Мы свернули на шоссе и добрались до более живописных чащоб, а затем промчались по очаровательно старомодному городку.

— Тут я брала уроки балета, — выложила Грейси. — А тут мы покупали мороженое.

— Можно мы еще купим? — спросил Гейб, но Куперы уже углубились в разговор с Эллиотом.

— Сколько времени это займет? — прикидывал сенатор.

— Я отвел им все воскресенье.

— А тут мы собирали чернику! — завопил Гейб. Я увидела длинный, с облупившейся краской забор, а по обе стороны от него сторону заросли шиповника, старый каменный дом с деревянными узорами, выкрашенными в темно-зеленый цвет, рядом с которым сверкал золотом пруд. В этот миг небо прояснилось, солнечный свет мягко залил дом и пристройки. Я прижала подушечки пальцев к окну. Это как путешествие во времени. Мы могли бы запросто привернуть в прогулочной коляске к Джо Марч и ее сестрам в этом доме.

К моей радости, мы подъехали.

Здесь родились близнецы, здесь жили на протяжении восьми лет. В этом доме.

Их доме.

У меня было предостаточно времени, чтобы затащить сумки в холл и окинуть быстрым взглядом низкие дверные проемы и замысловатые планки паркета, послушать счастливый стрекот птиц и жучков снаружи, вдохнуть тяжелый древесный запах лета, прежде чем зайти в пыльный гараж для внедорожника.

— Она настаивает, — сказала Мег. — Лучше покончить с этим.

— Пятнадцать минут, — отозвался сенатор с водительского сиденья. — Не больше, я серьезно.

— Куда мы приехали? — спросила я.

Грейси оглянулась.

— Повидать ба.

— О.

Машина вдруг показалась маленькой и очень быстрой. Как примет меня мать Мег, раз между нами нет родственной связи. Судя по отсутствию энтузиазма у каждого члена семьи, я догадалась, что она не подарок.

Я оказалась права насчет их реакции. Та еще штучка.

— Здравствуй, мама, — поздоровался сенатор, когда мы все вылезли из машины. У меня сбилось дыхание.

«Это его мать? Так значит, она моя…»

Она ждала нас, уперев руки в бедра. Лучи света с пылью, струящейся с толстых ветвей деревьев, заслоняли ее лицо. За ней был побеленный дом с длинной верандой, между нами в земле рылись курицы. Свет сместился, и я разглядела, что ее лицо довольно морщинистое, седые волосы собраны в элегантный пучок. А вот взгляд, нацеленный на меня, был острым, как кинжал. Я почувствовала, что она проверяет меня, поэтому и не дрогнула.

Моя бабушка улыбнулась.

Сенатор, чувствуя себя неуютно, откашлялся. Видимо, ему было в новинку ощущение, когда тебя игнорируют. Я бы могла преподать ему пару уроков.

— Эвелин, это Кейт, — голос Мег был невыразительным, почти враждебным. — Ваша внучка.

— Я поняла, кто она такая, — отрезала Эвелин. — Только взглянув на нее. Ну, так вы зайдете или так и будете грязь собирать?

Она повернулась на каблуках и грузно затопала в дом, москитная сетка за ней захлопнулась.

Сенатор с большим усилием улыбнулся.

— Давайте.

Эвелин несколько минут брюзгливо возилась с близнецами, делая вид, что ее сына нет в комнате. Затем настал мой черед.

— Надо проверить картошку, — объявила она. — Кейт, идем со мной. Надо кое-что тебе сказать.

Когда Эвелин промаршировала на улицу, я беспомощно уставилась на Мег, но она подняла брови и махнула мне, в то время как сенатор со вздохом облегчения упал на кухонный стул.

Я нашла Эвелин легко переступающей через низкие растеньица в огороженном сеткой огороде, и с интересом отметила, какое тут все пасторальное. Ферма Куперов лишь называлась так, ее природа несла декоративную функцию. А это была рабочая ферма, маленькая, но настоящая. Меня это поразило: я предполагала, что мать сенатора или Мег живет в модной многоэтажке или даже более грандиозном доме, чем у Куперов. Но Эвелин передвигалась по рядам целеустремленно, и даже более того — гордо. Это маленькое хозяйство было ее царством. Неудивительно, что она такой деспот.

Когда мы достаточно удалились от дома, он повернулась ко мне с угрюмым видом.

— Не позволяй им собой помыкать. Нет у них такого права.

Я не нашла, что ответить.

— Ой, — попыталась я, — они не…

— Ты волевая девчонка, — прервала она. — Знаешь, как бы я даже сказала?

Я покачала головой, но выпрямила позвоночник на комплимент.

— Потому что ты из длинного рода Гудвинов, вот почему. — Она усмехнулась, щеки расплылись и пигментные пятна на лице вдруг превратились в девичьи веснушки.

Гудвинов. Видимо, это ее девичья фамилия. Я была и Квинн, и Купер, а теперь еще и Гудвин.

— Грейси такая же упрямая, как и ты. — Она подмигнула и грубовато ткнула меня в грудь. Потом кивнула, будто прикосновение это подтвердило. — Я вижу.

Меня охватило то же чувство, что и тогда, когда Грейси назвала ее своей бабушкой, так решительно она взяла Эвелин в собственность в ответ на мой вопрос о бабушках и дедушках. У них была связь. Может, и у нас тоже наладится.

Когда мы направились обратно к дому, она приобняла меня.

— Теперь ты одна из нас. А мы за своими присматриваем. Всегда. Не забывай об этом.

По дороге обратно меня мучал вопрос: что такого Эвелин увидела во мне, какая черта Гудвинов проявилась в ней.

Мои веснушки, упрямый нос или она и в самом деле прочитала по лицу мой характер? Я никогда не рассматривала себя как стойкую, и уж тем более не сейчас, не после свалившегося на меня за год.

Я представила себе, как пожилая женщина живет себе на ферме. Вообразить было легко.

Хотя и не имеет значения. Она неправа насчет Куперов. Никто мною не помыкает. Это всего лишь предвыборная кампания. Я в порядке.

• • •

Вечер субботы в равной степени обратился Стивеном Кингом и «Маленькими женщинами».

Сначала мы делали последний прогон интервью. Со мной сидела Нэнси и задавала вопросы, а я репетировала ответы перед камерами в штабе. Какое-то время Грейси задержалась с нами, пытаясь отвечать за меня, пока Нэнси не отослала ее. К концу я чувствовала себя готовой. Нервной — но готовой. Мег настаивала лечь пораньше, но близнецы страх перед завтрашним днем превратили в истерические припадки и гонки по извилистым коридорам. Пока эта битва била ключом, я ретировалась в маленькую комнатушку в мансарде с окном, выходящим на пруд, которую они мне уступили.

Я собиралась проветрить платье, которое надену завтра утром. Нэнси тщательно его выбирала, а когда представила мне его перед отъездом в Массачусетс, я была приятно удивлена. Оно было простое, удобное, но милое, я бы и сама такое выбрала. От Марка Джейкобса — этикетка впечатлила бы Пенни.

Но когда я пошла искать его, то моя сумка оказалась открытой, а внутри остались лохмотья. Кто-то искромсал мое платье.

Я огляделась, похолодев и прижав клочки ткани к груди. Окно спальни было закрыто. В сундуке у кровати никто не спрячется. Но пара синих ремесленных ножниц лежала на антикварном комоде.

Мег на первом этаже укладывала Гейба в постель, но Грейси все еще прыгала по своей. Спустя секунду она увидела меня с синим шелком в руках — и ее лицо стало мертвенно-бледным. В следующий миг она ринулась мимо меня к дверям.

Я с криком рванула за ней. Грейси обежала угол, ошеломив сенатора настолько, что он побросал свои заметки. Я прибавила ход, швырнув все, что осталось от платья. Она подергала ручку двери на задний двор, но та была заперта. Когда я загнала ее в угол, она повернулась ко мне, выпятив подбородок.

— Зачем ты это сделала? — я присела, чтобы схватить ее за руку и от того, что я бешено тряслась, она тоже задрожала. — Зачем? У тебя какая-то претензия?

Она просто смотрела на меня, стиснув зубы. Слезы растерянности стояли в моих глазах. Я стремительно обдумывала, что такого сделала, чем заслужила такое.

Наконец Грейси открыла рот, чтобы ответить, но не успела, так как сзади раздался голос Мег.

— Грейс Элеанор Купер. — Ее тон был холоднее, чем у меня. Я обернулась через плечо и увидела в ее пальцах синюю ткань. — У тебя должна быть серьезная причина.