Довольно неосторожно с ее стороны, но Сакура потеряла восприятие времени. Все слилось воедино в раннее утро, часы интенсивных гендзюцу, ниндзюцу, тайдзюцу и тренировок с оружием, не говоря уже о бесчисленных подготовках переворота. Ночью под дождем ирьенин возвращалась в квартиру, где они с Итачи сидели на черном кожаном диване, делили еду и разговаривали об относительно невинных, неважных вещах. Чаще всего куноичи засыпала в его объятиях, после чего нукенин относил ее в спальню. Через несколько часов все начиналось сначала.
Поэтому становится неожиданностью, когда в конце особенно напряженной тренировки, после того, как солнце почти полностью село, все покинули свои посты и рухнули на поляну, выглядя как безвольные, измученные тряпичные куклы, Наруто объявляет, что до переворота осталось три дня.
— В ночь осеннего равноденствия, — решительно говорит Узумаки всем пепельным лицам, уставившимся на него. Сегодня дождь начался рано, и даже несмотря на то, что полог леса обеспечивает укрытие от самой сильной непогоды, случайные брызги норовят превратить почву под их телами в грязь. Крупные, удивительно холодные капли дождя сначала падают каскадом на зеленые листья, а затем медленно скатываются вниз и приземляются на головы и лица, пронизывая тела до костей. Наруто продолжает рассказывать о том, насколько хорошо они подготовлены, что их навыки невообразимо улучшились как за последние три года, так и за последние три недели, и как все идет идеально по плану.
Встречаемся здесь в шесть.
Полтора часа, чтобы добраться до Конохи. Два часа, самое большее два с половиной, на сам конфликт. И…
— Не могу в это поверить, — шепчет Тен-тен, ее голос едва слышен из-за голоса Джирайи, который сейчас говорит, и непрекращающегося шума дождя. Спина шатенки напряжена, кожа бледна, а руки немного дрожат, из-за чего она перестает полировать свою катану. Куноичи выглядит такой же напряженной и встревоженной, как и Сакура. — Через три ночи мы, наконец, будем дома. Странное ощущение после стольких лет, не так ли? Дома.
Ли сжимает руку сокомандницы в молчаливой поддержке, в то время как Харуно кладет одну руку ей на плечо. Тен-тен благодарно улыбается им обоим. — Так здорово, — бормочет она. — Кажется, что все наконец-то встает на свои места, верно?
На сердце Сакуры тяжесть, которую она не может определить, согласившись с подругой.
После того, как отступница отклонила приглашение Ли, Тен-тен и Гая присоединиться к ним за ужином, а также приглашение Наруто и Какаши сделать то же самое, Узумаки на мгновение отводит ее в сторону. Небесно-голубые глаза, выделяющиеся в пропитанной дождем пустыне, пылают едва сдерживаемыми эмоциями, когда он обнимает подругу за плечи. — Волнуешься? — Тихо спрашивает парень. — Думаю, ты единственная, кто понимает, что я чувствую. Полагаю, ты не можешь спокойно сидеть, а про сон я вообще молчу.
Дыхание покидает тело Харуно со вздохом, наблюдая за рябью, которую каждая дождевая капля создает в миллионах луж, образующихся вокруг. — Ты когда-нибудь нервничаешь?
Наруто оглядывается на подругу, в его глазах искреннее замешательство. — Почему я должен нервничать?
Несколько долгих мгновений они молчат: блондин подбирает камешки и бросает их в ручей, который грозит выйти из берегов. — Что ж, — наконец говорит Узумаки. — Насчет того… предложения…
Сакура пожимает одним плечом, не в силах смотреть на него. — Это не совсем мое решение, — тихо отвечает куноичи, глядя на кольцо на левой руке.
Наруто с едва заметной горечью кивает, они начинают медленно выбираться из леса. — Не могу представить для тебя ничего другого, — признается парень, засовывая руки в карманы.
Ирьенин пытается улыбнуться, но выходит слабее, чем обычно. — Да, — бормочет она, глядя на затянутое тучами темно-серое небо. Одна дождевая капля падает на ее запрокинутое лицо, стекая холодной струйкой по щеке и стекая с подбородка. — Иногда я тоже не могу.
Итачи заканчивает голограммный разговор с Пейном за несколько мгновений до того, как Сакура входит в квартиру, промокшая до нитки. Нукенин не может определить, от слез у нее мокрое лицо или от дождя. На мгновение он не уверен, что делать — в последние несколько недель отношения между ними были натянутыми, но девушка смотрит на него с невыразимой грустью в глазах и протягивает руки в безмолвной мольбе об объятиях, чего не делала два года. Учиха, не раздумывая, одним плавным движением встает с дивана и в несколько шагов подходит к возлюбленной, прежде чем обнять.
Отступница издает тихий, жалобный звук в глубине своего горла, сжимая одной рукой материал его темной рубашки с длинными рукавами, наклоняясь к худощавой груди. Итачи молча обнимает девушку, начиная водить согретыми чакрой руками вверх и вниз по ее спине в попытке высушить. Он чувствовал приближение этого переломного момента в течение нескольких дней. Сакура обладает невероятной эмоциональной терпимостью и силой, но даже у нее есть свои пределы. Мужчина может только подозревать, как она тихо, внутренне переживала в течение долгого времени. Понятно, что ирьенин напугана, и ей очень стыдно за проявленную слабость. Учиха мягко подводит розововолосую куноичи к дивану, помогая принять сидячее положение.
— Три дня, — шепчет Харуно, поворачивая голову в сторону, изо всех сил стараясь восстановить хоть какое-то подобие силы и сохранить лицо. — Со мной все в порядке, правда — просто требуется некоторое время, чтобы все осознать. В течение следующих двух дней будем тренироваться. На третий день — выходной, чтобы морально подготовиться. Начинаем вечером, в шесть. Конфликт должен закончиться максимум к половине одиннадцатого.
Это опрометчиво и глупо, полная противоположность каждому аспекту его поведения, но грядущий переворот — единственный серьезный, потенциально опасный для жизни конфликт, в который Сакура оказалась втянута без него. Так же, как она наотрез отказалась поддерживать идею его конфронтации с Мадарой в одиночку, Итачи не может…
— Я пойду с тобой.
Ровный тон приводит Харуно в бешенство и нежелательное состояние страдания. Ирьенин резко оглядывается на Итачи. Бывают моменты, когда она забывает, что не единственная упрямица в их отношениях. Доказательства обратного написаны у него на лице. — Что? — уставившись на возлюбленного, шипит куноичи. — Я не могу… ты не можешь…
— Никто не должен знать, — холодно парирует Учиха.
Дело в том, что она знает. Для шиноби его калибра более чем возможно быть ее тенью: молча, незаметно защищая и сохраняя в несомненной безопасности, но… — Это то, что я должна сделать одна, — твердо отвечает Сакура тоном, не терпящим возражений. Она протягивает руку и нежно переплетает их пальцы. Сказанные слова вытаскивают врожденную тихую храбрость из того маленького, темного уголка, в который отступила девушка. Это возвращение успокаивает ее больше, чем можно выразить словами.
Она более чем способная куноичи. Итачи знает об этом больше, чем кто-либо. Нукенин ненавидит тот факт, что так беспокоится за нее — что беспокоился с тех пор, как все началось.
После нескольких минут молчания Учиха снова запускает руку в розовые волосы, высушивая их долгожданным теплом своей чакры. — Глупая девчонка, — тихо бормочет мужчина, заставляя голос оставаться ровным и бесстрастным, даже несмотря на то, что это может грозить проигрышем битвы.
Сакура теребит обручальное кольцо, рассеянно крутя его на пальце. — Знаю, — таким же тихим голосом отвечает ирьенин.
Харуно сохраняет спокойствие в течение следующих двух дней, но на третий просыпается в девять утра, открыв глаза с почти жуткой готовностью.
Сначала приготовления. Одежда. Оружие. Она читает книгу по медицинскому ниндзюцу, рассматривая сотни техник, которые выучила наизусть, которые могла бы выполнить во сне. Разрыв органов, расщепление костей, остановка сердец. Отступница расхаживает бесчисленными кругами и бесконечными линиями из одного конца гостиной в другой, держа в руках чашку с черничным чаем, пристально глядя в его глубину и едва делая глоток. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой нервной и неуверенной. Трудно думать о том факте, что к концу сегодняшнего дня ничто никогда не останется прежним. Сакура не может избавиться от ощущения, что эта глава ее жизни закрывается, из-за чего чувствует облегчение, небольшую панику, и, о боже, она не может думать об Итачи.
