Неохотно девушка высвобождается из легких объятий, встречая угольно-серый взгляд, желая, чтобы ни одна из предыдущих мыслей не отразилась в ее взгляде. — Да, — многозначительно отвечает Сакура, отказываясь отступать. — И ты должен понимать, что чертовски хорошо, что я это сделала.

На этот раз Итачи — тот, кто вздыхает, и, к ее удивлению, отводит взгляд раньше, чем она, фиксируя его на невзрачном пятне на одеялах. — Да. Поскольку, поступив так, ты спасла мне жизнь, — мужчина бормочет так тихо, что Харуно едва слышит.

Довольно некстати куноичи приходится бороться с желанием закатить глаза при внезапном проявлении того, что кажется слишком глупой и печально известной гордостью Учих. — Точно так же, как и ты в ту ночь, когда мы встретились, — твердо настаивает ирьенин. — Если уж на то пошло, мы квиты.

Итачи издает слабый звук веселья в глубине своего горла. — Я мог бы научиться принимать эту логику, — невозмутимо говорит он.

Сакура подавляет предательский смешок, прислоняясь к нему спиной. Нукенин убрал руку с ее волос и несколько натянуто притянул обе руки к себе. Это, как узнала девушка за последние пару недель, означает, что он исчерпал свою норму объятий на день — не более пяти минут подряд. Однако Учиха позволяет прижиматься к нему без комментариев, даже если не отвечает взаимностью на контакт. — Итак, — бормочет ирьенин, стирая сонливость с глаз. Внутренние часы говорят, что уже поздний вечер, переходящий в ночь, и каждый инстинкт настойчиво требует, чтобы после физически и эмоционально истощающего дня она просто заткнулась и поспала. — Ты и Пейн…

Ее слова переходят в зевок, она поднимает руку, чтобы потереть основательно затекшую шею, наклоняя голову к потолку. Итачи смотрит на партнершу, не мигая. — Ты бы предпочла, чтобы я описал взаимодействие в терминах, которые будут легко понятны? — Бесцветно спрашивает мужчина.

Первым порывом Сакуры было согнуть ногу и пнуть его в голень, но, несмотря на свою на мгновение уязвленную гордость, она этого не делает. Заставить Итачи говорить в легко понятных (следовательно, не-смешных-и-двусмысленных) выражениях почти невозможно, даже когда они наедине. Его словесная двусмысленность и уклончивость усиливаются в сто раз, когда он разговаривает с такими потенциальными угрозами, как Мадара и Пейн. Куноичи даже не хочет представлять словесный поединок, на который был похож подобный компрометирующий разговор с Пейном.

— Конечно, — вздыхает Харуно, изображая недовольство.

Учиха не выглядит убежденным, но подчиняется без возражений. — Если очень кратко, — его голос звучит почти скучающе, — то можно сказать, что он поблагодарил нас.

Сакура задыхается от сухого воздуха, не в силах скрыть свой шок. — Что?

Итачи пожимает плечом — один из немногих неформальных жестов, которые мужчина бессознательно перенял у нее, что заставляет Сакуру слегка ухмыляться каждый раз, когда он это делает. — Я говорил Акацуки, — спокойно поясняет нукенин, очевидно, находя в себе силы насладиться откровенной растерянностью напарницы. — Я не могу быть полностью уверен, но кажется вероятным, что наша попытка убийства спасла Пейна и Конан от выполнения подобного. Мадара всегда манипулировал Пейном. Они выжидали удобного момента для нанесения удара, чтобы Мадара ослабел еще больше. Но для них это было довольно опасно и трудно, поскольку Мадара всегда относился к действиям Конан с большим подозрением, чем к моим.

Куноичи не смогла удержаться и откинулась на спинку кровати, ошеломленная, закрыв глаза тыльной стороной ладони. — Не могу в это поверить, — несколько приглушенным голосом произносит ирьенин. — Что за черт. Неудивительно, что Конан была так… мила со мной.

Несколько мгновений они молчат, обдумывая произошедшее. Как ни удивительно, Итачи первым нарушает тишину. Однако на этот раз его тон менее ровный и безэмоциональный, что заставляет Сакуру моргнуть. — Лидер также… сообщил мне о решении, которое Конан должна была тебе рассказать, — борясь с собой, Итачи тонко и пристально наблюдает за девушкой, ища даже малейший намек на ее мысли, которые могут проявиться через язык тела.

На короткое время нукенин задается вопросом, не неправильно ли с его стороны наслаждаться эмоциональным конфликтом и замешательством, которые так ясно проявляются в том, как слегка дрожат ее пальцы, которые заправляют прядь волос за ухо. Потому что Сакура не должна даже думать об этом. Предполагается, что ее сердце и верность должны быть посвящены только Наруто и Конохе, но все же она смущена и противоречива, страдая от самой перспективы того, что предложила Конан. Видит Ками, Итачи это нравится — тот факт, что она каким-то образом стала заботиться о нем достаточно, чтобы даже обдумать такую перспективу. Идея, которая идет вразрез со всей ее моралью и личными убеждениями, а также с прежними надеждами на собственное будущее.

В голове неожиданно звучит упрекающий и твердый голос его матери, что происходило довольно редко. Эгоист, неодобрительно говорит Микото. Если ты на самом деле любишь ее так сильно, то ты отпустишь ее. Пусть это будет короткой, незабываемой главой в ее жизни. Позволь Сакуре двигаться дальше и быть по-настоящему счастливой, какой она никогда не будет с…

Впервые, возможно, за целую вечность, Итачи намеренно, не реагирует на голос разума, потому что с Сакурой, даже несмотря на то, что ему более чем стыдно за это — он хочет быть эгоистом.

— Что мне делать?

Ее голос слишком тих, едва слышен даже в вынужденной, напряженной тишине, которая повисла в комнате. Вопрос удивляет нукенина. Сакура всегда была упрямой и отчаянно независимой: она сама принимает решения, независимо от обстоятельств. Тот факт, что девушка впервые спрашивает его мнение о чем-то столь важном, не может оставить равнодушным.

Со своей стороны, куноичи решительно устремляет свой взгляд на темно-красные одеяла. Харуно не знает, почему спрашивает его, потому что, черт возьми, она редко прислушивается к советам большинства людей, если только это не Цунаде-шишо или Какаши-сенсей. Ирьенин не знает, хочет ли, чтобы Итачи сказал, должна ли она остаться или уйти, потому что оба варианта причинили бы ей сильную боль. Однако Сакура совершенно иррационально хочет, чтобы он сказал что-нибудь, что угодно.

Оба долго молчат, пока, наконец, на самое короткое мгновение Итачи не кладет руку ей на поясницу. Он смотрит в какую-то неподвижную точку над ее головой, а она смотрит на его ключицу, на заживший порез, который оставил Мадара. — Будь верна самой себе, — тихо комментирует Учиха, казалось бы, ни с того ни с сего. Сакура смотрит на партнера, не находя слов.

— Ты только что процитировал мне стихи? — Недоверчиво спрашивает отступница, новизна ситуации выводит ее из уныния.

Мужчина убирает руку и возвращается обратно в свой личный пузырь, выглядя несколько раздраженным тем, что она не смогла понять значение его заявления. — Шекспир, — коротко отвечает Учиха. — И я имею в виду то, что сказал, Сакура.

На короткое время куноичи не совсем уверена, что чувствует: эмоции бушуют внутри нее — но, наконец, одна из них побеждает. Ирьенин слегка улыбается, жест кажется совершенно незнакомым на ее губах. — Оу, Итачи, — говорит Харуно лукаво, слишком сладким тоном, который использует всякий раз, когда флиртует с ним… чего на самом деле слишком давно не случалось. Потому что она так сильно любит его — она действительно любит. Сакура не знает, как далеко собирается зайти, чтобы показать ему это в долгосрочной перспективе, но можно наверстать упущенное сейчас. Она хочет заставить Итачи почувствовать себя достаточно любимым, чтобы забыть о выборе, который ей нужно будет сделать. Вдобавок ко всему, она почти потеряла его сегодня, и независимо от личных романтических проблем Итачи, прямо сейчас Сакура просто хочет быть как можно ближе к нему, и воспользоваться каждым моментом, который у них остался.

— Ты делишься со мной своей любовью к поэзии! — Озорно продолжает куноичи, ее голос источает сладость, достойную рвотного позыва. — Как мило…