– Давай, хорошо, – улыбнулся он Кате.

– Прекрасно! – обрадовалась та. – Значит, давай… в девять?

– Давай. Тогда до встречи.

Катя чмокнула его в щёку и, довольная, зашла в лифт.

Едва Артур открыл дверь в квартиру, как на стене включился огромный телевизор. Канал принадлежал стриминговому сервису, за который Артуру каждый месяц начислялись несколько лишних часов сна. Увы, отказаться было нельзя – позволялось только выбрать канал, и Артур остановил свой выбор на самом дешёвом. Он не столько не хотел смотреть сериалы про любовь, сколько – сэкономить. Но на еде экономить оказалось проще.

Откуда вообще у Артура появилось такое желание, тратить как можно меньше, он и сам не знал. Несколько месяцев назад он проснулся с чётким желанием сократить свой кредит сна. Размышляя о причинах такого желания, Артур пришёл к выводу, что оно, наверное, возникло после того, как он наткнулся в шкафу на коробку с детскими вещами, напомнившими ему о матери. Мама так и не приняла идею оплаты товаров и услуг часами сна, всё говорила, что это обман, что это неправильно.

– Кто бы мог подумать, что такое случится, – говорила она. – Самое ужасное в жизни – это её полная непредсказуемость.

Она была из тех, кто упорно продолжал платить за всё деньгами. К сожалению, закончилось это для неё плачевно – в психиатрической лечебнице. Да и самого Артура тогда поставили на учёт и долго проверяли на нормальность. Это ещё не раз аукнулось ему на работе, ведь там прознали об этом и иногда называли «психом». Через несколько лет о причинах появления прозвища уже забыли, но само оно осталось.

И всё же, пусть из-за маминого упрямства им с братом и досталось в жизни, она всегда была единственным человеком, которому было на них не плевать. Отец погиб на войне, когда Артур был четырёх лет от роду, а Виталик ещё даже не родился. Мама старалась прокормить семью, брала все возможные подработки, но при этом не стала безразличной от усталости к тому, что происходит вокруг. И потому голосовала против поправок в Конституцию касательно «Закона о сне», отказывалась до последнего переходить на новую, непонятную ей валюту. Сперва её называли ретроградом, потом – диссидентом, а в конце концов – попросту душевнобольной. И Артур, которому на тот момент исполнилось шестнадцать лет, сперва соглашался с врачами и другими людьми, называвшими мать больной. Не соглашаться было страшно. Не хотелось самому вставать на учёт у психиатров. Увы, не помогло. Пусть в больницу его, в отличие от матери, и не положили, но долгое время заставляли ходить отмечаться в психиатрическом диспансере. Он проходил тестирование у психологов, общался с врачами, и уходил, чтобы через месяц явиться снова.

К счастью, после войны планку совершеннолетия понизили до шестнадцати лет, так что Артуру разрешили опеку над младшим братом, когда доктор сообщил, что мама домой не вернётся. Её отправили на лечение в специальную больницу в Петербурге после того, как она несколько раз напала на санитаров в больнице, и в ближайшие годы обратно вернуться не смогла бы. Артур с готовностью подписал все документы, набрал подработок, как когда-то его мать, и заботился о младшем брате ещё два года, ожидая, что маму рано или поздно выпишут из больницы. Он делал запросы в клинику Петербурга, но ответы всегда были сухими и краткими. В письмах, подписанных главным врачом, каждый раз говорилось, что сроки лечения увеличены, потому как состояние у пациентки нестабильное. Виталику уже исполнилось шестнадцать, он и сам, как Артур раньше, устроился на завод разнорабочим, а мать всё не возвращалась. Наконец, ещё через пару лет, из больницы пришло письмо, текст которого начинался с соболезнований. В письме сообщалось, что мать Артура умерла от инсульта, и что похоронена она будет в Петербурге, как и прочие пациенты больницы, а счёт за похороны будет начислен Артуру. Были указаны дата и место похорон, но ни один из сыновей так и не смог получить отгул, чтобы проститься с матерью.

Артур старался не вспоминать эту часть своей жизни. Ему было уже двадцать восемь, мать умерла восемь лет назад. Он поступил в подмастерья огнеупорщика, работал по сменам, дома учился. Со временем и сам стал огнеупорщиком, и теперь гордился этим – ещё бы, получил хорошую работу, и теперь он один из тех, на ком держится завод, а стало быть, и город! Работа была тяжёлая, но на часы, поступавшие на счёт Артура, вполне можно было прожить.

– Чёртова коробка, – выругался Артур.

Если бы он не нашёл эти вещи, то, возможно, и не стал бы заниматься такими глупостями, как экономия. Кредит сна – это нормально, у всех он есть. Ещё на уроках по финансовой грамотности в школе объясняли, что гражданин без кредита не может существовать в принципе. Это противоестественно. А если бы такой и появился, он мог бы нанести ущерб экономике самим фактом своего существования. И всё же… Всё же Артуру было интересно, до какого уровня он сможет снизить свой кредит? Глупое, необъяснимое, но очень навязчивое желание. Артур сопротивлялся ему неделями, пока не уступил. А уступив, почему-то несказанно обрадовался. Ему доставляло неописуемое удовольствие осознавать, что кредит уменьшается.

А может, он и правда – псих?

Поморщившись от неприятных мыслей, Артур подошёл к сенсорной панели на стене.

– Злата, – позвал он. – Доставай кровать.

– Здравствуйте, Артур, – раздался в комнате голос искусственного интеллекта капсулы. – Ваша постель готова. Ваша задолженность составляет четыреста восемьдесят пять часов и тридцать шесть минут сна.

В стене раздвинулись створки круглого люка, из которого выехала одноместная кровать. Мягкая, со свежим бельём. А подушка выглядела так аппетитно! Артур скинул с себя одежду и со стоном наслаждения забрался на кровать, чувствуя, что уже проваливается в сон. Что-то он забыл… А!

– Злата, разбуди меня в девять вечера! – сказал он.

– Будильник поставлен на двадцать один ноль-ноль, – тут же ответила Злата. Вам осталось спать: два часа и одну минуту.

Кровать стала задвигаться обратно в стену. Как всегда, Артур уснул ещё до того, как оказался в капсуле.

Сперва он услышал стук в дверь, и только потом голос Златы:

– С пробуждением, Артур. Время – двадцать один ноль-ноль. Вы проспали два часа и одну минуту. Ваша задолженность составляет четыреста восемьдесят три часа и тридцать пять минут сна.

Всё верно, подумал Артур. Минус два часа из долга. Только какого чёрта его так рано разбудили? И кто это там стучит? Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить о назначенной встрече.

Застонав, и на этот раз уже не от удовольствия, Артур поднялся на ноги и, как был, в одних трусах прошёл к двери.

– О, а ты уже готов, да? – игриво спросила его Катя, оглядев с ног до головы.

– Нет, я только встал… Проходи, я сейчас в душ зайду и выйду.

Совмещённый санузел площадью полтора квадратных метра включал в себя узкую душевую кабину, унитаз и крохотную раковину. Приняв душ и почистив зубы, Артур вышел в комнату и увидел Катю, лежавшую на надувном матраце посреди комнаты. На ней ничего не было, кроме кружевного белья.

– Нравится? – спросил она, улыбнувшись.

Артур кивнул. Пышные формы соседки выглядели весьма и весьма привлекательно. Кровь в голове разогрелась от гормонов, и Артур снял трусы, которые не могли скрыть его эрекцию.

– Теперь-то точно готов, – хохотнула Катя. – Но сперва… ты знаешь, что я люблю.

Она раздвинула толстые ноги и поманила его пальцем. Артур опустился на колени и стал целовать её ступни, поднимаясь всё выше и выше.

После секса, когда возбуждение схлынуло, Артур вновь подумал о том, что хотя бы раз в жизни ему нужно заняться сексом со стройной девушкой. Чтобы весила не больше шестидесяти. С плоским животиком, аккуратными грудями и упругим задом. Увы, таких можно встретить только в релакс-клубах. Все остальные, не зарабатывающие на жизнь сексом, были в лучшем случае «в теле», а большинство, как Катя – откровенными толстушками.