– Это письмо из твоего будущего университета, – мне в руки впихивают конверт.

Опускаю глаза, и внутри все обмирает. В Штатах, подальше от мамы?

Вскидываю бровь и поднимаю глаза на довольного отца.

– Я хотел остаться на родине, – нахожу в себе силы говорить спокойно, хотя внутри уже разгорается фитиль.

– Ну что ты? Все для тебя, сынок. У моего наследника должно быть все самое лучшее, как и у моего народа.

И в этот момент мне хочется запрокинуть голову и громко заржать.

Вот уж точно на кого отцу плевать, так это на народ.

– Всем спасибо за внимание, можете быть свободны. Все статьи моему секретарю на согласование пришлете.

Дожидается, пока все разойдутся. Не двигается и даже не дышит.

Когда мы остаемся вдвоем, поворачивается и его лицо пронзает неприязнь.

– Ты не мог вести себя нормально? – со злостью выплевывает, а я делаю несколько шагов назад.

Иначе не сдержусь и врежу собственному отцу.

– А зачем? Пап, я уже совершеннолетний. К чему вся эта комедия? Просто отпусти нас с мамой, и мы свалим от тебя.

Отец скалится и подходит вплотную ко мне.

– Ты не понимаешь, что ты несешь. Я сделаю из тебя нормального человека, а мать мне в этом поможет.

Поворачивается и уходит.

– Тачку не разнеси со злости, пять лямов все-таки на дороге не валяются. Будь умнее.

Первый порыв – швырнуть ключи вдогонку отдаляющейся спине отца. Но несколько глубоких вдохов, и здравая мысль, что транспорт мне пригодится, все же проникает в сознание.

Возвращаюсь в школу и тут же набираю мамин номер.

Но трубку никто не снимает, от чего внутри меня разрастается дикая паника…

Набираю ещё раз десять, пока иду в сторону спортзала, но итог все тот же. Мама не отвечает.

Снежинка

Бреду по коридору. Все мысли о завтрашнем приеме, и у меня внутри все замирает. Завтра мне разрешат или запретят расстаться со своими парными друзьями – костылями.

Очень страшно, что доктор скажет, что нога ещё не готова. Особенно после той боли, которая настигла в столовой, когда я оперлась на больную ногу.

Гоню от себя все мысли об операции. Страшно думать, что после неё в моем теле будет инородный предмет.

Но эта операция мне необходима.

Достаю телефон. Надо отвлечься как-то.

– Ого, какие люди сами соизволили позвонить, – голубые глаза Антона весело поблескивают в сумерках города.

Идет куда-то.

– Отвлекаю?

Антон крутит головой, словно не понимает, где находится.

– Понятия не имею, где я.

– Ты что там вообще делаешь, Антош?

Морщится.

– Короче, все грустно, Снежа, – эта фраза заставляет меня напрячься всем телом, – хуже, чем показалось на первый взгляд.

– Что такое? Не пугай меня так.

– Отец соизволил меня забрать к себе в резиденцию, – друг невесело смеется и поправляет воротник куртки.

Ежится. Светлая челка разлетается от порыва ветра.

– В смысле? Он же живет в другом городе.

– Бинго!

– А мама твоя что?

Друг сжимает губы. Его кто-то задевает плечом, и он что-то кричит вслед. Я ежусь.

Даже через телефон ощущаю, как он злится.

Снова ловлю в камере его взгляд. Больно видеть его таким подавленным.

– Короче, мама сваливает в другую страну, а папочка не дает мне разрешения на выезд.

Слышу его рык, и от него по спине мурашки растекаются.

– Зачем в другую страну?

– По работе, – горький смешок отдается острой болью в сердце.

Я привыкла, что Антон всегда веселый и его ничем не сломить. А сейчас я вижу, как ему сложно.

– Антош, я могу как-то помочь?

Друг усмехается и на миг становится таким привычным.

– Приютишь? – невинно хлопает глазками, а я не сдерживаюсь и смеюсь.

– Запросто. Только вряд ли тебе понравится наша компания. Калека, зазнайка и… – вспоминаю Лизу, – ладно, одна вполне себе нормальная.

– Ого, вас там трое? – друг поигрывает бровями, а я закатываю глаза. – Как мне это может не понравиться?

– Ну ты дурачок, – показываю ему язык, – это как пустить волка в загон к овечкам.

– М-м-м-м-м, а много овечек?

– Тебе хватит.

Антон начинает лыбиться во все зубы. Но резко становится сосредоточенным.

– Так, а если серьезно, с батей я разберусь. Не появлялся на горизонте столько и ещё на столько же забудет дорогу ко мне. У тебя как? Никто не достает?

Мнусь. Сказать правду и разозлить его ещё сильнее? А кому от этого станет лучше и легче?

– Да все хорошо. Можно сказать, что я прошла боевое крещение и меня сейчас не особо замечают.

Вру, конечно. Но тут я считаю, что ложь во благо.

– Хорошо, а то приеду всем люлей раздам за тебя. Ты же знаешь?

– Знаю, знаю, – улыбаюсь максимально открыто.

Именно потому, что ты за меня всем тут зубки пересчитаешь, я лучше промолчу, что меня и в чае искупали, и толкали.

– Умничка. Что там, поклонники не налетели?

Фыркаю, хотя перед глазами четко всплывает образ хмурого Ярослава.

– Кому я хромая нужна.

– Ауч, – Антон кривится и пронзает меня суровым взглядом, – слушай, ну твоя нога не отменяет твоей милой мордашки, Снежуля.

– Ой, все, – вздергиваю подбородок и слышу его смех.

– Сразу девочку врубаешь, да?

– Я и есть девочка, – возмущенно пищу.

Подхожу к кулеру для воды. Тянусь за стаканом и ощущаю в спину толчок. Телефон вылетает из руки, а я уже предвкушаю очередную стычку с Маркеловым.

– Черт, прости, – слышу знакомый хриплый голос, и у меня по ногам прокатывается слабость.

Ярослав присаживается, чтобы поднять телефон, и сталкивается взглядом с офигевшим Антоном.

Вырываю телефон у Ярослава. Руки трясутся, а мозг соображает, как поступить.

– Я перезвоню, Антош, – друг открывает рот, чтобы что-то сказать, но не успевает.

Отключаюсь и прячу телефон.

Карие глаза вспыхивают раздражением.

– Антош? Парень, что ли? – губы кривятся в усмешке.

Весь его вид кричит, что он не в лучшем настроении.

– Тебя не касается.

Яр делает несколько шагов и вжимает меня в кулер. И я снова ощущаю его теплое дыхание, пропитанное запахом мяты.

Он выше меня на голову и сейчас нависает надо мной. Крепче сжимаю пальцы на костылях. Ноги отказываются слушаться, а перед глазами пляшут разноцветные вспышки.

Кажется, стоит мне ещё немного постоять вплотную к Яру, и я потеряю сознание.

– Уверена, что не касается? – наклоняется к моему уху.

Его руки упираются по обе стороны от моей головы.

Воздуха становится так мало, что я боюсь вдохнуть. Комната сжимается вокруг нас. Упираюсь рукой ему в грудь, чтобы увеличить расстояние между нами. Но стоит ощутить, как под ладонью неровно долбится его сердце, как мое тоже подхватывает ритм его пульса.

Стараюсь не показать своего волнения, но кажется, что Яр и сам все прекрасно понимает.

Я не понимаю, что происходит, но, стоя тут, почти вплотную с Ярославом, я ощущаю, что потихоньку теряю себя.

– Я спрашиваю, уверена, что меня это не касается?

Хриплый шепот возвращает меня в реальность.

– А как тебя это может касаться? – поворачиваю лицо к нему, и взгляд утыкается в его губы.

Его зубы стиснуты так, что скулы становятся острее. Он явно злится. Только вот на что?

Вскидываю глаза и тону в карем взгляде.

– Серьезно не догадываешься? Думаешь, я просто так нарываюсь, чтобы вытащить тебя из очередной передряги, Снежинка? – его зрачки черные как ночь, они затапливают радужку и утаскивают меня вглубину.

– Я же тебя не прошу об этом, – с трудом, но я нахожу силы ответить ему.

– Не просишь, – поднимает руку и проводит большим пальцем по моему подбородку.

Его прикосновение оставляет огненный след. Заставляю себя держать глаза открытыми, потому что хочется прикрыть их и прижаться к его руке.

Боже! О чем только я думаю?

– Так кто это был, Снежинка?

Качаю головой, и Яр придвигается ещё ближе. Расстояние между нашими носами не больше миллиметра.