— Дорогой мой! — Громко обратился ко мне преподаватель математики.— Что вы приуныли. Если не поняли тему и не можете её осилить. Надо без утайки рассказать о своём уровне знаний.

Я моргнул, выходя из своих мыслей, и посмотрел на коренастого бравого мужчину лет тридцати, который стоял передо мной в своём темно синем камзоле, как скала в ночи.

— Лаврентий Родионович. Я давно всё сделал. — Протянул я ему исписанный лист.

Преподаватель точной науки, взял лист, и с удивлением окинул его взглядом.

— Ваша правда, голубчик, — отдал мне обратно исписанный лист преподаватель. — Неожиданно. У вас явно есть расположенность к точной науке. Надеюсь, дальше вы не сбавите темп. — Слегка улыбнулся он мне и, пошёл обратно к своей трибуне.

Вскоре последний урок закончился, и я, в гордом одиночестве ловя на себе многочисленные взгляды людей, вышел из класса.

На меня смотрели из-за того, что уже многие гимназисты были в курсе сегодняшней драки, следы от которой отражались на моём лице, и это как я понял, стала первостепенной сплетней этого дня.

На часах после окончания всех занятий было семь тридцать вечера, от чего я не стал заходить в общежитие или столовую, а сразу направился по адресу назначенной мне встречи.

К тому моменту, как я добрёл до нужного строения, моя одежда вымокла, а на подошвах сапог налипла грязь.

Оббив обувь об порог дома, я зачесал волосы назад, и прошёл внутрь, после чего без труда нашёл нужный кабинет на первом этаже.

Встав перед дверью, я глубоко вздохнул, готовясь к любым поворотам разговора, после чего постучал в дверь, а через несколько секунд повернув ручку двери, приоткрыл её, произнеся:

— Александр Романович. Я могу зайти?

И услышав приглашение, вступил в кабинет пожилого мужчины.

Тут всё было обставлено в классическом стиле. Широкий рабочий стол, обитый зелёным сукном, массивный мягкий стул с высокой спинкой, за которым виднелось окно закрытое тяжелыми шторами.

На полу ковёр, а у стола абажур. По стенам тянулись ряды шкафов, заставленные, где книгами, а где папками с бумагами. У ближайшей к двери стене стояла софа, и столик.

— Григорий Александрович, рад вас вновь лицезреть. Проходите и присаживайтесь. Вам, наверное, очень интересно узнать причину моего приглашения. — Откинулся на высокую спинку стула мужчина.

Я, закрыв за собой дверь, прошёл к его столу и, пододвинув поближе к нему мягкий стул, присел напротив стола, чувствуя себя как на докладе перед вышестоящим руководством.

Такое чувство у меня было и раньше, когда я приезжал в офис отца Семёна, и так же сидел перед ним в его рабочем кабинете.

— Да, очень при любопытнейше.— Сказал я, и осекся, поняв, что мог нарушить правила этикета.

Мой собеседник заметил моё состояние и улыбнулся.

— Григорий. Давайте без лишних реверансов. Мы за закрытыми дверями.

Я кивнул, слегка расслабившись, от снисходительного решения.

— Выпьем. — Достал он из ящика стола два хрустальных стакана и бутылку с тёмным содержимым.

— Мне нельзя. — Произнёс я, смотря сначала на бутыль, как я понял с коньяком, а потом на Ехитова.

— Полно вам. Я же в курсе, что большая часть гимназистов сейчас втихаря пьют водку в своих комнатах, отмечая первый день учёбы, — засмеялся пожилой мужчина, вынимая пробку и разливая коньяк по стаканам. — Учебная пора, прекрасное время. Наверное, одно из лучших. Вы не находите?

Я слегка улыбнулся, понимая, что сейчас происходило. Александр Романович, работал по классической схеме расположения к себе.

— Наверное, так оно и есть, — кивнул я. — Но я только вошёл в это время, поэтому не могу пока судить об этом.

Мои слова вызвали смех, после чего мне придвинули стакан.

— Давайте выпьем за первый день осени, и начало учебного года, а потом и поговорим, — взял хрустальный стакан в руку Ехитов, и выдерживал паузу, пока я не сделал то же самое. — Вздрогнули.

Мы одновременно пригубили алкоголь, после чего Александр Романович произнёс:

— Григорий, у меня к вам серьёзный и весьма тонкий разговор. Он должен был состояться позднее. Ближе к новогодним гуляниям, но я думаю, что для вас можно сделать исключение. Есть идеи, о чём я хочу с вами поговорить?

Я чувствуя тепло во всём теле от алкоголя, поставил стакан на край стола и, поджав губы посмотрел на своего собеседника.

— Я думаю, вы хотите меня завербовать.

Ехитов отпил из стакана, после чего ещё шире улыбнулся.

— И что навело вас на такую мысль?

— Ваши слова о том, что есть те, кто могут быть пока против этого разговора, который, получается, был спланирован заранее. Значит это изначально не личная инициатива, а общепринятое решение группой лиц.

— Замечательно, — слегка похлопал мне в ладоши Александр Романович. — Ваш ответ всё мне упрощает. Теперь и по душам поговорить можно. И дальше наших с вами душ Григорий Александрович, это не должно пойти. Вы же понимаете.

— Понимаю, Александр Романович. — Потянулся я за стаканом с коньяком.

— Я в вас и не сомневался Григорий, — глотнул он из стакана, после чего продолжил. — Я представляю его императорское величество. А точнее его личную тайную канцелярию, в которой и состою. Мы подчиняемся непосредственно государю, и стоим на страже внутренней и внешней безопасности нашей великой империи. И как ты уже понял Григорий, твоя персона была одна из тех, что рассматривалась на зачисление в ТЦК.

— Но почему моя? — изобразил я растерянность. — Я не аристократ, да чего там греха таить, — играл я досаду. — Я даже не был признан как другие тут гимназисты родовым домом.

— А нам такие и нужны Григорий, — словно отец полка улыбнулся Ехитов. –Такие, как вы, не из крепостных, но и не из аристократии. Вы не признаны своими отцами, но являетесь, так же как и они, аристократами, хоть это многим не по душе. Ваш родовой дар в основном не уступает по силе тем, кого признали хоть и не приняли, а у некоторых он даже равен по силе чистокровным дворянам. Вы не связаны родовитыми связями, и не будете стараться только в угоду своему дворянскому роду. У вас его просто напросто нет. Ты же, уже столкнулся с тем, что не бывшие крепостные, не полу дворяне, тебя не принимают. Для обеих каст, ты и подобные тебе, чужаки.

Я от услышанного сделал большой глоток коньяка и, чуть не поперхнулся алкоголем.

Конечно, в глубине души я желал, чтобы Ехитов не оказался там каким не то Декабристом или реваншистом. Но тайная канцелярия? Служба напрямую только императору. Вот такого я не мог себе даже представить.

— Поверь мне Григорий, — поставил на стол бокал Александр Романович. — Служба в тайной канцелярии откроет вам недоступные вашему положению возможности. В вашем статусе никто не будет возиться с вами. Ваш родовой дар так и будет не раскрыт, и прибывать на уровне серого круга. Учёба в гимназии не даст тебе должного подспорья. Всё, что вам голубчик светит — это стать максимум коллежским регистратором, на службе в каком не то захолустье. А вы явно одарённый талантом человек, который может куда больше чем прозябать в захолустье. Служба на благо императору и своей отчизне, не это ли высшая честь для аристократа Российской империи Григорий.

— Тут вы правы. — Всё старался я изображать растерянность и удивление.

— Став членом тайной канцелярии, мы поможем вам раскрыть ваш родовой дар. Будем направлять вас, и покровительствовать где нужно. Даже есть огромная вероятность получить титул, и стать дворянином, обзавестись родовым очагом, землёй. Немалыми деньгами в конце то концов, — напирал Ехитов, закрепляя свою речь. — На время вашей учёбы, будет выделена стипендия в размере оклада городского полицейского, в размере, двадцать рублей пятьдесят копеек. Это более чем достойные деньги Григорий. Если не транжирить, то к концу обучения можно скопить небольшой капитал.

— Александр Романович, — глотнул я из стакана коньяка, помня про рассказы бывших чекистов, о том, что при поступлении на службу они в принципе уже не принадлежали себе. А одного и вовсе женили на немке, делая прикрытие. — Как я понимаю это секретная служба без огласки, и любой приказ должен исполняться безоговорочно? Даже если он идёт в ногу с личной жизнью.