Кроме…
Пальцы Итачи соскальзывают и запутываются в кончиках волос. На мгновение он думает, что лишился рассудка.
Нет, решает Итачи, так сделал бы Саске — безрассудно, горячо, эгоистично, порывисто.
Возможно, об этом стоит подумать.
На следующее утро
Сакура ужасно спит.
Неприятно признавать, но девушка отвыкла спать одна. Как бы странно это ни звучало, она не спала без Итачи уже три года. В гостиничном номере уютно, да — тепло, одеяла пахнут розмарином и лавандой, и ей это нравится. Отступница свернулась калачиком в одной из больших рубашек Итачи, закуталась в множество слоев одеял и должна была быстро заснуть, измученная воссоединениями, эмоциональным конфликтом и слишком долгими размышлениями, но…
На самом деле именно эмоциональный конфликт не давал ей спать большую часть ночи.
Слишком уставшая, чтобы переживать о том, что видит в зеркале, Сакура смотрит на свое отражение, закончив застегивать молнию на черной куртке с меховой подкладкой до самого подбородка. Харуно слишком бледна, что делает темные круги под глазами еще более заметными. Сегодня ей даже не хватает решимости заняться своими любимыми волосами — она беспорядочно расчесывает пальцами нужные пряди и собирает их в небрежный хвост, прежде чем отправиться завтракать.
К некоторому разочарованию и облегчению, Итачи нигде не видно. Обычно он выглядит угрюмым по утрам и держит в руках чашку чая размером с лицо, но по-прежнему охотно отвечает на ее поцелуй с пожеланием доброго утра с таким же спокойствием и страстью с привкусом чая. Однако девушка видит лишь Какаши, который сидит у кофемашины и выглядит таким же угрюмым, потягивая напиток из большого пластикового стакана, пахнущего шоколадом и клубникой.
— Доброе утро, — устало приветствует ирьенин, проскальзывая на сиденье напротив, предварительно взяв большой апельсин и такое же большое яблоко из корзины с фруктами. Вафельница, похоже, сломалась.
— Хм, — бормочет в ответ Хатаке с полным ртом дымящегося горячего капучино.
— Лучше скажите, что не убивали Итачи, — предупреждает Сакура, ее тон становится угрожающим из-за громкого хруста яблока, вызванного злобным укусом.
— Не убивал, — отвечает Какаши подозрительно бодрым голосом. — Хотя, признаюсь, я немного удивлен, что ты не назвала его своим дорогим Итачи-куном.
Ирьенин с твердым стуком кладет яблоко обратно на стол. — Во-первых, — начинает девушка обманчиво терпеливым тоном. — Если бы он не убил меня из-за чего-то подобного, я бы утонула в собственной блевотине. Во-вторых, если хотите что-то сказать, сенсей, просто скажите.
— Хорошо, — отвечает Хатаке, отбрасывая притворство, наклонившись к ней. — Во что, черт возьми, ты играешь, Сакура? Настолько привязаться к такому изгою?
— Он не изгой, — горячо возражает Сакура. — Мы встретились, когда он спас мне жизнь. Итачи никогда не причинял мне боль и не намеревался причинить боль кому-либо еще…
…а потом Харуно закрывает рот, потому что знает, что лжет.
— По сути, он пытался убить Наруто, Сакура, — парирует Какаши с наигранным спокойствием в голосе.
— И он понял, что совершил огромную ошибку, убив одного из самых злых и могущественных шиноби в истории Страны Огня, чтобы спасти жизнь Наруто, с огромным риском для себя. Он чуть не умер, Какаши!
Копирующий ниндзя фыркает, забирая у ученицы апельсин, перекидывая его из одной руки в другую. — Как самоотверженно, — саркастически комментирует Хатаке, многозначительно задерживая взгляд на девушке. — У него, вероятно, не было скрытых мотивов, верно?
Харуно сердито краснеет, прежде чем наклониться и забрать свой апельсин обратно. — Это не имеет отношения к делу.
— Да, но Сакура, ты когда-нибудь находила время, чтобы обдумать все как следует…
— Что? — Огрызается в ответ ирьенин, ее нервы были достаточно измотаны из-за недостатка сна и постоянных мучений по поводу определенных событий и выбора, что только усугубляет ситуацию. — Сначала Наруто, теперь вы — я не чертов ребенок, Какаши! Я не глупый маленький двенадцатилетний генин, которого вы впервые встретили. Но вы с ним, похоже, совсем так не думаете — на случай, если вы пропустили — я взрослая, умная и достаточно зрелая, чтобы делать свой собственный выбор, и мне не нравится, что вы осуждаете меня за то, что на самом деле вас не касается!
Ее голос становился громче с каждым последующим словом, заставляя Какаши радоваться тому, что они одни на кухне. К настоящему времени оба встали из-за стола, сверля друг друга взглядами.
Хатаке делает глубокий вдох, заставляя себя отвести взгляд от ученицы, взглянув в окно. Как обычно, идет снег, и на мгновение — хотя он и презирает снег — Копирующий ниндзя завидует его атмосфере несомненного мира и успокоения. — Сколько должен был узнать Наруто? — Спокойно спрашивает мужчина.
Сакура кладет руки на бедра, ее поза все еще совершенно воинственная. — Все, и я с нетерпением жду возможности рассказать ему об этом лично. Как и вам, Какаши…
— Ты знаешь, что это только потому, что мы оба заботимся о тебе, Сакура…
— Да, но…
Какаши снова прерывает ее, нетерпеливо качая головой. — Тогда, как думаешь, что ждет тебя в будущем, Сакура? Что это значит для тебя и Итачи?
Ирьенин заметно колеблется, протягивает одну руку и хватается за спинку своего стула. — Ну, — немного неуверенно начинает куноичи. — Он был изгнан из Конохи, по сути, под ложным предлогом, поэтому я уверена, что это, в сочетании с тем фактом, что Наруто обязан Итачи своей жизнью, является достаточным основанием для Наруто, как Хокаге, предложить ему официальное помилование.
Какаши горько смеется. — Это прекрасно, Сакура. В таком случае ты не знаешь Учиху так хорошо, как тебе кажется. Думаешь, он действительно когда-нибудь захочет ступить в деревню, которая приказала ему убить каждого члена семьи? Ты бы сделала это?
Харуно демонстративно игнорирует последний вопрос, отказываясь даже думать об этом. — Полагаю, что он увидел бы, что с тех пор все изменилось, что половина людей, ответственных за организацию резни, сейчас мертвы, и половина из них будет очень скоро…
— Думаешь, он был бы волшебным образом восстановлен в качестве капитана Анбу? — Пытается достучаться до ученицы Хатаке, со стуком ставя чашку на стол. — Что он когда-нибудь сможет найти хотя бы одного шиноби, кроме тебя, который будет готов работать с ним? Что остальная часть Конохи внезапно простит и забудет самый кровавый, ужасный акт насилия, который когда-либо совершался на ее земле, только потому, что это небольшое недоразумение? Что он сможет когда-либо пройти по любой улице, не будучи преследуемым злобным шепотом? И, Сакура, ты думаешь, что то, через что мы с Наруто заставляем тебя пройти прямо сейчас, плохо? Представь это, умноженное в тысячу раз, потому что с подобным вы будете сталкиваться каждый день. Черт, давай предположим, что у вас с Учихой когда–нибудь даже появятся дети — они будут самыми социально отверженными, оклеветанными существами со времен Наруто…
— Заткнитесь, — шепчет Сакура, ненавидя то, как сжимается горло. Она резко отворачивается от сенсея, но горячие слезы уже льются, обжигая щеки.
Отступница делает несколько глубоких вдохов, пытаясь — и безуспешно — успокоиться, но теплая рука Какаши касается ее плеча, и, несмотря на инстинктивную реакцию — она посылает заряженный чакрой локоть ему в бок — шиноби обнимает ее, прижимая к груди и успокаивающе поглаживая по спине.
— Не надо, — выдыхает куноичи, чей голос приглушен его тяжелым бронежилетом, она изо всех сил пытается отстраниться. — Простите, но, честно говоря, я думаю, что ненавижу вас прямо сейчас, Какаши…
— Знаю, — мягко отвечает Хатаке, все еще прижимая ее к себе. — Я знаю, тебе неприятно, Сакура, это правда. И признаю, что я в долгу перед Учихой за твою жизнь… и за то, что ты была в безопасности и счастлива последние годы. Но это часть твоей жизни, которая скоро закончится. Ты умная девочка. Ты, вероятно, всегда знала, на каком-то уровне, что у ваших отношений не будет счастливого конца. Твое место в Конохе, и ты заслуживаешь намного лучшего, чем то будущее, которое я только что обрисовал для тебя.
