соединяя нас в неловких объятиях, грудь к груди.
Я отступаю раньше него, убираю руку от его и отхожу, пытаясь оглядеться и взять себя в руки.
Озираясь, я вижу, что мы внутри укрытия без крыши размером с мой сад дома, из серого камня Подземного мира. Окон нет, как в его замке, но нет и дверей. Ни войти, ни выйти. Во рту пересыхает.
— Это какая-то тюрьма? — я поворачиваюсь к нему.
Его ладони в карманах, чтобы я его не трогала, видимо.
— Нет.
— Тогда что это? Похоже на тюрьму. Ни окон. Ни дверей.
Он поворачивается к одной из стен, и, пока я смотрю, дверь из черного дерева появляется посередине. Я смотрю на него, открыв рот в потрясении, потом подхожу к ней, прижимаю к ней ладони. Она прохладная на ощупь.
Ручки нет, но едва я думаю об этом, она появляется, сделанная из прохладного темного металла. Я поворачиваю ее и приоткрываю дверь. Пара теней стоит неподалеку, глядя, и я закрываю дверь и поворачиваюсь к Аиду.
Он смотрит на меня со странным выражением лица.
— Я хочу, чтобы ты попыталась вырастить что-то в Подземном мире, — говорит он. — Стены защищают от любопытных глаз.
— Фурии могут летать, — напоминаю я ему.
— Они сюда не полетят, — он делает паузу. — Мы возле Элизия.
— У меня нет…
Я не успеваю закончить, он вытаскивает руку из кармана и раскрывает ладонь. Там лежит дюжина черных и коричневых точек. Семена. Он указывает мне, и я протягиваю руки, сложенные чашей, под его ладонью, и он высыпает туда семена. Он старается не задевать меня.
— Подойдет?
Я пожимаю плечами. Наверное. Переместив семена в левую ладонь, я опускаюсь на колени, провожу правой по потрескавшейся серой земле. Она сухая, безжизненная, как все тут.
Каждый год в начале весны папа и Мерри брали меня и Бри в садовый центр на одном из островов побольше, где я могла запастись всем, что было нужно для грядущего года. Инструменты, новые семена и подставки для рассады, леска, прутья, удобрения, почва. Землю продавали в больших баках, и можно было наполнить мешки любым количеством. Эту часть я любила больше всего, и, пока Бри уходила в кафе за пирожным и заигрыванием с работниками, а папа с Мерри смотрели на наборы для барбекю, я запускала ладони в землю и ощущала ее. Нужно было использовать лопату или хотя бы перчатки, но я никогда так не делала. Всегда голые руки, чтобы сжать почву. Я не знала, как, может, это было в моей голове, но я могла понять по ощущению между пальцами, была ли земля хорошей. Подходит ли она для роста. Потому я знаю, что земля тут непригодна для роста.
«Но зернышко выросло из камня», — шепчет голос в моей голове.
Я разглядываю семена. Несколько черных, как то, что я посадила в Эребусе — базилик, наверное. Или лаванда. Круглые и коричневые, скорее всего, кориандр. Я встаю и начинаю ходить по месту, решая, где их посадить. Обычно я учитываю положение солнца, где будет тень в какое время дня, но это тут не важно. Тут нет времени дня. Нет тени, ведь нет солнца.