Гермиона вспыхивает.

— Это не интересно, к тому же там нет ничего, чего бы я не знала. Так что…

Она замолкает и краснеет ещё сильнее, когда Малфой похабно ухмыляется.

— Так ты хорошо подкована в вопросах безопасного маггловского секса, да?

Гермиона едва не спотыкается на пути к телевизору и, лишь отвернув лицо, отвечает.

— Это не твоего ума дело.

— Я… Эй, верни назад.

— Неа, — бормочет она, нажимая на кнопку.

Гермиона переключает каналы, пока не находит кажущийся приемлемым фильм: актеры одеты в викторианские платья, женщины хихикают, реагируя на проходящих мимо кавалеров. Гермиона задирает нос и возвращается на место. Малфой смотрит на неё и фыркает, снова давя на кнопки.

— Думаю, мы можем посмотреть это.

— Или я просто встану и переключу, но тогда опущусь до твоего детского уровня.

Теперь она сверлит его взглядом.

— По-детски было смотреть то, что я не хотела.

— Детское самомнение заключается в том, что кто-то может прийти и поменять программу, которую другой человек смотрел до этого уже полчаса, только потому, что этот кто-то не желает её смотреть.

— Детскость — это нежелание делиться, когда…

— Или вот так вот спорить, — он поворачивается к ней — бровь вскинута, а выражение лица неимоверно надменное. Если, конечно, не брать в расчёт непарные носки, которые Гермиона заметила по пути к креслу, или перемазанные маслом от попкорна пальцы.

Гермиона пыхтит, но тут же жалеет об этом, вспоминая, каким смешным ей казалось его сопение, когда она переключала каналы. Она разворачивается обратно к экрану и игнорирует Малфоя, пытаясь сосредоточиться на героине, которую очаровывает относительно привлекательный герой.

Наступает благословенная тишина: из комнаты Лаванды не доносится ни звука, и даже сосед, расположившийся от неё в пяти футах, помалкивает. Гермиону так захватывают события на экране, что, когда раздаётся голос Малфоя, она подпрыгивает от неожиданности.

— Он слюнтяй.

— Что?

— В этом вся проблема киношных образов. Ну какой нормальный мужчина будет вести себя так? Цитировать стихи, пять минут наглаживать её чёртовы руки. Я категорически не понимаю, как ты можешь это выносить, не говоря уж о том, чтобы верить в подобное.

— Есть такие мужчины… — под его взглядом Гермиона замолкает. — Ну, может, женщины хотят верить, что похожие мужчины существуют.

Он с отвращением морщит нос.

— Зачем? Ты на полном серьёзе стараешься меня убедить, что тебе бы понравилось… такое?

Он кивает в сторону телевизора, на экране которого герой, отчаянно жестикулируя, разражается стихотворной тирадой. Гермиона пару мгновений за этим наблюдает, а потом хихикает. И вряд ли она издавала такой звук хоть раз с тех самых пор, как ей исполнилось пять.

— Может быть, нет.

Малфой хмыкает, давая понять, что он не сомневался в своей правоте.

— Но я бы всё равно оценила. Это очаровательно.

— Это тошнотворно. Женщинам скармливают вот такие образы, и они начинают себе что-то выдумывать, хотя в реальности мужчины себя так не ведут. Вы сами себя разочаровываете.

— Малфой, иногда бывает мило притвориться.

— Да меня вывернет от такого.

— Но это не так уж плохо.

— Ты не можешь утверждать, что на самом деле тебя возбуждают эти романтические сопли. Это просто чушь.

— Это немного смешно, но по крайней мере лучше, чем твоя предыдущая передача.

Он смотрит на неё так, будто подслушал, как она выбалтывает кому-то неприличный секрет.

— Так ты… скрытый романтик, Грейнджер? Предпочитаешь сексу поэзию, м-м-м?

Она в очередной раз краснеет — просто невероятное количество раз за этот вечер.

— Я не романтик. Я здравомыслящий человек, а любовь безрассудна.

Он изучает Гермиону с таким видом, будто вывел её на чистую воду, и с хитрой улыбкой отворачивается к экрану. В течение трёх секунд Малфой хранит молчание, затем фыркает, вскидывая на неё взгляд.

— Он только что сравнил её волосы с грязью.

— Он сказал, что она прекрасна, как природа, а её волосы… как…

— Как грязь.

Гермиона искренне смеётся.

День: 796; Время: 22

Двухэтажное здание с разрушенными башнями, которое венчает полуобвалившаяся крыша, сложено из щербатых и потрескавшихся камней. Тёмные толстые лозы, переплетаясь, обвивают стены, ветер завывает в ветвях мёртвых деревьев, которые разбросаны тут и там по неплодородной земле.

— Здесь жутко, — шепчет Дин.

— А я думаю, здесь красиво, готическая атмосфера, — тихо отвечает Гермиона, и Дин странно косится на неё.

— Не обращай внимания, Томас. Очевидно, она смотрит на вещи через призму романтики, — Малфой замолкает, встречая взгляд Гермионы, а потом продолжает: — Примите во внимание подозрительную тишину — вы должны быть начеку. Внутри может поджидать что угодно, и всем стоит помнить об этом.

Конец метлы, лежащей у Малфоя на плече, чуть не задевает Гермиону по лицу, и она отступает, избегая удара. Дин тоже делает шаг в сторону, и под его ногой громко хрустит ветка. Малфой останавливается, поворачивается и вскидывает руку в предупреждающем жесте, сердито сверля глазами именно Гермиону.

Он оглядывается на здание, будто там действительно может кто-то быть, снова смотрит на Гермиону и даёт знак продолжать движение. Она злится, несправедливый упрёк лишь сильнее её распаляет, и отвечает Малфою тяжёлым взглядом.

Он до самого последнего момента не говорил о необходимости полётов при выполнении операции, и когда Гермиона заметила, что ничего подобного не упоминалось в ходе обсуждения, Малфой просто ответил, что сообщает об этом сейчас, и тут нет никакой разницы. Насколько Гермиона может судить, Малфой никогда не перестанет быть напыщенным мерзавцем.

Он останавливает их около здания и даёт команду по одному влететь в разрушенный оконный проём. Гермиона с каждой минутой нервничает всё сильнее.

— Я плохо летаю.

Он ворчит, потому что наверняка предвидел такой поворот.

— Ты брала базовые уроки в Хогвартсе?

— Да, но…

— Тогда ты знаешь достаточно.

— Я помогу тебе, — предлагает Невилл, как только Малфой уносится, и мягко кладёт руку Гермионе на плечо, потому что знает, насколько сильно она ненавидит полеты.

Тем не менее Гермиона отказывается, хоть это и было бы самым простым выходом. Малфой наверняка решит, что Гермиона ни на что не способная трусиха, прими она эту помощь. И пусть они схожи с Малфоем в том, что им обоим не нравится показывать своё неумение, Гермиона не собирается позволять унижать себя.

Лишь с третьей попытки метла отрывается от земли и теперь беспокойно дёргается из-за волнения наездницы. Гермиона медленно поднимается, древко раскачивается, будто детские качели, и от этого наваливается тошнота. Едва Гермиона замирает напротив окна, сердце ускоряет свой бег. Она не смеет ступить на стекло, как это только что сделал Малфой, и не уверена, что сможет ничего не задеть.

Наклоняясь вперёд, Гермиона слишком сильно нажимает на черенок — сказываются страх и нехватка опыта. Малфою, статуей замершему у стены, приходится схватить метлу до того, как та врежется в стену. От этого движения Гермиону дёргает в сторону, и она замечает хмурое выражение его лица прежде, чем её переворачивает, и она оказывается вверх тормашками.

Шокированная и смущённая, она шумно выдыхает и мрачнеет ещё больше, когда рядом слышится хихиканье Энтони. Она отчаянно вцепляется в древко, стараясь не издать ни звука, как вдруг возвращается в нормальное положение. Гермионе требуется секунда, чтобы оценить случившееся и заметить расплывающуюся ухмылку на лице Малфоя, но она слишком расстроена, чтобы злиться. От тихого смеха плечи Малфоя трясутся, и он жестом даёт понять, чтобы Гермиона слезала, пока он держит её метлу.

Чтобы не рухнуть на подкашивающихся ногах и тем самым не ухудшить ситуацию, она хватается за его плечо. Гермиона думает, что её прикосновение заткнет Малфою рот, и хотя он действительно замолкает, но вопреки её ожиданиям разозлённым не выглядит. Он смотрит на неё с бесстрастным выражением, стоит спокойно и тихо, пока она не убирает ладонь.