Выстрел огласил улицу, а постовой затих, утратив часть лица.

В метре от них в ужасе забившись в угол дома, обнимая девчушку лет десяти, сидела женщина, пытаясь закрыть собой ребёнка, под насмешливые взгляды десятерых мужиков с саблями и пистолетами.

Один из них взмахнул саблей, занося её над женщиной с ребёнком, но в это время из земли вырвались, словно копья десятки ветвей, и пронзили его и ещё несколько человек с оружием, поднимая их на метр воздух.

Брызнула кровь, попадая на мать закрывшую спиной своё чадо, а оставшиеся бандиты рванули в рассыпную, крича что-то своим подельникам, которые заполоняли улицу.

— Валите царского выкормыша! — Орал один из отпрыгнувших в сторону мужиков указывая на меня.

Я же не дожидаясь выстрела или сабельной атаки, понимая, что кругом раненые невинные люди, схватил с окровавленного снега саблю и, выдернув её из ножен, словно молния рванул на врагов, которых с каждой секундой становилось всё больше и больше, под взрывы которые доносились из всех уголков Петербурга.

Я стоял посередине проезжей части в эпицентре пожаров, держа за шею последнего врага которого проткнула моя сабля насквозь.

По лицу и кителю текла чужая кровь, буквально окрасив мою серую форму в темно багровый оттенок.

Выдернув оружие из груди врага, я отпустил его горло, и он, скользя рукой по моему кителю, упал на колени, после чего завалился на бок, смотря уже на мир стеклянными безжизненными глазами.

Тяжело дыша, чувствуя неведомую до этой минуты пустоту в сердце, я смотрел на десятки убитых мной повстанцев, которые валялись словно в реках крови, смещенных со снегом и талой водой.

Люди же понимая, что на краткий миг угроза их жизням миновала, старались откопать под завалами своих друзей и родственников.

Отовсюду слышались крики боли и истерическое рыдание над умершими или тяжелоранеными горожанами.

Ночное небо окрасилось в рыжеватый оттенок от сотен пожарищ, а едкий дым уходил в небо гонимый ветром.

— Ваше благородие, — подошла ко мне женщина с ребёнком, по лбу которой текла кровь, а на плече девочки виднелось кровавое пятно. — Спасибо вам. — Схватила она мою левую руку, которая была по шею в крови врагов, своими дрожащими холодными руками. — Не оставили на поругание да на смерть лютую народ простой.

— Мама, я руки не чувствую. — Сквозь тихие слёзы, чуть слышно произнесла девочка.

Я перевёл пустой, словно мертвый взгляд на девчушку лет десяти, и сжал зубы до скрипа, после чего огромным усилием воли заставил себя улыбнуться испуганной от моего взгляда девочке.

— Сейчас всё пройдёт. — Воткнул я саблю в тело поверженного у моих ног врага и, освободившись от рук её матери, сотворил печати, после чего, дотронулся кончиками пальцев до плеча, где красовалась рваная кровавая дыра на одежде.

— Жжется! — вскрикнул ребенок, и согнула в локте руку, отводя от моих пальцев больное плечо. — Мам! Мамочка, она движется. Я чувствую руку. — Радостно закричала девчонка, по лицу которой вновь побежали слёзы.

Очередной взрыв прогремел очень близко, от чего я словно ураган выхватил саблю и рванул в ту сторону, до сих пор видя лицо маленькой девочки измазанное копотью и кровью.

Мои ноги несли меня по кровавому снегу, перепрыгивая через мертвые тела и тлеющие доски. Рука до боли сжимала рукоять сабли, а в голове всё вставало на свои места.

Я стал убийцей, который жестоко расправлялся с огромным количеством народу. От этой мысли поначалу меня одолевал дикий страх, и моя душа, словно птица в клетке билась об прутья, разбиваясь в кровь.

Но такова цена невинных жизней. Жизней людей, которых затянуло в кровавую мясорубку.

С этими мыслями, которые пролетали за доли секунды, я также вспоминал всё, что рассказывали мне мои уже, словно не реальные учителя из разных специальных ведомств, которые прошли многочисленные боевые действия.

Основной их посыл во многом сводился к единому итогу, но разными словами. Мы приняли роль тех, кто отнимает жизни, дабы стоять на страже мирного населения. Во все времена нужны были те, кто проливает кровь врагов, для того чтобы не проливалась кровь своего народа. Цена сотин, а иногда и тысяч людей зависит от того, готов ли ты нести бремя убийцы омыв свои руки кровью.

Выскочив на второстепенную улицу, я увидел, как несколько мужиков добивали раненых, протыкая их тела штыками.

Они даже не поняли, как голова одного из них отлетела от плеч под фонтан крови, а когда осознали это, то один из них падал, хрипя с перебитым горлом, а второй с рассечённой от ключицы до пупка раной, заливая всё перед собой горячей алой жидкостью.

— Добивать надо врага на поле боя, — сказал я сам себе, смотря на задыхающегося и медленно умирающего мужчину, повторяя слова своего инструктора в гимназии, после чего пронзил его грудь саблей. — Иначе это может стоить, чьей-то жизни. — Выдернул я саблю и устремился дальше по улице.

Всюду слышались взрывы, и стрельба, а также промелькивали техники серого и стихийного круга.

Город пылал сотнями пожаров, а улицы превращались в баррикады, и усеивались трупами всех мастей.

Выйдя из очередного закоулка оставляя за спиной десятки тел врагов, я увидел сначала тени из-за угла, а потом уже до меня донеслись крики и благая ругань, под выстрелы ружей.

Стерев с лица кровь неприятелей, я устремился в ту сторону и, очутившись у торца дома за которым всё и происходило, на секунду высунул голову, убирая её сразу обратно.

На улице превратившейся в поле боя нескольких людей с десятком бунтовщиков, дела обстояли весьма скверно.

Как я понял, патрульных зажали в угол, где они из-за поваленного набок экипажа вели оборону, а враги то и дело закидывали их слабыми стихийными боевыми техниками, да норовили подстрелить из ружей, заняв выгодные позиции для их уничтожения.

В момент, когда я вновь высунулся из-за торца дома, в экипаж полетели бутылки, которые разбились об него, а следом в заслон устремились небольшие огненные шары, при попадании которых они воспламенили содержимое разбитых бутылок.

Огонь тут же вспыхнул ярким заревом, и устремился за баррикаду, от чего несколько постовых с криками бросились кто куда, под выстрелы ружей и боевые техники врага.

Выкурив полицмейстеров из укрытия, зачинщики беспорядков с криками рванули в атаку, уверенные в своей скорой безоговорочной победе.

В это же время я рванул в бой, и словно дикий зверь, жаждущий только чужой смерти, налетел на готовящегося выстрелить из ружья врага.

Моя сабля обрушилась сверху вниз на дуло оружия, которое выстрелило в землю, после чего я сразу же рубанул ей по горлу стрелка, и ушёл вниз, касаясь левой рукой снега, пропуская огненную струю над головой.

Рывок, и я на сумасшедшей скорости исполнил технику хаотичного клинка, после которой пять моих соперников повалились на мостовую, истекая кровью с рассечёнными телами.

Я же, не останавливаясь на этом, был уже рядом ещё с одним повстанцем, и после отражения корявого выпада его сабли, отсёк его голову, устремляясь к новой жертве.

Почувствовав словно дыхание смерти на спине, я резко уйдя в бок получил по спине крошкой из камня отвалившейся от стены в которую угодила пуля, и сразу рванул к стрелку, который, не успевая перезарядить своё оружие решил пойти на меня в штыковую.

За полметра до зоны поражения штыком, который начал свой ход, я совершил пируэт в котором, пропустил холодную сталь вдоль своего тела и, очутившись с боку, от врага, завершил поворот, рубанув саблей по затылку врага.

Мой враг ещё падал, а я рванул к пылающей баррикаде, за которой несколько недругов настигли упавших в снег постовых пытавшихся убежать прочь.

Налетев как ураган со спины на оставшихся на этой улице врагов, предвкушавших лёгкую расправу над упавшими, я с ходу рассёк спину первого, и практически снёс с плеч голову второго.