Тем не менее, покидая дом, Гермиона испытывает удовлетворение: она больше не ощущает неуверенности в выборе тем для беседы и не переживает по поводу молчания в компании Малфоя. Та лёгкая неловкость, что всегда царила в его присутствии, растворилась, и теперь она чувствует себя рядом с ним так же комфортно, как в обществе родителей и двух лучших друзей. По идее, Гермионе должно быть страшно, что она сближается с тем, от кого обязана прятать своё сердце, но она приходит к выводу, что для этого в происходящем кроется слишком много хорошего.
День: 1319; Время: 8
Она доставляет посылку в маленькую хижину в сельской местности, которая на самом деле представляет из себя магически расширенное убежище, дающее кров пятидесяти детям и заботящемуся о них персоналу. Гермиона проводит там целую неделю, играя с юными подопечными и делая всё возможное, чтобы помочь больным и раненым. В груди клокочет смесь из грусти и надежды, и именно здесь она понимает, чем хотела бы заниматься после окончания войны.
Мадам Помфри, отвечающая за этот приют, предлагает Гермионе пройти у неё стажировку при первой же возможности, и та с готовностью соглашается. Ей кажется, что как раз в этом и заключается её предназначение… в помощи людям.
— Возвращайся, когда сможешь.
— Обязательно. Спасибо, — Гермиона улыбается, обнимает целительницу и уходит, найдя, наконец, цель в жизни.
День: 1333; Время: 11
— Я думала, ты погиб.
На его лице мелькает замешательство и ещё какая-то эмоция — учитывая, что перед ней Малфой, это может быть что угодно.
— Почему?
В голове всплывает образ клочка бумаги с написанными наспех датой и названием города. Гермиона думает о том, что едва узнав о плачевных результатах операции, она отправилась на площадь Гриммо, о том, что МакГонадалл сказала, будто все выжившие находятся там же… и что Драко она не увидела. В мозгу крутятся мысли о том, как именно Малфой относится к доверию и личному пространству и как бы он взбесился, узнав, что Гермиона просматривала его вещи. Пусть они и не были спрятаны.
— Не знаю, — глядя на него исподлобья, она пожимает плечами. Чудовищная ложь.
Соври она лучше, наверняка бы Малфой всё равно это заметил. Он смотрит на неё так, как когда-то смотрел на Пэнси, — а в тот раз даже Гермиона понимала, что Паркинсон безбожно врёт. Прежде чем отвести глаза, он долгие пять секунд сверлит её пристальным взглядом. Не задает никаких вопросов — ей кажется, он понимает их бессмысленность. В конце концов, он же жив, верно? Вот и всё. Только это имеет значение.
День: 1333; Время: 23
Он перекатывает их так, что Гермиона оказывается сверху — и встречает его взгляд в замешательстве. Малфой облизывает губы, обхватывает её бедра и сначала тянет её вверх, а потом опускает обратно. Гермиона со стоном прижимает ладони к его груди — её смущение растворяется под напором ощущений. Она двигается вместе с Драко, подчиняясь его рукам, которые ползут к её соскам, едва она улавливает требуемый ритм.
Гермиона не против эксперимента, её обычная робость вытесняется острой жаждой и любопытством: меняя угол и темп, она, наконец, находит все те положения, что доставляют удовольствие им обоим. Вжимаясь в Малфоя, она выгибает спину и закусывает губу.
— Да, Грейнджер, — выдыхает он. — Да, вот так.
И Гермиона вдруг обнаруживает, что ей нравится быть сверху. Быть тем, кто контролирует ситуацию. Наверняка по выражению её лица это понял и Драко: улыбнувшись, он вскидывает бёдра, и она глубоко на него насаживается, скользя руками по его торсу.
День: 1340; Время: 10
Гермиона с грохотом опускает сковородку на горелку и хватается за ручку плиты. Она бы сейчас её вырвала, если бы сама каждый раз не расстраивалась, что все остальные уже вышли из строя.
— Я что-то натворил? — осторожно спрашивает Энтони, Гермиона в ответ заходится фальшивым и раздражённым смехом.
— Что? Ты? Нет. Нет. Это всё этот… заносчивый, злобный ублюдок.
— Грейнджер, обо мне говоришь?
Гермиона рычит от злости, хотя потом лишь посмеётся, вспоминая, какие именно характеристики заставили Малфоя сделать такое предположение.
— Вы тут все с комплексами, что ли? Полагаете, мир вращается лишь вокруг вас?
— Кажется, дело совсем плохо, — неуверенно замечает Энтони.
— Нет, что ты, ничего плохого. Всё в полном порядке, просто я скоро умру. И вот как раз поэтому всё просто отлично. Я же в руках профессионала, так что не сомневаюсь: сдохну я очень профессионально!
Она рывком распахивает дверцу холодильника, и та врезается в столешницу. Энтони морщится, прежде чем снова подать голос:
— Проблема в операции?
— Конец света, вот как это называется.
— Почему ты не перепишешь план, как мы уже проделывали раньше?
Гермиона поворачивается к Энтони лицом, и тот машет рукой в сторону Малфоя.
Обычно Малфой занимается планированием только тех миссий, в которых принимает участие сам. Но в последнее время он стал неофициально разрабатывать почти что каждую операцию. Не все в курсе, но если нужна хорошая стратегия, идти стоит к Драко. При наличии свободного времени он частенько откликается на такие просьбы, но помогает только тем, кому сочтёт нужным. У Гермионы есть подозрение: люди обращаются к нему не столько потому, что Малфой один из лучших стратегов, не гнушающийся изменениями уже утверждённого плана, а потому, что, застукай их руководство, отвечать придётся ему. Все попросившие об услуге оказываются его должниками, а потребовать он может всё, что угодно. Но как-то так сложилось, что обязательства перед Малфоем померкли перед угрозой смерти.
В его блокноте осталась всего пара десятков страниц — исписанные он вырывает. Гермиона помнит, как однажды застала Малфоя на заднем дворе: бумажные шарики, загораясь, разлетались по траве, словно феи. А ветер нёс тёмно-серый дым и пепел, оседающие на одежде и коже.
— Потому что не могу. Этот чёртов аврор удостоверился, что мы все разошлись. Он вполне доходчиво объяснил, что никакие изменения вноситься не будут. Даже если я что-то придумаю, у меня не получится проинформировать всех членов команды о новом плане. Так что мы в заднице. Мы все просто… эх!
Гермиона слишком зла, чтобы оставаться на одном месте, — она вылетает из кухни, оставляя за спиной Энтони: тот медленно выключает горелку, глядя подруге вслед.
Постепенно ярость Гермионы утихает, но в её груди по-прежнему бурлят волнение и беспокойство. Выныривая из своих мыслей, она испуганно вздрагивает, услышав громкий вздох и заметив светлую шевелюру. Малфой ворчит и ругается себе под нос, жалуясь на мебель и мебельщиков, — он подтаскивает диван к журнальному столику. Покончив с этим, слегка раскрасневшийся, он сдавленно выдыхает и плюхается на сиденье.
Откидываясь назад и устраиваясь со всем возможным комфортом, Драко сверлит Гермиону пристальным взглядом. Та моргает и переводит глаза на книгу, которую вот уже час пытается читать.
— Грейнджер, ты знаешь, что служит двигателем революции?
— Сердце.
— Мне кажется, нечто иное. Я бы назвал это готовностью. Готовность пойти на риск и пожертвовать всем в надежде на достижение того, без чего ты не мыслишь своего существования. Твоя жизнь, твои права, собственность, семья… да что угодно. Готовность иметь дело с последствиями своего бунта в независимости от успеха или поражения.
Гермиона закрывает книгу, откладывает её в сторону и, всматриваясь в Малфоя, пытается понять: это монолог или диалог? Она не знает, что на это ответить — кроме как, наверное, согласиться, — но слова, замершие на языке, кажутся какими-то жалкими.
— Требуется недюжинная сила и храбрость, чтобы решиться иметь дело с катастрофическими последствиями. Но если ты идёшь на такой риск, это значит, он того стоит. Грейнджер, ты готова отвечать за свои поступки?
— Последствия чего?
— Твоей операции.
— Я… Что именно ты имеешь в виду?
— Ты готова разработать другой план для возможного спасения ваших жизней?