В ту ночь в пещере Учиха признался, что причиной его нежелания вступать с ней в отношения являлось то, что он не хотел быть кем-то временным, и…

Ками, она не хочет думать об этом. Она не может думать об этом.

Сакура отворачивается, поднося слегка дрожащую руку ко лбу, заправляя несколько выбившихся прядей волос за правое ухо. — Если ты действительно нашла в жизни… баланс… какой описала, это принесло тебе… покой? — Неуверенно спрашивает отступница, не отрывая взгляда от маленького пятна на полу.

Краем глаза она замечает легкий изгиб голубой брови. — Да. — Коротко отвечает Конан.

И от сколького тебе пришлось отказаться?

Слова тяжело повисают в воздухе, из-за чего Сакуре приходится несколько раз моргнуть, чтобы прочистить глаза. Сложно поверить, что у нее такой личный разговор с вражеской куноичи, которую она едва знает. Но Харуно интуитивно чувствует, что Конан, кажется, прошла через свои собственные трудности: пошла на свои жертвы и компромиссы, чтобы быть с Пейном.

Свет лампы на мгновение мерцает. — Ты когда-нибудь жалела об этом? — Тихо спрашивает Сакура, осмеливаясь взглянуть на собеседницу.

В ответ девушка получает еще одну из маленьких, несколько меланхоличных улыбок Конан, ее ясные сапфировые глаза омрачены воспоминаниями и какими-то нечитаемыми эмоциями. — Нет, — тихо отвечает она, кладя яблоко обратно на стол. — Никогда.

В этот самый момент кольцо на правой руке Конан светится более ярким оттенком небесно-голубого, наполняя воздух гудением, из-за чего Сакура чуть не отскакивает назад, нервничая. Куноичи Дождя моргает, глядя на кольцо, прежде чем слегка прикоснуться к нему, и цвет возвращается к своему обычному оттенку. — Нам с моим партнером нужно посоветоваться, — вежливо сообщает Конан. — Его разговор с Итачи завершен. Он, вероятно, будет здесь в течение нескольких минут.

Ирьенин кивает, неуверенная в том, что сказать, но Конан улыбается ей, прежде чем царственно направиться к темному дверному проему на другой стороне кухни. — Удачи, Сакура, — тихо говорит она. — Какой бы путь ты ни выбрала, я желаю тебе счастья.

В следующую секунду Конан уходит, оставляя Харуно чувствовать себя еще более эмоционально опустошенной, чем раньше. Мисо-суп подкрепил ее физически, но все же розововолосая куноичи на мгновение покачивается на ногах, крепко вцепившись пальцами в стойку. Несмотря на часы, проведенные без сознания, она внезапно чувствует себя слишком уставшей, чтобы о чем-либо думать. Сакура медленно подходит к кухонному столу, садится на один из неудобных стульев и сворачивается в клубок, подтягивая колени к груди, обхватывая ноги руками, и, наконец наклоняясь вперед, чтобы тоже упереться лбом в колени. Ее чакра все еще находится на опасно низком уровне — как и следовало ожидать после выполнения такой быстрой последовательности высокоуровневых целительных техник. Достаточно раздражает, что с этим ничего нельзя поделать, кроме сна… и, возможно, долгого горячего душа.

Однако каждый раз, закрывая глаза, девушка вспоминает Мадару. Ужасающая последовательность событий, произошедших в конференц–зале. Железная, ледяная хватка пальцев Мадары, когда он откинул волосы назад и заставил почувствовать, как Итачи буквально умирает на ее руках — как чертовски близко они были к этому, как были близки к потере всего…

Какая-то отдаленная часть куноичи замечает, что Конан, вероятно, выбрала худшее время для того, чтобы сделать ей подобное… предложение. Если бы Харуно была в своем уме, она бы просто сказала «к черту все», но, честно говоря, хотя и неловко это признавать, прямо сейчас ей претит мысль о том, чтобы быть в разных комнатах с Итачи. Не говоря уже о том, чтобы навсегда расстаться с ним. Сакура отстраненно предполагает, что у нее может быть посттравматический шок.

Она не знает, как долго сидит там, то приходя в себя, то теряя сознание, пока, наконец, не чувствует легчайшие, почти ласкающие, прикосновения к своим плечам, и низкий, знакомый голос, тихо произносящий ее имя.

Итачи выглядит таким же измученным, и Сакуре требуется значительная выдержка, чтобы не подняться на ноги и не упасть в его объятия. Однако сейчас она лишь устало разглядывает партнера, прежде чем одарить усталой улыбкой. — Как все прошло?

Внешне Итачи бесстрастен, как всегда, но его руки нежны, помогая девушке встать, поддерживая одной рукой за поясницу. — Мы поговорим об этом, когда вернемся в безопасное место, — тихо отвечает Учиха, выводя куноичи в темный коридор.

Ее клон прошел этот путь, в результате чего Сакуре он кажется смутно знакомым: далеким, странным и отстраненным, будто какая-то сила на автопилоте направляет ее в комнату Итачи. Вполне уместно, что теперь, когда Мадары больше нет, темнота и плохое освещение перестали беспокоить ирьенина.

Тем не менее, оставшись наедине в его комнате, Итачи плотно запирает дверь, окончательный щелчок эхом отдается в тишине. Сакура медленно выдыхает, поднимая пальцы, чтобы провести ими по волосам, и заставляя себя сделать несколько глубоких, успокаивающих вдохов. В комнате нет окон, из-за чего помещение становится еще темнее из-за простого, безошибочно мужского темно-красного и черного декора. В другой ситуации она сочла бы такой дизайн интерьера мрачным, но все это настолько характерно для Итачи, что заставляет ее улыбнуться. Но, как ни неприятно, в его комнате еще холоднее, чем в остальной части штаб-квартиры, и так чисто и организованно, что этого достаточно, чтобы у Сакуры закружилась голова.

Тяжелые красные одеяла пахнут странной смесью травяных чаев и сильного химического запаха лекарств, которые он, должно быть, принимал из-за своей болезни перед смертью. Сакура молча пересекает комнату и, не обращая внимания на окровавленную одежду, со вздохом опускается на кровать. После паузы Итачи присоединяется к ней, как обычно, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Девушка слишком измучена, чтобы сделать что-то большее, чем свернуться калачиком у его плеча и груди. Учиха на автомате обнимает ее, пытаясь привести в порядок спутанные розовые локоны.

В течение нескольких минут оба молчат, находя утешение в присутствии друг друга. Мысли Сакуры слишком запутаны, она сбита с толку. Все, что чувствует куноичи — сильные эмоции, давящие и нарастающие в груди. Теперь, впервые за несколько часов находясь наедине с ним, после осмысления произошедшего, она не может перестать думать о том, что сказал Мадара. Как он манипулировал Итачи, используя его чувства к ней… Что Итачи на самом деле любил, хотел, желал ее настолько, чтобы пойти на такие невероятно извращенные меры, чтобы обеспечить их совместное будущее. Это почти лестно, в пугающем, почти тревожном смысле — если Мадара сказал правду, то партнер заботится о ней в миллион раз больше, чем она могла себе представить даже в самых смелых мечтах. От этого знания у Сакуры кружится голова. Со всем достоинством, на какое она только способна, девушка слегка наклоняет голову и кладет ее на плечо Итачи, меняя положение с тихим, едва слышным вздохом.

Легкое движение в сочетании с тем, как Учиха слегка рассеянно поворачивается и едва касается губами ее лба — прикосновение настолько мимолетное и кажущееся случайным, что на самом деле можно расценить как несчастный случай — посылает острый укол вины прямо в живот Сакуры. Он был готов пойти на многое, чтобы остаться с ней, и Конан только что, по сути, предложила ей бесплатный билет в Акацуки — без каких-либо возможных антагонистических отношений с Конохой, не меньше — …и Харуно, честно говоря, не знает, что делать. Означает ли это, что ее любовь к нему менее сильна, чем его к ней? Потому что Сакура не эгоистка. Не похоже, чтобы она заботилась о счастье возлюбленного меньше, чем о своем. Черт возьми, после всего, через что Итачи прошел, он действительно заслуживает того, чтобы наконец-то иметь хоть какую-то долю счастья или удовлетворенности в своей жизни. Больше всего на свете она хочет быть той, кто обеспечит ему это. Просто дело в том, что…

— Ты солгала мне, — неожиданно комментирует Учиха. Сакура чувствует, как сильно слова вибрируют в его горле. Тон Итачи низкий, но не обвиняющий или опасный — он лишен всяких эмоций, хотя его пальцы по-прежнему совершенно нежны, расчесывая розовые волосы.