========== Боль ==========
– Грейнджер! – Он зовёт её почти против воли, выталкивая слова изо рта с таким напряжением, будто их привязали к нёбу стальными канатами.
– Да, Драко, – у Малфоя все силы ушли на то, чтобы не скорчиться от её равнодушно-спокойного упоминания его имени. Он прижимает руки к животу, морщится, растягивает губы в улыбке – назло ей. Как будто ей не плевать. Как будто шоколадные глаза не превратились уже как месяц в пустые гладкие блюдца, в которых ничего невозможно разглядеть. Не потому что грязнокровка наконец-то научилась скрывать эмоции, ранее видимые даже невооружённым взглядом по одной её фигуре. Потому что в ней ничего не осталось.
– Нам надо поговорить, – Драко кашляет, не может закончить фразу, поворачивается к ней спиной. Высовывает из нагрудного кармана пиджака белый платок – их теперь хватало максимум на пол часа – и выплёвывает туда цветок белого лотоса с восьмью лепестками. Какая насмешка судьбы! Жаль, что он разучился искренне смеяться уже давно.
– Всё в порядке? – Ни капли обеспокоенности в голосе. Дежурный вопрос от дежурной Грейнджер. Она утратила все чувства, но не утратила манер.
– Нет, блять, не в порядке, неужели не видно? – Он так зол, что забывает об осторожности, поворачивается к ней. Картинка не из приятных: весь рот в крови, от него несёт рвотой и тиной, глаза из серых сделались почти чёрными, готовыми втянуть в себя всю радость мира. В руках – окровавленные распустившиеся бутоны.
– Ты тоже заболел, – не вопрос, но утверждение. Никакого интереса. Одна сплошная констатация факта. Он не вызывает у неё даже отвращения.
– Из-за тебя, Грейнджер, – Малфои не плачут. Смешно было бы вот так разрыдаться перед девчонкой, разрушившей его жизнь, но даже этого не понимающей. Надсадный кашель. Он чувствует, как сжимаются лёгкие, отказываясь впускать кислород. Несколько бутонов, вымазанных его кровавыми слюнями, грузными ошмётками валятся на снег. Будто куски мяса, выпавшие из рук голодного дикого зверя. Хотя почему будто? Болезнь этим зверем и была.
– Это не заразно, – посмотрела на него, как на недоумка какого-то. Будто бы он не знал, что виноват во всём сам, что надо было даже не думать о ней, а позволить сдохнуть там, на влажных простынях. Мысль о том, что Гермионы не станет, отразилась болью в лёгких. Его конец близок. Он знал. – Тебя тоже могут вылечить. Сейчас мне не больно.
Он смотрел на неё несколько долгих мгновений. Красивая. Белая кожа, румянец от мороза на щеках, волосы собраны в аккуратный пучок. Холодная. Отвернулась, посчитав их разговор законченным. Хруст снега. Силуэт в сером пальто с красно-золотым шарфом, повязанным вокруг шеи.
– Обойдусь! – Проорал ей в спину и разрыдался кровавыми слезами.
***
Два месяца назад
– У неё ханахаки, Малфой! – Поттер ворвался в слизеринскую гостиную, растолкал всех на своём пути и оказался прямо перед Драко, исследующим своим языком рот Пэнси. Они начали встречаться совсем недавно и поэтому ещё не наскучили друг другу. Драко было хорошо рядом с ней – страстной, уверенной в себе и собственной неподражаемости, полной достоинства и любви к традициям. А ещё к сексу, и это, конечно же, было самым главным.
– Что ты мелешь, ради Салазара? – Он отвлёкся на секунду, хотел уже презрительно приподнять бровь вверх, тем самым осадив зарвавшегося гриффиндорца, но увидев неподдельный ужас на его лице, убрал руку с шеи Паркинсон.
– Выйдем, – Поттер был на грани истерики, несколько слизеринцев попытались возмутиться и сострить, кто-то даже смешно, но парню стало интересно, поэтому он поднялся, всем своим видом показывая, что делает это вовсе не из-за просьбы шрамоголового, чмокнул девушку в уголок рта и прошёл в свою комнату, не оглядываясь, подразумевая, что Гарри двинется за ним.
– И что это за срочные новости, раз ты ворвался сюда так бесцеремонно, нарушив наш пятничный отдых? – Только сейчас слизеринский принц заметил, как плохо выглядит его собеседник. Красно-золотой шарф выглядывает из кармана расстёгнутого пальто, волосы взлохмачены ещё больше, чем обычно, очки держаться на кончике носа лишь каким-то чудом.
– Убери эту свою блядскую заносчивость хотя бы сейчас, – Гарри сжал кулаки, а Малфой неприязненно поморщился: употребление обсценной лексики всегда считалось уделом магглов и грязнокровок, не умевших держать эмоции под контролем.
– Ты на моей территории, Поттер, поэтому, будь добр…
– Похуй, – парень зарылся руками в волосы с таким остервенением, будто старался их вырвать. Он плюхнулся в кресло тёмно-зелёного оттенка, закинул ногу за ногу, несколько раз тяжело вздохнул, успокаиваясь. Снял очки, протёр их пальцем, оставляя ещё больше разводов, и вновь водрузил на нос. Терпение Малфоя было на пределе. Интерес остался, но его усилило раздражение и злость на этого увальня, ничего не знающего о манерах.
– Или ты сейчас же выкладываешь мне то, зачем пришёл, или проваливай.
– У Гермионы ханахаки, – Гарри сказал, как отрезал, но тут же будто бы сам своих слов испугался, закрыл рот, неприятно скрипнув зубами.
– Что это, и почему должно меня волновать? – Драко точно когда-то слышал это слово и точно оно было связано с чем-то плохим, но почему с болезнью своей подружки золотой мальчик решил прибежать к нему, было непонятно.
– Ханахаки – это болезнь, – парень запнулся, прикрыл глаза, и явно на память продекламировал: – Ханахаки – древнейшее и опаснейшее заболевание, вследствие которого внутри поражённого начинают расти цветы, опоясывая лёгкие, а позже и все внутренние органы, затрудняя дыхание, делая его, впоследствии, и вовсе невозможным. Возникает болезнь от безответной любви, и не имеет антидотов. В первые дни человек откашливает отдельные лепестки. Спустя недели, через мучительный кашель и рвоту – цветы. На последней стадии это могут быть целые соцветия. Излечиться можно лишь благодаря искреннему признанию возлюбленного. Современная медицина предлагает и другой метод – операция, позволяющая вычистить тело от цветов, но при этом лишающая пациента всех чувств и эмоций. Данное заболевание практически не изучено, в связи с низкой степенью заражения и ещё более низким порогом выживания.
Малфой всегда был довольно сообразительным. Ещё на первых фразах он вспомнил, что когда-то давно Нарцисса, в качестве страшной сказки, поведала ему историю о ведьме, безответно влюбившейся в человека, и этой дрянью заболевшей. Она умерла в мучениях, а маленький Драко совсем не понимал: как это – быть нелюбимым. Сейчас он вырос, и не понимал другого: как можно любить.
– Ты хочешь сказать, Грейнджер в меня… влюбилась? – Полный ненависти взгляд Поттера послужил ему ответом. – Мерлин, какая ирония, – слизеринец расхохотался, ничуть не испугавшись кулака, впечатавшегося в стену в миллиметре от его лица. Злоба гриффиндорца была забавной.
– Это не смешно, ты, мерзкий ублюдок!
– Ну-ну, не стоит оскорблять мою мать, Поттер. Я понял твою проблему, но всё ещё нахожусь в недоумении: почему ты ко мне пришёл? Вряд ли чтобы польстить моему самолюбию: любовь грязнокровки – не то, чем стоит гордиться. Ты же не надеешься, что я пылаю к ней какими-то нежными чувствами? Пожалуйста, Поттер, не заставляй меня разочаровываться в твоих умственных способностях ещё больше.
– Просто приди к ней. Так Герми станет легче. Малфой… Пожалуйста. Я правда тебя умоляю, – Гарри внутри весь горел от этих слов, но сказать их – меньшее, что он готов был сделать для подруги. Чёрт, если бы змеёныш приказал целовать ему ботинки, взамен на минутное посещение старостатской спальни, из которой уже неделю не выходила Грейнджер, он бы ни на секунду не задумываясь сделал бы это.
– Что же мне будет за это, золотой мальчик?
– Всё, что пожелаешь.
Дверь хлопнула, оставив Малфоя наедине с собственными мыслями. Грейнджер, надо же. Тощая, низкая Грейнджер, которая, кажется, не догадывается о существовании расчёски. Грейнджер, которая когда-то залепила ему пощёчину. Грейнджер, которая, он был уверен в этом до сегодняшнего дня, была без ума от своего рыжего дружка. Грязнокровка Грейнджер подыхала от любви к нему. Чёрт возьми, мог ли этот день стать ещё интереснее?