Если бы Итачи был любым другим мужчиной, он бы упал от шока, вызванного ее словами.
Как бы то ни было, одна из его рук почти комично замирает, когда он убирает за ухо выбившуюся прядь волос. — Что, прости? — Спрашивает Итачи, чувствуя, как сердце замирает. Сакура, однако, молчит. Мужчина пристально смотрит на партнершу, резко прищурившись, потому что у него сложилось впечатление, что у нее «все под контролем», как она заявила вчера. Ради Ками, почему ее голос звучит почти грустно?
Учиха озвучивает свои мысли, за исключением второй половины, из-за чего Сакура несколько раз моргает, уставившись в песок. — Я думала, что техника, которой меня научила Цунаде-шишо, потерпела неудачу, — отвечает ирьенин, стараясь, чтобы тон оставался как можно более ровным. — Она сказала, что существует погрешность в один процент — ничто не идеально. И ты был прав… Мне хотелось есть, я чувствовала тошноту, и в последнее время была эмоционально не стабильна.
Итачи молчит, ожидая, что девушка продолжит. Она не может прочитать выражение его лица, и, честно говоря, Сакура даже не уверена, что хочет. Харуно рисует пальцами абстрактные узоры на песке, сосредоточившись на словах, которые собирается сказать, а не на своих чувствах. — Сегодня был первый медосмотр, который я прошла за… год? Оказывается, тяга к определенным продуктам была вызвана тем, что у меня дефицит примерно четырех витаминов — все они присутствовали в продуктах, которых я жаждала. Тошнота была вызвана язвами, вызванными стрессом, что также объясняет эмоциональные проблемы. — Ее голос на мгновение теряет холодный клинический тон, и Сакуре приходится прокашляться, чтобы скрыть внезапный комок в горле. — Техника по-прежнему полностью исправна. Это было ужасным ошибочным диагнозом с моей стороны.
Слова звучат пусто, и мужчина закрывает глаза, пытаясь вспомнить, как мыслить прямолинейно — но все возвращается к совершенно иррациональному факту, что Сакура сейчас звучит так же несчастно, как и тогда, когда впервые рассказала ему историю о том, как умерла ее собака в детстве. Что касается Итачи, единственная причина, по которым партнерша должна звучать так сдавленно, — это если бы слезы, о которых идет речь, были слезами счастья, что определенно не так. Потому что ни одна куноичи-подросток в здравом уме (особенно такая невероятно умная, сильная и многообещающая, как Сакура, не меньше) никогда не захотела бы иметь ребенка от социально заклейменного преступника S–класса и члена Акацуки, как он, и быть связанной с ним таким бесповоротным, постоянным способом. Не тогда, когда у нее, скорее всего, впереди светлое будущее.
Одной этой перспективы достаточно, чтобы у него закружилась голова. Итачи делает глубокий вдох. — Почему? — Нукенин изо всех сил старается, чтобы его тон был как можно более сдержанным.
Сакура моргает, пытаясь собраться с мыслями. — Что, почему?
Итачи бросает на нее взгляд, в котором сквозит боль. Это, в сочетании с их взаимодействием прошлой ночью, привело его в состояние, когда чувство любой значимой эмоции причиняет физическую боль. — Почему у тебя такой голос?
Некоторое время Харуно не знает, что сказать, поскольку рассеянно берет другую ракушку и начинает обводить ее ребристые, грубые контуры кончиками пальцев. — Я чувствую себя сумасшедшей, говоря это, — предупреждает она, потирая кончик пальца об острый край раковины, вдавливая его глубже в подушечку пальца. Даже произнесение этих слов кажется странно неестественным. — Но это был бы… самый простой выход. — Девушка горько смеется, потирая босую ногу о влажный песок. — Имею в виду, я знаю, быть матерью-подростком для твоего ребенка, из всех людей… — Сакура делает паузу, бросая на своего партнера несколько застенчивый взгляд. — Без обид.
— Не принято, — сухо отвечает Итачи.
— Это вряд ли будет легко, — заканчивает ирьенин, слегка вздыхая. — Но это было бы проще, чем… Чем разрываться между тобой и Наруто, чем война и политические интриги. Мне не нравится признавать, что… ребенок… дал бы мне повод сбежать от всего и более легкий выход из сложившейся ситуации, но это правда. — Отступница одаривает его слегка ироничной улыбкой. — Будущее, которое ты нарисовал для нас — жить мирно, вдали от всего, что происходит… было так мило. И даже если Джирайя или кто-нибудь из Конохи узнает, что происходит, никто не сможет заставить меня убить отца моего ребенка.
Итачи чуть не говорит, что когда-то он тоже думал, что никто не может попросить его хладнокровно убить всю семью, но придерживает язык.
— И я говорю не только из практических соображений, — признается Сакура через некоторое время, вытирая ракушку о песок. — Я понятия не имею, каким будет мое будущее, если — когда — Наруто вернет Коноху. Я не знаю, когда это произойдет, и я даже не хочу думать о том, как много изменится к тому моменту. Но твоя идея была такой… милой. Мирной. Я видела себя счастливой.
— Но даже любая безопасность, которую я мог бы тебе предложить, была бы лучше, чем перспектива неизвестности, верно? — Тихо бормочет Учиха, чувствуя себя невероятно неуютно — но в явно приятном смысле — от удивительного осознания того, что Сакура когда-либо рассматривала возможность долгосрочной перспективы их отношений.
Куноичи кивает, немного смущенная. — Я думаю и знаю, что все мои причины хотеть ребенка неверны, но… иметь ребенка… мы могли бы научиться заботиться о нем и любить его, что избавило бы от всех этих сложностей и проблем. По крайней мере, мы бы знали, что из всех ужасных вещей, которые произошли с тех пор, как Данзо захватил власть, вышло что-то хорошее. — Харуно приглаживает волосы у ключицы, отстраненно наблюдая, как волна разбивается о ее ноги. — И это, конечно, удержало бы нас вместе, — тихо заканчивает ирьенин.
Учиха моргает, и Сакура одаривает его легкой, невеселой ухмылкой на растерянное выражение его лица, прежде чем взять за руку и переплести их пальцы. — Иногда любви не всегда достаточно, верно? — Кажется, что ее голос звучит намного дальше, чем всего в нескольких дюймах от него.
Итачи не может не думать о Изуми так же, как и Сакура думает о Саске, но, тем не менее, он обнимает куноичи, мягко притягивая ближе. Солнце начало немного припекать, но она все еще прижимает свои колени к его коленям, положив голову ему на плечо. — Нет, — тихо отвечает мужчина, рисуя абстрактный узор на ее пояснице. — Иногда это не так.
Следующий час они проводят, обмениваясь медленными, томными поцелуями, прерываемые довольно серьезным разговором. — Наилучший способ сделать это? — Спрашивает Сакура, ее голос звучит совершенно сосредоточенно, даже когда она наклоняет шею назад, позволяя своему партнеру добраться до чувствительной кожи.
Точно так же Итачи ни в малейшей степени не позволяет отстраненному профессионализму своего тона дрогнуть, медленно проводя цепочку покусывающих поцелуев вниз по ее шее. — Прямой бой, посредством гендзюцу или физического воздействия, является возможным вариантом, — размышляет он вслух, кладя руки на плечи Сакуры, притягивая ее ближе. — Мадара — ослабленная, жалкая оболочка шиноби, которым он когда-то был, но…
— Тем не менее, было бы опасно недооценивать его, — завершает девушка, прижимаясь лбом к прохладному, изрезанному металлу его протектора. Она задумчиво хмурится, слегка наклоняя голову, чтобы поцеловать Итачи в щеку. — Яд кажется более безопасным вариантом — ты можешь серьезно пострадать в открытом бою с Мадарой.
Нукенин слегка ухмыляется, несмотря на серьезность ситуации, прежде чем слегка потереться носом о ее ухо. — Что, Сакура, беспокоишься обо мне?
В ответ на тихий, вкрадчивый вопрос куноичи хмурится, прежде чем ткнуть его локтем в ребра и изрядно испортить настроение. — Не будь тщеславным, Учиха. Я не беспокоюсь о тебе до такой степени. Я просто думаю, что это бесконечно предпочтительный вариант для нас обоих. — Она прикусывает губу, очевидно, напряженно размышляя. — Яд…
— Думаешь купить его? — Серьезно спрашивает Итачи, пытаясь вспомнить источники, которые Сасори использовал для получения своих ядов. — На восточном побережье Молнии есть приличное количество черных рынков, которые специализируются на таких вещах.