Куноичи бросает на него уничтожающий взгляд, поджимая под себя колени в почти скромной манере. — На сегодняшней встрече они сказали мне присматривать за тобой, понимаешь? А это значит, что твои небольшие изменения в поведении не останутся незамеченными. И, — девушка слегка ухмыляется, — они знают, что, несмотря на это, мы все еще друзья.
Итачи моргает, пораженный внезапной сменой темы, Изуми прислоняется к нему. — Ты вундеркинд, — тихо говорит девушка. — Вундеркинд, который, по слухам, постепенно становится неуравновешенным. Который избегает общества всех остальных, кроме своей любимой ближайшей семьи… и своей дорогой кузины Изуми.
Учиха знает, к чему она клонит, и почти незаметно напрягается, но тем не менее куноичи продолжает говорить. — Представь свою реакцию, если бы ты узнал, что твой самый близкий и надежный друг продавал твои секреты старейшинам клана, — голос Изуми стал еще мягче, звуча гораздо отдаленнее. — Ты бы, наверное, сорвался. Убил в отместку… предположительно. — Она делает паузу, опустив босую ногу в быстрое течение реки Накано. — Это может быть утопление. А можно даже выдать за самоубийство. — Девушка позволила себе легкую ироничную ухмылку. — Твоя вина, конечно, никогда не будет доказана. В любом случае, ты получил бы Мангекьё, что говорит само за себя. Конечно, они заметят. Это заставило бы остальных членов клана перешептываться. И… основательно подготовься для роли, которую собираешься сыграть.
Итачи закрывает глаза. Изуми говорит о самоубийстве, но иногда ему кажется, что это он хочет совершить подобное. Перестать дышать, остановить биение сердца, перестать существовать…
— Твоя логика жалка, — повторяет он настолько ровным тоном, насколько может, но пальцы девушки сжимаются вокруг его пальцев. Ее логика совершенна, и они оба это знают.
За несколько месяцев они прошли путь от почти легкомысленных разговоров о вещах, держась за руки и обмениваясь невинными (и не очень невинными) поцелуями на лугу, до коленопреклонения на берегу реки Накано и планирования преждевременной кончины Изуми, как будто это не более чем сюжетный ход в ужасающе гротескной пьесе. Итачи ненавидит происходящее.
— Моя предсмертная записка, — однажды вечером сообщает куноичи, протягивая ему листок. Буквы написаны зеленой ручкой на бумаге, которая настолько выцвела, что почти прозрачна. Несмотря на миллионы зверств, которые он видел и совершил, Итачи практически отшатывается. — Имею в виду используй шаринган, чтобы скопировать мой почерк и набросать настоящую… В любом случае, именно это они и заподозрят.
Улыбка Изуми не касается глаз, когда она кладет сложенный лист бумаги рядом с ним. Впервые за долгое время Итачи берет ее за руку.
Как ни удивительно, именно он поднимает этот вопрос, как только становится очевидным, что Изуми даже не думала шутить.
— Как ты это сделаешь? — Шиноби не может заставить себя посмотреть на нее. Двенадцатое октября подкрадывается все ближе и ближе. Сейчас первая неделя сентября, а Итачи уже невольно уходит в себя, сосредотачиваясь на том, чтобы провести каждый момент с матерью, отцом, маленьким Саске и, конечно же, Изуми, пока еще может. Потому что это станет невозможным, после того, как она… Парень с поразительной ясностью знает, что семья поддержит его, но они не смогут избавиться от неуловимых остатков подозрений. Ничто никогда не будет прежним.
Она молчит несколько долгих мгновений. — Не знаю, — наконец признается девушка. — Я думала об этом прошлой ночью. Может быть, точки давления. Или один импульс чакры к сердцу должен сработать.
Изуми достает из кармана потрепанную диаграмму точек человеческого давления. Никому из них это не нужно, но они расстилают его на земле и смотрят на нее сверху вниз. Итачи смотрит на человека, старательно нарисованного красными чернилами на бумаге, каждая смертельная точка обведена черной ручкой. Он не может представить подругу на его месте. Слишком сильно ударяя по основанию ее шеи или солнечному сплетению, надавливая на виски, прикладывая руку к груди и посылая один-единственный холодный импульс чакры прямо из его ладони в ее сердце…
У них осталась ровно одна неделя.
Итачи притягивает ее в свои объятия, внезапно и бесцеремонно, из-за чего она визжит и сминает карту под коленями. Это, вероятно, самая нехарактерная вещь, которую он когда-либо позволял себе. Изуми смотрит на него в замешательстве, но парень лишь немного наклоняет голову, так что его нос касается ее щеки, а длинные пряди его волос щекочут ее ухо. — Давай не будем говорить об этом, — предлагает Учиха голосом грубее, чем обычно.
Прозвучало настолько близко к мольбе, что Изуми в молчаливом согласии прижимается губами к его губам.
Они не говорили об этом всю прошлую неделю.
Почва под их коленями влажная. В воздухе пахнет листьями, превращающимися из зеленых в золотые. Солнце только что село. Река, как обычно, бушует рядом. Все было спланировано и организовано. Изуми одета в свой обычный наряд из простой черной футболки и короткой юбки песочного цвета, а Итачи одет в униформу Анбу и красный шарф, который она купила ему так давно. Они стоят на коленях друг напротив друга, держась за руки, как будто это какая-то извращенная брачная церемония.
Оба пытаются притвориться, что не впиваются друг в друга глазами, зная, что это последний раз, последняя ночь. Наконец, Изуми слегка наклоняет голову, из-за чего волосы падают на глаза. — Готов? — Тихо спрашивает она.
— Нет, — бормочет Итачи в ответ.
На несколько мгновений оба не уверены, что делать. Но затем, демонстрируя скорость, о которой до сих пор ходят легенды, Изуми наклоняется вперед и запускает пальцы в его волосы. Они целуются более чем отчаянно, хотя это не входило в первоначальный план. Руки Итачи слегка дрожат, когда он обнимает ее, притягивая к себе так близко, как только может. Спустя какое-то время девушка отстраняется, очень робко улыбаясь. — Время вышло из–под контроля, — говорит куноичи, прижимаясь лбом к его шее, целуя точку пульса, чтобы скрыть внезапную нервозность — иррациональную, учитывая, для чего она на самом деле была здесь. — Но… я все еще хочу…
Изуми прерывается. Итачи притягивает ее обратно к себе. Они замолкают.
Мир замедлился для них двоих. Снова одевшись, руки Итачи упираются в спину Изуми, пока она вдыхает и выдыхает, изо всех сил стараясь успокоиться. Шиноби на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь ощущением того, как ее сердце бьется рядом с его, словно одно целое. Однако их сердца буквально колотятся о грудную клетку по совершенно разным причинам. — Ты сможешь это сделать? — По прошествии нескольких минут спрашивает парень. Несмотря на тщательно продуманный план и безупречную логику, он надеется, что у нее сдали нервы, после того, что они только что сделали.
Изуми делает еще несколько глубоких, успокаивающих вдохов, прежде чем выпрямить спину, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Могу. Просто… держись за меня?
Он так и делает.
Никто ничего не может сказать. В конце концов, они оба говорят, и делают это в одно и то же время, что вполне уместно — пятнадцать, почти шестнадцать лет назад они произнесли свои первые слова в течение одной недели. Их история не должна была так закончиться.
— Я люблю тебя, — выдыхает Изуми в ту же секунду, когда он говорит то же самое (первый раз, когда он когда-либо говорил ей это), слова приглушены ее волосами.
Итачи чувствует ее улыбку на своей шее. Девушка слегка меняет позу, из-за чего он чувствует, как Изуми прикладывает руку к груди.
Он видел смерть миллион раз.
Учиха неподвижно закрывает глаза и чувствует оцепенение. Чувствует пульсацию чакры, которую она посылает прямо в свою грудь.
Изуми вздыхает. В последний раз. Расслабляется, что слишком напоминает то время, когда она заснула в его объятиях несколько месяцев назад, еще до того, как все это началось.
Непроизвольно горло Итачи сжимается. Он кладет дрожащую руку сбоку на ее шею. Ничего.
Он не думал, что посттравматическое стрессовое расстройство может развиться так быстро, но уже замечает, что испытывает все симптомы. Шиноби очень осторожно укладывает Изуми на спину (она выглядит такой безмятежной; если немного наклонить голову вправо, то можно увидеть тень улыбки на ее лице). Итачи не может заставить себя сделать это, но у него нет выбора.
