У него есть я — эта мысль иглой впивается в мозг, и Гермионе приходится приложить усилия, чтобы ничем не выдать своего удивления от этой внезапно открывшейся ей истины.

— Мне просто интересно, где его мать. Скрывается, её депортировали, или что-то ещё. Не знаю… Всё это было… очень грустно.

День: 1438; Время: 18

Передовица газеты пестрит заголовком «Победа!», напечатанным большим, жирным шрифтом. Ниже расположена фотография Гарри, шагающего за спинами охраны к точке аппарации в Мунго. Он кратко кивает фотографу, прежде чем один из охранников ударяет рукой по камере. В объективе мелькают ноги, стены, затем опять появляется изображение спин, и всё начинается по новой.

Гермиона вырывает из газеты две страницы, аккуратно складывает их и убирает в сумку. Вернувшись в дом на площади Гриммо, она спрячет их в своём сундуке — на память. Ей кажется важным сохранять хорошие моменты.

Она без ног падает на кровать. Гермиона проснётся через три часа — будильник уже выставлен, — и вот тогда она отыщет Рона. Пусть ей придётся всё сделать самой… Она больше не будет ждать ни секунды — ведь каждое мгновение ощущается целым безумным годом.

День: 1439; Время: 8

Люпин и МакГонагалл созывают собрание — они стоически выходят на середину министерского кабинета. Рассказывают о «финальной битве», которая оказалась совсем не финальной, приказывают всем присутствующим вернуться туда, где те находились до начала сражения, — в убежища. В воздухе чувствуется разочарование, но оно не может омрачить радость победы, которую подогревают новостные заголовки.

Прежде чем устраивать празднества, должны быть пойманы последние Пожиратели Смерти — чтобы никто не мог причинить людям вред или породить нового Тёмного Лорда. Эта война ещё не выиграна. Люпин настроен решительно: Пожиратели будут мстить, и ожидать можно чего угодно. Гермиона не знает: лица МакГонагалл и Люпина суровы так потому, что теперь, оставшись без Грюма, они оказались лидерами, или же причина в самой войне.

Гермиона отправляется обратно в убежище, заметив, что кое-кого — включая Гарри и Драко — на собрании не было, а ликование, царившее в начале, в конце сменилось усталостью. В настроении Гермионы никаких перемен нет — Драко давно предупреждал её, что именно так всё и будет.

========== Двадцать ==========

День: 1439; Время: 23

Симус, Джастин, Лаванда со своим парнем Гарольдом и сама Гермиона. Были ещё два семнадцатилетних новичка, которых убедил присоединиться Финниган, но те тихо исчезли, как только Гермиона с Симусом пробрались в новый кабинет Люпина. Кажется, до ребят вовремя дошло, что это была не совсем обычная разработанная Орденом операция, а, скорее, частное дело.

К двум часам ночи все постояльцы дома на площади Гриммо либо покинули штаб-квартиру, либо разошлись по своим спальням, и лишь тогда Гермиона и Симус смогли проникнуть в кабинет. Они за минуту отыскали на столе листы пергамента с печатями Азкабана и подписями нескольких разных следователей, в которых отмечались районы дислокации Пожирателей Смерти. В списке значилось около двух десятков пунктов — а их было всего пятеро, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: перечень не может ограничиваться двадцатью одним укрытием либо поместьем. Количество Пожирателей Смерти исчислялось сотнями, большинство из них были состоятельными людьми, склонными к эгоизму, готовыми разделять вместе со своими единомышленниками разве что общую жажду власти и страсть к убийствам. Но даже если Рон или другие пропавшие содержались где-то ещё, нельзя было не проверить уже известные адреса.

Гермиона обстоятельно подходит к решению любых вопросов, поэтому вот уже три часа они планируют свою вылазку, закрывшись в спальне с таким количеством наложенных запирающих и заглушающих заклинаний, что реши их кто-нибудь прервать, он обязательно заподозрил бы что-то неладное. У них есть сумка с портключами в различные убежища, карты и план из десяти страниц — друзья странно косятся на Гермиону, когда она анализирует его, используя шахматную доску.

К операции всё готово — насколько это возможно в данной ситуации, и едва они это понимают, их начинают переполнять энтузиазм и решительность. Они понятия не имеют, что их ждёт, к тому же их слишком мало — и по позвоночнику ползёт страх, но к этому чувству они уже давно привыкли. И тем не менее все пятеро подпрыгивают от неожиданности, а Лаванда жалобно взвизгивает, когда дверная ручка начинает дёргаться.

Они с тревогой впиваются глазами в бронзовый шар, не смея ни вздохнуть, ни пошевелиться, словно и вовсе не пользовались заглушающими чарами. По другую сторону двери воцаряется тишина, но вот ручка дёргается снова — в этот раз яростнее и будто бы раздражённее.

— Кто бы это мог быть? Все уже разошлись по своим спальням, чары наложены… Наложены ведь? — шёпотом озвучивает Лаванда общее сомнение.

— Люпин?

— Может, не стоит реагировать?

— А мы и не собираемся.

— А что, если что-то случилось? И нужна наша помощь? — спрашивает Гермиона, при этом не делая ни единой попытки двинуться. Из-за двери не доносится ни звука, пока что-то с силой не обрушивается на деревянное полотно.

— Вот чёрт!

— Спасайся! — Лаванда будто бы опять стала восьмилетней девчонкой, которую застукали родители, — она вскакивает и начинает метаться по комнате. Такого она не позволяла себе даже тогда, когда за дверью стояли Пожиратели Смерти.

— Всё прячем! — орёт Симус и тут же хватает сумку с портключами и забрасывает её в свой чемодан — захлопнув крышку, для надёжности усаживается сверху.

Гарольд демонстрирует абсолютную бесполезность, сбивая на пол шахматную доску, — можно подумать, их может выдать безобидная игра. Лаванда засовывает карты за резинку своих штанов и прикрывает их футболкой. Джастин, несмотря на понимание необходимости спрятать улики, замирает прямо посреди комнаты, подняв руки к плечам. Гермиона запихивает в свою наволочку планы, маркеры и списки.

Наверное, тот невинный вид, который они пытаются принять, пока Гарольд приоткрывает дверь, комичен. Но едва Гермиона замечает в образовавшейся щели плечо, руку и длинные пальцы, у неё снова перехватывает дыхание. Гарольд вдруг замирает — Гермиона уже почти целиком видит лицо незваного гостя: на его скулах пламенеет румянец, дыхание по непонятной причине сбито. Малфой не сводит с Гарольда глаз, и Гермиона чертыхается сквозь зубы, разглядев бьющуюся на виске у Драко жилку. Она знает, при каких ещё обстоятельствах его тело так реагирует, — но сейчас явно не они.

При этой мысли она оглядывается на своих соучастников, пытаясь оценить, о многом ли те догадались. Вряд ли нормальным является то, что парень ломится в спальню девушки посреди ночи. И судя по тому, как ёрзает Лаванда и опускает руки Джастин, они поняли достаточно. Но тут Гермионе приходит в голову вопрос: а не всё ли ей равно?

Малфой молчит целую минуту, даже после того, как Гарольд спрашивает, что ему надо. От его напряжённой позы веет угрозой. Гермиона видела его в таком состоянии только во время операций и в те моменты, когда её собственный гнев сглаживал остроту его реакции. Гарольд пятится назад, и дверь открывается достаточно, чтобы Малфой мог разглядеть сначала Лаванду, а потом и Джастина. Он резко выдыхает, его плечи медленно опускаются. Рука, стиснувшая палочку, постепенно разжимается, и только тогда Драко переводит глаза на Гермиону.

Её пронзает догадка, почему он так разозлился, и в животе начинает зарождаться чувство, которое она не смеет назвать радостным возбуждением. Драко оценивающе оглядывает её, и она чуть ли не смеётся при мысли о себе и Гарольде — вместе, но нынешняя ситуация не располагает к веселью. Едва ли Гермиона ещё когда-либо сталкивалась с мужчиной, так сильно её приревновавшим, и это поражает настолько, что она грезит наяву, как бросилась бы Малфою на шею, будь они в комнате одни.

Он впечатывает ладонь в створку, выбивая её из рук Гарольда, и заходит в комнату. Тот отступает, и Драко захлопывает дверь за своей спиной, не спуская при этом взгляда с Гермионы — она бы ни за что не призналась в том, как тяжело сейчас дышит. Он смотрит на нее с хищным выражением — но совсем не с тем, к которому она привыкла. Малфой будто бы что-то подсчитывает и прикидывает, и вкупе с ухмылкой создаётся впечатление, что ему известно нечто большее, и вряд ли его занимают планы, как убедить Гермиону вытворять всё то, что ему нравится.