Для Сакуры это больше, чем она когда-либо могла надеяться. Прощение ее (совершенно упрямого и глупого) лучшего друга, а также возможность вернуться к тому, что любит больше всего — исцелению и работе медиком. Она действительно могла бы изменить ситуацию в Конохе — стать новой Цунаде. Учиха знает, что ей бы понравилось чувствовать себя такой нужной, играя чуть ли не решающую роль в восстановлении деревни. Прежде всего, она оценила бы возможность иметь безопасность и стабильность, которых жаждет, живя в том месте, которое любит.
Эта возможность дает Сакуре все, чего она когда-либо могла желать.
И, Ками, Итачи хочет согласиться. Он хочет сделать возможным ее сказочный финал: они останутся вместе и, в конечном счете, их дети будут жить счастливой, мирной и незамысловатой жизнью в новом квартале Учиха. Мужчина хочет, чтобы она была счастлива, хочет сделать ее счастливой. Нукенин может представить, как зеленые глаза загорелись бы от одного утвердительного слова, как она обхватила бы его руками достаточно сильно, чтобы сбить обоих с ног, и немедленно начала планировать их прекрасное, совершенное будущее, едва способная сдержать волнение в голосе.
Прошло восемь лет. Достаточно, чтобы оставить произошедшее позади, но…
Такое нельзя оставить в прошлом. В глубине души Итачи признает, что думал, что сделает для Сакуры все, но это…
Часть ее знает, что сейчас услышит, еще до того, как получит ответ. Учиха делает удивительно прерывистый вдох, намеренно отводя от девушки взгляд. Он слегка качает головой, очевидно, не в состоянии даже говорить, но сжимает руку Сакуры на самое короткое мгновение, прежде чем отдернуть и ее, отодвигаясь от возлюбленной всем телом. Хотя их разделяет всего несколько дюймов, внезапно кажется, что расстояние намного больше.
Сердце Сакуры опускается куда-то в область живота. Она знает, через что прошел Итачи, и понимает, как ему больно. Куноичи действительно не должна давить на это, но какой-то отчаянный голосок внутри заставляет ее протянуть руку, снова взять мужчину за руку и попытаться притянуть обратно. — Я знаю, — Харуно ловит себя на том, что почти умоляет. — Но… половина людей, которые виновны в произошедшем, мертвы, и я клянусь, что убью остальных — я убью Данзо — голыми руками, если это улучшит ситуацию. Я сделаю все, Итачи…
На лице нукенина написано что-то, что могло бы почти сойти за жалость, к ней или к самому себе, но в следующее мгновение это исчезает, оставляя слишком знакомый бесстрастный фасад. Кажется, что он хочет протянуть к ней руку, но затем Учиха меняет решение. — Нет, Сакура, — слова едва слышны и звучат почти болезненно.
— Итачи, пожалуйста…
Одна из свечей мерцает, внезапно окрашивая глаза Итачи в малиновый цвет. Прежде чем ирьенин успевает моргнуть, его рука, невероятно сильная, оказывается на ее запястье. Они оказываются нос к носу, из-за чего у девушки перехватывает дыхание. — Мне показать тебе, почему я никогда не смогу вернуться туда? — Голос нукенина низкий, опасный и почти неузнаваемый. — Хочешь увидеть каждую причину, почему я… Поверь мне, Сакура, если бы ты пережила то, что пережил я, если бы у тебя было хоть какое–то реальное понимание этого…
За последние годы розоволосая куноичи стала еще более искусной в развеивании гендзюцу, но это окутывает ее внезапным, неумолимым темным, леденящим холодом. Крошечные проблески изображений темного деревянного пола — пола спальни, которую они с Итачи будут делить — пропитанного насквозь невероятно большими, влажными пятнами крови. Тела, усеивающие боковые улицы квартала, кровь повсюду, эхо криков в неподвижном воздухе, извращенный аналог безмятежной вечерней красоты ухоженного поместья.
Гендзюцу прерывается, и Учиха сжимает руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь. Сакура резко отводит взгляд, не понимая, почему сердце так сильно сжимается и почему она внезапно чувствует тошноту. — Не надо, — ее голос дрожит больше, чем хотелось бы. Ирьенин отстраняется от него и отступает на несколько футов, будто нападение было физическим, а не ментальным.
Ее сердце болит, голова внезапно раскалывается от сокрушительного разочарования и вины за то, что она вообще попросила его об этом. Харуно изо всех сил старается успокоить дыхание, снова прислоняя голову к диванной подушке и прижимая ладони к глазам.
Что мне делать?
Этот вопрос повторяется снова и снова, и Сакура знает, что Итачи сделает для нее все, что угодно. Он вставал между ней и каким-то оружием по меньшей мере четыре раза, три из которых привели к серьезным травмам. Девушка не должна так себя чувствовать. Она должна смириться и перестать быть такой эгоистичной…
Правая ладонь безвольно падает на пол, приземляясь лицевой стороной вверх, и после того, что кажется вечностью, Итачи тянется к ней, нежно касаясь кончиками пальцев ее руки. Несмотря на то, что глаза Сакуры все еще закрыты, и кажется, что они все еще сидят в нескольких футах друг от друга, напряжение в его движениях слишком ощутимо.
Это было бы не так больно, если бы она по глупости не позволила себе обнадежиться. О том, чтобы каким-то образом изменить имидж клана Учиха и начать все сначала. О том, чтобы за пять минут дойти пешком от дома до больницы, закончить свою работу, а затем вернуться домой к Итачи и приготовить ужин вместе. Может быть, наблюдать, как их дети метают игрушечные кунаи в саду, или как будет провожать их до Академии по дороге на работу. О том, что она находится в двух шагах от всех, кого любит, — от всех, и от той жизни, о которой всегда мечтала.
Сакура немного отстраненно берет Итачи за руку. Они свободно переплетают пальцы, но оба по-прежнему смотрят в противоположных направлениях.
Он хочет извиниться, но слова застревают у него в горле, и, в конце концов, девушка говорит первой. — Что теперь? — Необычно тихим и ровным голосом спрашивает куноичи.
— Не знаю.
Ее пальцы на секунду касаются его ладони, после чего Сакура встает и уходит, не оглядываясь. Толстые каблуки ее ботинок эхом отдаются по деревянному полу затемненного коридора, а затем дверь спальни закрывается с решительным щелчком, пугающе громким и завершающим в полной тишине, которая воцарилась в квартире.
Одна из свечей гаснет, еще больше омрачая безлунную ночь. Итачи отстраненно смотрит на потемневшее пламя, не зная, что думать.
Три недели спустя
С тех пор они не поднимали эту тему. Сакура не знает, то ли дело в паранойе, то ли действительно между ней и Итачи есть маленький, едва ощутимый клин. Она старается не относиться к нему по-другому, но все же… произошел неописуемый сдвиг в их отношениях, что ей не нравится. От восхода до заката готовится переворот. Оставаясь с Итачи наедине, девушке кажется, что их время вновь становится таким… ограниченным. Как будто они быстро приближаются к концу отведенного времени, хотя кольцо на безымянном пальце говорит, что такого быть не должно.
Сакура не осмеливается поднимать эту тему в разговоре. Ежедневные тренировки истощают физически, умственно и эмоционально, и вдобавок ко всему она больше не может выносить стресса. Тем не менее, куноичи напугана так, что не может понять причину. Ей неприятно признавать это больше всего на свете, потому что она так привыкла быть храброй. Харуно даже не знает, почему ей так страшно. Иногда отступнице кажется, что это все. Надвигающийся переворот, страх, что что-то пойдет не так, вездесущая угроза, что она может потерять кого-нибудь в бою… и, конечно, страх перед будущим: о том, что может случиться с ней или с Итачи…
Девушка не может не задаться вопросом, испытывает ли возлюбленный ту же тревогу, что и она. Учиха всегда был спокойным дополнением к ее взвинченному характеру. Бывают моменты, когда Сакуре ничего так не хочется, как прижаться к Итачи и умолять его сказать, что все будет хорошо.
Чтобы отвлечься, отступница отдает тело и душу, тренировкам, используя навыки, которые приобрела за время пребывания в Акацуки. Этого оказывается достаточно для того, чтобы справиться с ситуацией, исключая последние несколько дней.
