— У меня сложилось впечатление, что я сказал тебе быть осторожной.

Даже в своем слегка дезориентированном состоянии Сакура не может не заметить, что его голос немного более напряженный, чем обычно. Девушке даже удается пристально посмотреть на партнера. — Я была немного рассеянна, учитывая то, что произошло непосредственно перед этим, — резко отвечает ирьенин.

На этот раз у него не было ответа.

Им не требуется много времени, чтобы найти ручей. Он не слишком большой, но чистый, что самое главное.

Итачи может сказать, что Сакура недовольна по ядовитым взглядам, которые она посылает в его сторону каждую минуту или около того, но Ками, ему тоже нелегко.

— Я за себя не отвечаю, — шипит Харуно, прищурив глаза и пытаясь отступить на шаг, — если ты даже подумаешь о том, чтобы подойти ближе.

И не только из-за чрезмерно упрямой, гордой и оборонительной позиции его партнерши.

Совершенно не впечатленный этой, по общему признанию, тревожной угрозой, Учиха подходит ближе, решительно игнорируя то, как Сакура отшатывается, прежде чем прижать одну руку к пояснице, стремясь опустить ее на землю. Внезапное прикосновение в сочетании со свежим уколом боли от все еще кровоточащей раны заставляет колени ирьенина подогнуться из-за головокружения. К большому неудовольствию, придя в себя после кратковременной отключки, она осознает, что стоит на коленях, безвольно прислонившись к дереву. Итачи находится между напарницей и ближайшим ручьем, пристально глядя, что заставляет девушку покраснеть, хотя его взгляд направлен исключительно на длинный порез на ее предплечье.

Она пытается что-то сказать, но Итачи опережает ее словесный удар, задумчиво приподнимая бровь. — Лезвие было отравлено.

На осознание уходит мгновение, и Харуно делает глубокий вдох, заставляя себя сосредоточиться на повторном использовании чакры и дальнейшего исцеления. Это яд. Она может справиться с ядом. Сасори использовал его, и Сакура создала безупречное дзюцу извлечения яда, которое успешно протестировала на Канкуро, так что…

Попытки использовать чакру внезапно прекращаются, поскольку возникает гораздо более серьезная проблема, причину которой девушка устраняет с абсолютно ошеломленным видом. — Что, черт возьми, ты делаешь? — она визжит в полном ужасе и отшатывается от руки Итачи, будто обжегшись.

Его глаза сужаются, и на мгновение очень знакомое дзюцу, парящее на кончиках его пальцев, в точности повторяет то, что делает Сакура. — Это должно быть очевидно, — отвечает нукенин. К удивлению, обычный спокойный тон звучит несколько натянуто.

Куноичи недоверчиво качает головой. — Ты скопировал мою технику без моего разрешения?

— Да.

По правде говоря, ирьенин знает, что не должна так возмущаться. Но все же есть что-то в том, что Учиха копирует технику, которую она создала самостоятельно. Это нервирует. — Я могу сделать это сама, — защищается отступница и тянется к слабо кровоточащей ране на руке.

Только для того, чтобы Итачи перехватил ее руку и крепко прижал к боку. У Сакуры невольно перехватывает дыхание от того, как это внезапное действие сближает их: почти нос к носу. Она даже может сосчитать каждую из его длинных, покрытых сажей ресниц, а если наклониться вперед всего на несколько дюймов, они могли бы даже…

На мгновение их глаза встречаются — становится слишком очевидно, что они оба вспоминают об одном и том же. Но затем Итачи быстро отстраняется, пристально глядя вдаль и прочищая горло. Куноичи может ясно прочитать выражение его лица. Изо всех сил стараясь игнорировать тот факт, что сейчас она, вероятно, очень сильно покраснела, Сакура сглатывает через внезапно пересохшее горло и тянется к длинной ране на левой руке.

— Не надо. — Тон мужчины снова ровный, он не пытается удержать ее руку, но его голос достаточно тверд, что заставляет Харуно на мгновение остановиться.

— Но…

Он хмурится, глядя на последнюю попытку упрямой девушки отказаться от помощи. — Ты не очень умная, не так ли?

Потрясенная до безмолвия, Сакура никак не возражает, когда Итачи покрытой чакрой рукой медленно начинает водить от плеча вниз к локтю. Его рука парит на долю дюйма над ее кожей, из-за чего ирьенину все еще приходится прикусить губу, чтобы не дрожать, черт возьми. Она не хочет смотреть прямо на него, слишком боясь чего-то, как раньше, но потом не может удержаться от легкого, дрожащего вздоха, откинув голову на дерево. Ужасное ощущение жжения, наконец, рассеивается, пока он кропотливо извлекает яд.

Ирьенин мельком замечает выражение лица Итачи — он, кажется, без особых усилий работает с техникой извлечения яда без единого изъяна в исполнении. Как ни странно, его талант в выполнении техники глубже, чем простое подражание. Похоже, у него есть какая-то природная способность. Конечно, немного кисло думает Харуно, он должен быть совершенен и в медицинском дзюцу.

Девушка позволяет себе немного расслабиться, окончательно убедившись, что находится в надежных руках. Процесс выкачивания яда занимает около двух минут, но этого достаточно, чтобы избавиться от болевых ощущений в руке.

— Лучше? — Спрашивает Учиха, отводя руку назад, позволяя дзюцу медленно исчезнуть с кончиков его пальцев.

Трудно это признать, но Сакура все-таки слегка кивает, убирая несколько прядей волос с глаз другой рукой. — Спасибо, — бормочет она. — Сейчас я продезинфицирую рану, чтобы закончить лечение и все такое…

Итачи бросает на партнершу озадаченный взгляд, ему едва удается сдержаться, чтобы не остановить ее руку. В конце концов, нукенин ничего не говорит. Куноичи может лишь безучастно наблюдать, как он лезет во внутренний карман своего плаща, прежде чем вытащить темный квадратик мягкой на вид ткани. Только когда Учиха наклоняется на долю дюйма, погружая ткань в ручей, девушка понимает, что он собирается сделать, и из принципа хмурится. — Я могу позаботиться об этом сама! — Горячо протестует Харуно.

Шиноби бесстрастно взглянул на партнершу. — Твое гендзюцу для первого раза, может, и не оказалось полностью бесполезным, но оно было довольно неэффективным с точки зрения энергии. Твоя чакра сгорит, если ты попытаешься применить какие-либо серьезные методы исцеления прямо сейчас.

Наблюдая за тем, как Сакура изо всех сил пытается придумать способы эффективно аргументировать эту точку зрения, он задается вопросом, действительно ли она считает настолько ужасным позволять ему заботиться о ней в этом конкретном случае. В конце концов, Учиха не может сосчитать, сколько раз она исцеляла его после различных стычек. Но Итачи продолжает молчать, вытащив влажную ткань из ручья, сложив пополам и начав медленно, осторожно проводить по всей длине разреза. Не удержавшись от вздоха, ирьенин расслабляется, прислонившись к дереву, забыв о первоначальных протестах. Из-за слегка холодного материала рана покалывает, но в то же время это приятно. Одна из его рук поддерживает ее предплечье, слегка обхватив за локоть, в то время как другая очищает рану. Отступница позволяет своим векам закрыться.

Сакура не знает, почему он делает это для нее, но чувствовать заботу, несомненно, приятно. В течение последних двух лет она была медсестрой-монахиней — той, кто лечила и заботилась обо всех, кроме себя. Ей нравится чувство независимости, так что она должна страстно ненавидеть происходящее. Чего, безусловно, не происходит. Не то чтобы она была настолько глупа, чтобы поверить, что этот жест вызван какими-то нежными чувствами или чем-то еще. Куноичи сделала бы то же самое для него, независимо от ситуации… или того, что произошло между ними ранее. В конце концов, заботиться друг о друге — именно то, что должны делать партнеры.

Тем не менее, прикосновения Итачи нежнее, чем нужно. С ее стороны требуется сознательное усилие, чтобы не наслаждаться происходящим. В попытке отвлечься от потенциально проблемной ситуации она немного отодвигается, чувствуя скрежет коры через заднюю часть жилета. — Ты нашел это? — Наконец спрашивает Сакура.

Равномерные, повторяющиеся действия на мгновение прерываются. Ответ звучит таким же бесстрастным тоном, как всегда. — Мне нужен какой-нибудь дезинфицирующий крем. И что я должен был найти?