Ощущение падения в пропасть сменяется привычным после миссии ненавистным замешательством. Гермиона хрипло выдыхает и заходится в кашле, чувствуя боль в боку от каждого движения. Судя по общей строгости обстановки, по мигающим на потолке лампам и стоящим рядом с кроватью приборам, она в больнице Св. Мунго.

Она постепенно осознаёт наличие поблизости кого-то ещё и поворачивает голову, ожидая увидеть соседа по палате. Но вместо этого замечает светлую шевелюру, пронзительный взгляд серых глаз и губы, изогнутые в полуулыбке, которая кажется слишком натянутой: Гермиона обращает внимание на перевязь, поддерживающую малфоевскую руку, и неестественное положение его корпуса.

— Драко, — почему-то его она совсем не ожидала увидеть у своей койки.

Они поменялись ролями. Интересно, Малфой чувствовал себя так же, когда, очнувшись, обнаруживал сидящую рядом Гермиону?

— Грейнджер, давно пора. Я уж решил, что ты на самом деле можешь умереть от перелома.

— Ск… — её голос срывается, и она прочищает горло — Драко подхватывает с тумбочки стакан с водой. — Сколько я уже здесь?

— Два дня. Ты бы пришла в себя раньше, но они держали тебя в лечебном сне, чтобы восстановление проходило лучше.

— Из-за сломанной ноги?

— Ожоги. Весь бок, от виска до голени. Немного на спине. Чем меньше ты двигалась, тем быстрее регенерировала кожа. Теперь уже даже шрамов не останется.

Малфой протягивает ей стакан и соломинку. Гермиона делает нерешительный глоток, но, подчиняясь потребностям тела, за считанные секунды выпивает всю воду.

— Я думала, тот жар прикончит меня.

— Они сказали, что это почти произошло. Отключись ты от болевого шока — что как раз едва не случилось, и к тому моменту, как тебя обнаружили, была бы уже мертва. А всё твоя идиотская храбрость, Грейнджер. Я же говорил: она тебя доконает.

— Я не погибла, — Гермиона сердито зыркает на Драко, но толку от этого немного. — Нам бы пришлось убить тех авроров, если бы мы не уничтожили Пожирателей Смерти.

— Я бы так и сделал, но их было слишком много. Я бы успел справиться только с первым из них, и тогда меня прикончили бы остальные. Финниган отказался их убивать. Я… Я не слишком хорошо двигался, чтобы добраться до Пожирателей Смерти. Финнигана бы убили, если бы я его бросил, а потом бы они отправились за мной.

— Это была хреновая ситуация.

Малфой замолкает, но, собравшись с силами, будто ему тяжело говорить, продолжает:

— Я решил, что мы все покойники. Я знал, что мы с Финниганом долго не продержимся и что если пошлю вас с Джастином на ту сторону здания, мы точно погибнем. И вы оба, скорее всего, тоже. Между проклятиями были слишком короткие паузы, чтобы воспользоваться портключом и не подохнуть к моменту его активации. Ты… Ты спасла нам жизнь.

Гермиона краснеет и пожимает плечами.

— Но именно это мы и должны делать, верно? Во всех нас бурлит эта дурацкая храбрость — в тебе тоже. Я воспользовалась шансом, и у меня получилось.

Драко кивает, всё ещё неловко пялясь на свои тонкие пижамные штаны.

— Я не слышал тебя за своей спиной и понял, что ты отправилась за дом. Когда первый аврор освободился от заклятия и стал нам помогать, я собирался последовать за тоб… я вырубился.

— Этого следовало ожидать. Господи, Драко, твоя рука выглядит так, будто её оторвали, и… сломанное ребро?

— Выбил сустав, сломал плечо, запястье и ребро. Заметив пламя, я выпрыгнул с третьего этажа. Земля не слишком дружелюбна.

Как и огонь — с каждым вздохом боль усиливается. Очевидно, действие обезболивающего зелья заканчивается.

— Я рада, что ты в порядке. Как остальные?

— Финниган приложился головой, этим утром его выписали. Юст… ну, я слышал, что она жива. Браун тоже. Она приходила ко мне вчера, и я никак не мог от неё отделаться. Вчера я видел здесь Джастина, он принёс шоколад, — услышав новости о Лаванде, Гермиона облегчённо выдыхает и поворачивает голову к столику — там стоят цветы и лежат коробки со сладостями. Но думает она о другом.

— Ты был здесь вчера? Я имею в виду, в моей палате, — наверное, ей не стоило этого спрашивать: лицо Драко тут же приобретает бесстрастное выражение.

— Должен же я был проверить: неужели ты настолько слаба, что какая-то сломанная нога так долго не даёт тебе прийти в себя.

Гермиона закатывает глаза и улыбается — отговорка Малфоя слишком уж нелепая, он и сам наверняка это понимает. Он ёрзает на стуле, прикусывает щёку, и Гермионе интересно, о чём же он сейчас думает. Она не сомневается, что Драко тоже больно, ведь он терпеть не может принимать обезболивающие.

— Знаешь, я ведь действительно не специально нашла то письмо, — ей кажется, что сто́ит ещё один раз сказать ему об этом, на случай, если он до сих пор сомневается. Сомневается в ней.

— Знаю, Грейнджер. Мне… Мне не надо было так реагировать.

В палате снова воцаряется тишина. Гермиона теребит пальцами край простыни — ткань жёсткая и шершавая на ощупь. Наверное, сейчас Драко уйдёт, но он не двигается с места.

— Представляешь, твоё сердце во сне начинает биться быстрее, когда я говорю тебе всякие грязные словечки.

— Вот уж неправда! — встревоженно восклицает Гермиона, её щеки горят от смущения.

Она не намерена соглашаться, даже если всё так и есть: в его зрачках вспыхивают искры, он смеётся, и звук аппарата, измеряющего ритм её сердца, учащается. Драко смотрит на прибор, переводит взгляд на Гермиону и встречается с ней глазами. Его губы изгибаются в той самой улыбке, что всегда заставляет её задерживать дыхание, поэтому она уступает. Но только на этот раз.

День: 1452; Время: 18

Проснувшись снова, Гермиона видит перед собой не Малфоя, а сердитое лицо Гарри Поттера. И она может только догадываться, как сильно друг злился всё это время, если он умудряется сохранять такое выражение, даже когда она вот уже три дня валяется в больнице. Гарри всматривается в неё долгим взглядом и прекращает крутить в пальцах стебель цветка, со вздохом засовывает его обратно в вазу, сцепляет ладони и наклоняет голову.

— Гермиона, я очень рад, что ты в порядке. Полагаю, именно с этого мне следует начать.

Теперь настаёт очередь Гермионы вздыхать: очевидно, Гарри не собирается дожидаться, пока её выпишут из больницы.

— Спасибо, Гарри. А я рада, что ты, кажется, полностью оправился.

— Думаешь, это нормально? Молчать о Роне до тех пор, пока кто-то пару дней назад не пропихнул мне под дверь твою записку? Которая, знаешь ли, несколько запоздала: Люпин мне всё рассказал уже на следующий день после выписки. И я до сих пор зол на него, но ты, Гермиона? Ты ничего мне не сказала?

— Гарри, я не собиралась делать из этого тайну. И хотела всё рассказать — мучилась чувством вины, но Люпин сказал, что так для тебя будет лучше, и я подумала, что он прав. Твои травмы были слишком серьёзными…

— Гермиона, я уже прочитал об этом в твоём письме, так что можешь не повторяться. Мои травмы? Ох, едва ли. Мой лучший друг находится неизвестно где, ждёт от меня помощи, а ты…

— Он и мой лучший друг.

— Ты лгала мне в лицо, отправилась на операцию по его поискам без меня!

— Ну, и каково это, Гарри? — она повышает голос и, несмотря на боль в боку, приподнимается на кровати.

Гарри замолкает, вцепившись пальцами в подлокотники. На его лице мелькает удивление, затем подозрительность, но вот его черты искажает ярость.

— Так вот в чём дело? Этакая месть…

— О, прошу тебя, я…

— …за «финальную битву». Ты действительно стала такой мстительной…

— Послушай! Прежде чем что-то говорить, Гарри, вспомни: я никогда не поднимала эту тему. Ты заметил, что мне было больно и неприятно? А ведь я чувствовала себя так же, как ты сейчас, — преданной, но я решила, что если когда-нибудь и заговорю об этом, то только после войны…

— Я…

— Нет уж, Гарри Поттер. Ты меня выслушаешь. Я знаю, что ты злишься, но сейчас я лежу в больнице после того, как пару дней назад чуть не отправилась на тот свет, и ты хочешь всё это обсудить сию секунду? Гарри, я люблю тебя, но ты такой эгоист…